Глава двадцать пятая Ослепление Ормузда родственниками Хосрова Бандуем и Густахмом

В Багдаде быстро слухи появились,

Что во дворце приемы прекратились.

Тот говорил: «Бахрам идет с войной,

Чтоб овладеть престолом и страной».

Другой: «Хосров привел войска для брани,

Владычествовать хочет он в Иране».

Делами царства были смущены

Мужи совета и мужи войны.

Рабы, мечтая воевать со знатью,

Вдруг перешли от похвалы к проклятью.

Стекались воеводы во дворец, —

Ормузд увидел в этом свой конец.

Войдя в зинданы и сердца волнуя,

Достигла весть Густахма и Бандуя,

Что миродержца сумрачен удел,

Крамольный дух умами овладел.

Отправили те двое из темницы

Своих людей на площади столицы,

Велев узнать им от господ и слуг,

Насколько справедлив тревожный слух.

Поняв, что день настал их долгожданный,

Они открыли тюрьмы и зинданы,

Повиновенья перешли рубеж

И подняли неслыханный мятеж.

Бездействовала стража городская,

Толпу вооруженных пропуская.

Бандуй с Густахмом были впереди, —

Мятежников опасные вожди.

Сама земля, казалось, закипела!

Приблизясь к воинам Ормузда смело,

Толпа глаза омыла от стыда,

А воинам Густахм сказал тогда:

«Пусть убедится шахская дружина,

Что преходяща сила властелина;

Вы слабыми считать нас не должны;

Хотите вы, иранские сыны,

Пойти, во имя предков, с нами вместе

И препоясаться для славной мести?

Ормузда не считайте вы царем,

На трон другого шаха возведем,

Чтоб для Ормузда горькими навеки

Ирана стали сладостные реки.

А не поможете вы нам сейчас, —

На произвол судьбы покинем вас.

Мы где-нибудь приют себе отыщем,

Чтоб край далекий нашим стал жилищем».

От этой речи вспыхнули сердца.

Сказали охранители дворца:

«Не ведал мир такого властелина,

Что руки обагрил бы кровью сына».

Вошли они, ликуя, во дворец,

Сорвали с шахской головы венец,

Свалили шаха перед шахским троном,

Глаза железом выжгли раскаленным,

Затем оставили его в живых,

Ушли, набрав сокровищ дорогих.

Померкло царствования светило,

Судьбы превратность небо нам явило.

Да не привяжется душа твоя

К непрочному чертогу бытия,

То радость в нем ты познаешь, то горе.

С добром и злом не состязайся в споре.

Живи сто лет или сто тысяч лет, —

Что ныне — мощь, в том завтра силы нет.

Влеком к добру, не говори плохого,

Да не услышишь сам плохого слова.

Загрузка...