Сказание о Бахраме Чубина из «Шахнаме»

Когда Хосров услышал, что к стадам

Волк выбежал из леса, что Бахрам

Стал во главе нежданного похода,

Что войско свет затмило небосвода, —

Харроду молвил шах: «Ты стар и сед,

Найди же выход и подай совет.

Ты всех умней в Туране и в Иране,

Остер язык твой, разум полон знаний».

Раскрыл врата сокровищниц Хосров,

Мечей, каменьев, денег, поясов

Достал он столько, что Харрод смутился

И мысленно к Яздану обратился.

В Китай, с дарами, он пустился в путь.

Джейхун минуя, в степь решил свернуть.

Приблизился Харрод к дворцу хакана…

Услышав о прибытье каравана,

Хакан украсил золотой престол,

Велел, чтоб во дворец вступил посол.

Склонившись пред царем, сказал иранец:

«Прикажешь — рот откроет чужестранец».

Сказал хакан: «От сладости речей

Сердца у старцев бьются горячей.

Известно нам, что кожуре плодовой

Неизреченное подобно слово,

А слово изреченное — зерно,

И пусть на пользу нам пойдет оно».

Харрод сказал: «От бога мы зависим,

Лишь следуя творцу, себя возвысим.

Тот на престоле счастьем осенен,

А этот издает протяжный стон.

Тот этого считает втайне лишним,

Но тот и этот созданы всевышним.

Великим или малым сим — равно

Быть горстью праха тленного дано.

Скажи: кто Кай-Хосрова был знатнее?

Исфандиора гордого сильнее?

Кто, как Рустам, для славных битв окреп?

И что ж? У всех одно жилище: склеп.

Они, стремясь к целебной влаге славы,

Вкусили только яда и отравы.

Иранский шах — твой свойственник и друг.

Хосров, по матери, — хакана внук.

Хосров печалится твоей тоскою

И радуется твоему покою.

Не забывай, хакан, семейных уз,

Пусть заново окрепнет ваш союз,

Глава Ирана и венец Ирана

Пусть будут прахом для стопы хакана!»

Так тонко говорил Харрод Бурзин.

Внимал ему Китая властелин

И молвил так: «Мой гость, носитель знаний!

Когда тебе подобный есть в Иране,

То этот муж воистину велик

Затем, что в тайну бытия проник!»

Харрод велел дары внести скорее.

Их цену подсчитали казначеи.

Хакан, оказывая гостю честь,

Харроду приказал поближе сесть.

Сказал: «Дары считают казначеи,

Но для меня ты всех даров ценнее.

Проси меня о чем-нибудь, мудрец,

Я — твой должник, о разума венец!»

Стал неразлучен с гостем царь державы,

С Харродом он делил пиры, забавы,

С Харродом наслаждался он вином,

С Харродом он охотился вдвоем.

Харрод однажды выбрал день, и смело

Посланец шаха принялся за дело.

Сказал: «Из грязи вышел Чубина.

Он — Ахриман, душа его черна.

Он продал тех, чей род высок издревле:

Корысть — монеты ломаной дешевле.

Безвестною была его судьба,

Из ничего Ормузд вознес раба.

Как верно он тебе сейчас ни служит,

Злодей свое коварство обнаружит.

Он продал царство — и тебя продаст.

Он предал шаха — и тебя предаст.

Но если шаху ты его отправишь,

От бремени Хосрова ты избавишь.

Тогда не только край отцов — Китай, —

Иран своим владением считай!»

Хакан взглянул на гостя мрачным взором:

«С тем витязем я связан договором.

Не надо злоязычья твоего,

Не омрачай величья моего.

Того, кто клятвенным словам изменит,

Могила саваном своим оденет».

Харрод увидел: все его труды —

Дерев бесплодных мнимые плоды.

Властитель на своем стоит упрямо,

И никогда не выдаст он Бахрама.

Харрод решил свернуть с того пути,

К царице доступ он решил найти.

Пришел он к ней, кляня свой жребий черный.

Попался под руку ему придворный,

Который охранял ее гарем.

Харрод поговорил с придворным тем,

Своим доверием его почтил он, —

Служителю ничтожному польстил он:

«Ты обо мне царице доложи,

Хочу писцом служить у госпожи».

Ответствовал гаремный тот придворный:

«Не увлекайся ты мечтою вздорной

Затем, что муж царевны — Чубина,

А мать ее, как с сыном, с ним дружна.

Коль ты писец, найди другое средство,

Но берегись и ветерка соседства!»

Харрод не выбрался из тупика,

Не видел ни основы, ни утка…

Кулун, туранец нищий, жил в то время,

Влачил всеобщего презренья бремя,

Питался лишь болтушкой просяной,

Ходил в тулупе летом и зимой.

Харрод велел позвать его с дороги,

В роскошном поселил его чертоге,

Средь знати место для него нашел

И не садился без него за стол.

Он дал ему диргемы и динары,

И зажил богачом туранец старый.

Был многодумен, терпелив Харрод,

Он ждал, чтоб наступил его черед.

Царицы страж и будущий посредник —

Харрода был единый собеседник.

Молчал Харрод о замысле своем,

К хакану попадая на прием.

Сказал ему однажды страж гаремный:

«Ты грамотен, вельможа чужеземный,

Но если б ты искусным был врачом,

То не нуждался бы теперь ни в чем,

К царице был бы близок постоянно,

Затем, что заболела дочь хакана».

А тот: «Я врачевания знаток,

К царевне приведи меня в чертог».

Придворный быстро побежал к царице:

Мол, появился мудрый врач в столице.

Сказала та: «Ищу я лекарей,

Будь счастлив, приведи его скорей!»

Придворный поспешил к покоям друга:

«Ступай, лечи царевну от недуга,

И днем, и ночью будь настороже,

Себя не называй ты госпоже».

К царевне врач вошел, слезами встречен,

И обнаружил, что болела печень.

Гранатовый подать велел он сок

И тыкву, что росла среди осок,

Потребовал, чтоб принесли цикорий,

И снадобье он приготовил вскоре.

Царевну снадобьем поил семь дней.

Опять здоровье возвратилось к ней,

Опять она с луной могла сравниться,

Покой и радость обрела царица,

Велела, чтоб Харроду принесли

Халаты, золотые кошели,

И молвила: «Вот малая награда.

Захочешь, дам тебе я все, что надо».

А тот: «Я не возьму даров у вас,

А нужно будет — к вам приду тотчас».

Так лекарем прослыл он самым первым,

А в это время был Бахрам под Мервом.

Павлиньей пышностью украсив рать,

Отправил он гонца, велел сказать:

«Хакан, будь бдителен, не выпуская

В Иран людей Турана и Китая,

Чтобы не мог о нас узнать Хосров:

Такая весть дороже всех даров».

Хакан изрек: «Пусть помнит о расплате

Тот, кто уедет без моей печати:

Велю его рассечь я пополам!

Ни за какие деньги не продам

На выезд незаконный разрешенья:

С Ираном мною прерваны сношенья».

Два месяца в Китае жил Харрод.

Не двигались его труды вперед.

Однажды — ночь была тогда безлунна —

С душой стесненной он призвал Кулуна.

Сказал ему: «Таков земной приют:

И дня без горя люди не живут!

А ты живешь, не ведая кручины,

Забыты просо и тулуп овчинный,

Теперь твой стол обилен и богат,

И златотканый на тебе халат.

Нужду терпел ты, ругань слушал часто,

Теперь тебе перевалило за сто,

Ты, наконец, избавился от бед

И счастлив ты, что прожил столько лет

Есть дело для тебя. Оно опасно.

Добудь престол или умри безгласно.

Достану я властителя печать,

Тебе в Иран придется путь держать.

Тайком ли, явно, криво или прямо,

А должен ты добраться до Бахрама.

Тулуп дырявый снова ты надень,

И, спрятав нож, ступай в счастливый день.

Бахраму на глаза не попадайся:

Ты дня его рожденья дожидайся, —

Считает он его несчастным днем, —

Давно, в тоске, мы дня такого ждем!

Он в этот день сидит в румийской ткани,

Не одевается в одежды брани.

Приблизишься ты к страже, говоря:

«Принес я весть от дочери царя».

В доверие войди ты к приближенным,

Нож в рукаве держи ты обнаженным.

Скажи, оставшись с ним наедине:

«Вот что царевна приказала мне:

«Поведай тайные слова супругу,

Не доверяй их ни слуге, ни другу».

Он спросит: «Что за тайные слова?»

Тогда ты вынешь нож из рукава,

Ты снизу доверху живот распорешь —

Бахрама смерть своим ножом ускоришь.

Застонет он, — все побегут кругом,

Кто за конем, кто за своим добром:

Ведь каждый лишь к своим делам привязан, —

Поэтому не будешь ты наказан.

А если даже будешь ты убит,

То разве мало ты познал обид,

Тревог, счастливых лет и лихолетий,

И разве мало прожил ты на свете?

Зато исполнишь ты святую месть,

Отплатишь за поруганную честь

Всем тем, кто издевался над тобою,

Кто над твоей смеялся нищетою.

А если ты останешься в живых,

Хозяином ты будешь благ земных,

Получишь от Парвиза награжденье:

Тебе отдаст он город во владенье!»