Сломать отличницу

36. Василина

Наслышана ли я была о грязном лабиринте? Безусловно! Пытались ли меня туда пригласить? Конечно, сам Дима и старался.

Его я не видела два года, даже чуть больше. Разошлись мы миром, он не хотел больше танцевать, а я уже не могла искать нового партнёра. Карты сложились как нельзя удачно, но послевкусие от игры осталось.

Столько всего пережито вместе…

Перечеркнули и забыли. Поначалу мне было обидно, но потом остыло. Увидела его, такого же статного, безумно красивого, уверенного, поняла, что вовремя мы тогда закончили ездить по соревнованиям.

Никогда бы не подумала, что встретимся не где-нибудь, а в этом странном месте. И если Димка — завсегдатай таких развлечений, то его удивление абсолютно обосновано. Знала бы раньше, что выбрал Атласов, уговорила б его на что-нибудь другое.

— Подожди, — торможу Диму и останавливаюсь, чтобы обернуться и посмотреть, где застрял Родион. — Я здесь не одна.

— Ещё секунду назад ты об этом, Пума, не вспоминала! — насмешливо констатирует мой бывший партнёр.

— Выключи Титова, и я не буду включать Белову, — предупреждаю, намекая сразу на границы допустимого. И снова отворачиваюсь, ища глазами Атласова.

Да, пережито много, непростительно много, и всё-таки недостаточно, чтобы обтянуться высокомерием.

— Пойду, поищу. Была рада увидеться снова! — улыбаюсь, пожимаю руку Дениса чуть повыше локтя, прощаясь.

— Стой, Пума! — одной рукой притягивает меня за талию. — Я тут побуду ещё некоторое время. У бати юбилей. Может, увидимся на досуге?

Он упорно зовёт меня прозвищем, которое дал когда-то тренер.

— Если только ты поделишься секретом, как сдать историю на сто! — весело соглашаюсь я, высвобождаясь из захвата.

— Замётано! Напишу время и место. — наклоняется и целует меня в щёку.

— Не делал так никогда, и не стоит начинать! — журю мягко, но требовательно. — Всё, пока!

Разворачиваюсь, чтобы отправиться на поиски Атласова, но он находится сам. Стоит и испепеляет нас взглядом. Меня…

— Иди, Пума, приручай. А то от рук отбился! — хохотнув так, что смех прокатился по всем углам комнаты, Дима уходит.

У Атласова сейчас такой грозный вид, что я невольно отступаю. А он, наоборот, двигается мне навстречу, как в замедленной съёмке. Подходит почти вплотную, исследует моё лицо, всматривается в глаза, пристально, долго.

— А почему пума? — внезапно интересуется Родион, мягко стирая напряжение, а не разрывая его в клочья. Много стоит за такой выдержкой и самообладанием.

— У меня любимым костюмом был чёрный с красивыми бархатными вставками, в нём я чувствовала себя кошкой. Вот тренер и сравнил с пумой. — делюсь отчего-то шёпотом.

— А тебе нравится это прозвище? — продолжает удивлять вопросами Атласов.

Они такие аккуратные, тактичные; на него совсем не похоже. Даже температуру хочется проверить, вдруг жар на фоне перевозбуждения. Мало ли!

— Отвыкла. Теперь не очень… — сознаюсь всё так же шёпотом, словно кто-то запретил разговаривать нормально.

— А Василинка? — Атласов тоже переходит на шёпот и враз становится ближе.

Штормит. Это уже не лёгкий флирт, а тёмное обольщение.

— Только от папы…

— Хорошо, — говорит спокойно, заглядывая в душу. — Пошли, Василин, нам нужно повторить татаро-монгольское иго.

Озвучил предложение и план, а сам стоит как вкопанный. Смотрит, вглядывается, сканирует.

— Пойдём, — зачем-то вторю, хотя сама тоже остаюсь неподвижной.

— Я теперь понимаю, почему ты отбрила меня с вальсом, — весело хмыкает, но глаза по-прежнему серьёзные.

И я впервые чувствую укол совести, что поступила так…грубо.

— Глупо сравнивать…

— Да, глупо, — повторяет болезненным эхом.

— Я всё равно не буду танцевать, не дави! — чувствую, как внутри закипает негодование.

— Тянет совершить какую-то глупость… — повторяет слово в слово, как в прошлый раз.

И я наконец отмираю, судорожно вздохнув, отступаю назад и предупредительно выставляю руки перед собой. Мало ли!!!

Атласов смотрит на меня насмешливо, но взгляд тяжёлый, хищный. Не хотелось бы мне знать, что у него на уме, такой ужас нагоняют даже возможные варианты.

Пытаюсь нацепить на лицо маску безмятежности, но получается плохо. Понимаю это, когда Родион одной рукой захватывает мои и подносит к своим губам похолодевшие пальцы.

— Что ты всё проверяешь? Испытываешь? — дёргаюсь и вырываю руки. Хмурюсь, смотрю требовательно и сердито.

Глаза Атласова покраснели от пристального всматривания в меня и душу мою, вдруг он оживает и охрипшим голосом выдаёт невероятное:

— Будешь моей девушкой?