Сломать отличницу

22. Василина

Проспала…

Впервые за всю школьную жизнь я так тотально проспала! Телефон потух уже пятый раз, пока я уговариваю себя согласиться, что сейчас полдесятого.

К концу подходит второй урок, мама дорогая!

По телу пробегает холодок и меня начинает резко знобить, нервы превращаются в оголённые провода, взглядом ищу поддержки у какой-нибудь безделушки в комнате, но бестолку.

Только неуважительного пропуска в начале года мне не хватало для полноты картины!

Телефон в руке вибрирует, и я тут же открываю сообщение.

Мамочка: «Доброе утро. Будить не стали, отоспись сегодня, Василин. Наталью Юрьевну я предупредила, не переживай!»

Перечитываю сообщение снова и снова, словно что-то может измениться. Но нет, оно не пропадает, не меняется.

Мама, как же я тебя люблю!

Посылаю лучи благодарности и обожания моей родной. Она никогда не забывает обо мне в суматохе, а ведь у самой проблем выше крыши. Как же сложно, наверное, быть мамой!

Тело постепенно ловит свой личный дзен, и я, потянувшись, отбрасываю плед. Нужно извлечь максимум выгоды из незапланированного выходного. Но для начала неплохо было бы позавтракать.

Умывшись, спускаюсь на кухню и нахожу на столе прикрытую тарелку с омлетом, рядом с которой на блюдце лежат бутерброды с сёмгой и с красной икрой. Остаётся только заварить чай, и завтрак готов. Когда-нибудь и у меня получится всё успевать и быть мегафункциональной и полезной!

За завтраком включаю подборку избранных композиций на телефоне, и настроение взлетает на первой космической.

А мои там, наверное, на английском пыхтят… Что ж, бывает и такое разделение труда!

Не думаю об этой несправедливости, ведь я не числюсь в прогульщиках, вряд ли кто-то заподозрит, что я отлыниваю, тем более важный пробник не пропустила, а сегодня никаких проверочных и самостоялок не намечалось.

Живём!

— «Комбат-батяня, батяня-комбат, ты сердце не прятал за спины ребят…» — радость затапливает меня с головой, начинаю подпевать Любэ, чья песня заиграла следующей.

Мою посуду за собой и за родителями. Хоть что-то они не успели! Прибираюсь на кухне, и так увлекаюсь, что генералю почти весь дом. Добравшись до своей комнаты, вспоминаю: выходной от школы не равно свобода от учёбы.

Тщательно осмотрев комнату, одёргиваю себя, уберусь в воскресенье, сейчас глупо терять время, с виду и так всё чисто.

Включаю ноутбук и, пока он грузится, захожу в соцсети на телефоне. Странно, но никто не писал мне и не спрашивал, где пропала. Никто, кроме Атласова…

А ведь я ему ещё на то сообщение не отреагировала.

Открываю наш чат и зависаю, раздумывая над ответом.

Что я теряю, если попробую новый вид подготовки? Ничего, ведь её всегда можно будет прекратить.

Что я получу от общения с Атласовым? Ничего хорошего, если Зарина права на его счёт, и он ничего не делает просто так.

Выиграю ли я, если соглашусь на совместную подготовку, а спустя какое-то время прекращу занятия? Да, ведь он обещал больше никогда не беспокоить.

Получается, я почти в любом случае буду в выигрыше, не такой уж и плохой расклад. А если дело выгорит, и первый же пробник покажет результат либо сама Татьяна Александровна заметит подвижки, то…

Мы можем друг друга использовать, раз выгодно обоим.

Кусая губы, быстро набираю ответ, чтобы не передумать.

Василина: «Доброе утро. Буду в школе завтра. Давай попробуем».

Роняю голову на сложенные руки, назад пути нет, сообщение удалить уже не получится, Атласов опять сидит в сети и уже даже печатает ответ.

Любимый: «Я рад, Белова Василина! Начнём сегодня, повтори время правления первых русских князей».

Деловая колбаса!

Невольно улыбаюсь, ругая себя последними словами, но знакомство с Родионом, пожалуй, самое чудаковатое в моей жизни, из рубрики «нарочно не придумать». И самое невероятное, что я начинаю привыкать к его стилю, а это очень, очень опасно!

Отложив телефон подальше, но на всякий случай выключив беззвучный, открываю сайт Решу ЕГЭ, нахожу вариант и начинаю перепроверять допущенные ночью ошибки.

Пару раз звонит мама, спросить, выспалась ли я и как мои дела. По её голосу понимаю, что на работе всё ещё не выправилось, поэтому пространными разговорами и расспросами не отвлекаю.

Время проходит незаметно, и я едва успеваю вспомнить, что нужно повторить первых князей.

Достаю с полки одну из самых своих увесистых блочных тетрадей, открываю и с первых же страниц окунаюсь в правление Рюрика, Олега, Игоря, Ольги и всех первых Рюриковичей.

За окном полыхает закат, отвлекая меня своей чарующей красотой. Поднимаю глаза от записей, и устало вздыхаю.

Интересно, на сколько часов хватило моей гиперусидчивости? Встаю, чтобы сделать лёгкую разминку, чувствую, как все мышцы забились.

Пока выполняю приседания, выпады, отжимания, вечер неминуемо пожирает солнце, а комната потихоньку лишается оранжеватых всполохов.

Скоро придут родители, нужно приготовить ужин!

Оставив всё на столе, спускаюсь на первый этаж посмотреть, что есть в холодильнике, не нужно ли заказать каких-нибудь продуктов, пока есть время.

В заднем кармане домашних штанов пиликает телефон, достаю его, чтобы посмотреть, кто вдруг вспомнил о моём существовании.

Любимый: «Выходи».

Ёшки-матрёшки, уже?!

Нет-нет, сейчас никак не могу, я же не успела ужин сварганить, дома была и не нашла времени, а родители всегда могут.

Василина: «Мы можем через минут сорок хотя бы?»

Окинув взглядом полки холодильника ещё раз, понимаю, что есть всё необходимое, кроме времени!

Любимый: «Даже в гости не пригласишь?»

Кто бы сомневался, что запрятать наглую дерзость у Атласова так до конца и не получится.

Окна кухни выходят в сад, а не на дорогу, поэтому увидеть стоящих у ворот невозможно. Стрелой взмываюсь на второй этаж, но захожу не в свою, а в комнату родителей. Аккуратно поддев рукой шторы, отвожу их так, чтобы с улицы меня не было видно.

Атласов сидит на мотоцикле, уткнувшись в телефон.

Любимый: «Да, Белова Василина, я уже у ворот».

Прочитав новое сообщение, отскакиваю от окна, как ужаленная. Он отгадывает почти все мои действия и колебания! И въелся в меня, словно перманентный маркер.

Нервно сглатываю, размышляя, как же быть. Ноги, кажется, так и приросли к полу, отказываясь подчиняться бедовой голове, которая всё думает, думает и думает.

Ничего не мешает мне написать, чтобы подождал за воротами.

Ничего, кроме совести…

— Милости прошу, — распахнув калитку, говорю я, встречаясь с пронизывающе-напряженным взглядом Родиона.