Сломать отличницу

23. Василина

Показав, куда можно загнать мотоцикл, чтобы он не стоял на дороге и не смущал наших соседей, приглашаю жестом домой.

Надо отдать должное, Атласов по сторонам не смотрит, наверное, ему и правда не очень интересно, где я живу, либо хорошо маскирует любопытство.

Дистанцию держит — уже выше всяких похвал!

— Обувь можно оставить здесь, — указывая на обувницу, говорю я, — кафель ледяной, вот тапочки.

— Обойдусь, — бросает в ответ Родион и ждёт, что я буду делать дальше.

Вспоминаю, как на заре наших тренировок партнёр вот так же испытывал моё терпение, и, надев непроницаемую маску вежливого равнодушия, провожаю Атласова в ванную.

— Здесь мыть руки, — говорю и пропускаю к раковине. — Полотенце можно взять чёрное.

— Серьёзно? — выгнув бровь, насмешливо спрашивает гость.

— Абсолютно! — отвечаю ровно, но безапелляционно.

Я на своей территории, ещё б из-за всяких десятиклассников смущаться.

Наверное, моё поведение реально изменилось, раз из глумливого взгляд Атласова становится заинтересованным. Ещё с секунду внимательно на меня смотрит, а потом всё-таки делает, как я сказала.

— Будут ещё указания? — выстреливает мне в спину, когда идём на кухню.

Показывать весь дом не собираюсь, двух комнат вполне достаточно для того, кого не хотелось оставлять на улице.

— Нет, просто садись, мне нужно приготовить ужин к приезду родителей, — говорю, не глядя на Атласова, махнув на стулья, что стоят около круглого кухонного стола.

Пока я достаю доску и нож, Родион уже вовсю хозяйничает на нашей кухне: открыл холодильник, вытащил помидоры, сыр, колбасу, зелень, майонез.

Молча наблюдаю за форменным безобразием, а ему хоть бы хны.

— А где у вас картошка? — проверяя выдвижные полки, спрашивает Атласов.

— Это мои родители, — зачем-то указываю на очевидное.

— Знаю, с моими познакомишься в субботу, — вытаскивая помидоры из пакета, отвечает Родион.

— Я сама могу приготовить им ужин!

— Ты можешь, а я хочу, — разворачивается ко мне всем телом и впивается взглядом в моё нахмуренное лицо. — Брось, Белова Василина, может, я так неловкость свою затемняю.

— Наглостью? — недоверчиво уточняю я.

— A la guerre comme à la guerre[1]! Так где картошка?

— В погребе, сейчас принесу, — уже смирившись с беспечным вероломством гостя, отвечаю я и отправляюсь в погреб.

Когда возвращаюсь, становлюсь свидетельницей интересной картины. Атласов пытается вскипятить чайник, который настроен у нас на умный дом.

— Алиса, вскипяти чайник до ста градусов! — отдаю команду я, посмеиваясь над Родионом. — Гроза инета и не может с чайником сладить?

Эта его оплошность неожиданно ломает всю неловкость, которая ещё нет-нет, да выскакивала в переглядках.

— Я почищу картошку, а ты завари чай, — снова приказывает и даёт мне в руки какой-то мешочек.

Читаю на этикетке: «Таёжный сбор. Чёрный индийский чай, ягоды можжевельника, рябины, калины, черёмухи, лепестки василька».

— У нас был такой? — спрашиваю с сомнением, может, правда где-то завалялся, а мы и позабыли.

— Я принёс, — и напоровшись на мой удивлённый взгляд, добавляет. — С пустыми руками не приучен ходить в гости.

— А, так план зайти всё-таки был? — открывая мешочек и высыпая десертную ложку заварки в чайник, ехидно интересуюсь я.

— Конечно! — пожимает плечами.

— И какой гостинец у нас в почёте, заранее узнал?

— Конечно.

— У кого? — заливая крутой кипяток в чайник, спрашиваю я.

— У Карины, — отвечает, внимательно поглядывая на меня исподлобья. — Да, Амирхановы не все в злую крапинку.

Подтверждая мои догадки, всё же добавляет Родион.

Тогда ещё интереснее становится узнать, почему Зарина его на дух не переносит. Но спросить не решаюсь, выведаю потом у подруги.

Атласов же успел почистить картошку и положить её в кастрюлю с холодной водой. Он на удивление очень органично смотрится за готовкой, в какой-то момент ловлю себя на том, что любуюсь его уверенными отточенными движениями.

— Решил запеканку? — спрашиваю только для того, чтобы отвлечь себя от сомнительных мыслей.

— Да, у вас есть специальная посуда?

— Да, сейчас.

Открываю нижний шкафчик, достаю стеклянную форму для запекания и протягиваю её Родиону, который уже даже нарезал картошку на мелкие кольца.

— И зачем тебе история, когда такие кулинарные способности?

— Тебя почаще видеть, — говорит как ни в чём не бывало и лукаво поглядывает на меня.

— А по правде?

— Почему ты думаешь, что я обманываю?

— Почему обманываешь? Просто отшучиваешься, — отворачиваюсь, чтобы достать две чашки и что-нибудь к чаю. — Конфеты, варенье, мёд?

— Поцелуй! — вдруг Родион оказывается совсем близко и свободной рукой перехватывает мои пальцы, впившиеся в ручку чашки.

Он хотел смутить меня, выбить почву из-под ног, скорее угадываю, чем чувствую это.

— Запомни, Атласов Родион, целовать нужно только тех, кого любишь! — говорю холодно и, толкнув его в грудь той самой чашкой, отхожу, чтобы накрыть на стол.

— Справедливо! — хмыкает он, соглашаясь, ведь знаем, что никакой влюблённости или симпатии между нами нет.

Как знаем и то, что это игра.

Такая вот неправильная игра на острие лезвия.

— Разогрей духовку, я сам налью нам чай, — отодвигая меня от стола, говорит Атласов.

Краем глаза подмечаю, как он быстро управился, остаётся только запечь, и вечер для подготовки действительно свободен.

— Начнём. Как, с кем и куда прибыл Рюрик в 862 году? — отпив пару глотков, Атласов вспоминает цель визита.

— По приглашению новгородцев Рюрик со своими братьями Синеусом и Трувором приплывают на Русь, — цитируя записи в тетради, рапортую я без запинок.

Когда повторил всяк легче, но это общеизвестный факт, поэтому никак не могу ожидать, что Атласов начнёт меня поправлять.

— Новгородцы? Тогда уже был Новгород?

— Разве нет? — хмурюсь.

— Нет, Василин, первой столицей была Старая Ладога, вот когда население пожелало поселиться на новом месте, тогда и появился Новый город — Новгород. Сам Рюрик сел княжить как раз в Ладоге. — терпеливо поясняет Родион, и голос его вдруг становится таким приятно спокойным, даже незнакомым.

— Понятно…

— Какие ассоциации будут с этим фактом?

— Что? Просто запомнить нужно.

— Травяной чай, запеканка и приятный вечер со мной! — озаряется улыбкой и подмигивает.

— А, ну, да, конечно! — опускаю глаза, вожу пальцем по чашке.

— Дальше?

— Приплыли, устроились, через два года братья умерли, а потом и сам Рюрик, оставил только малолетнего сына Игоря, а княжить стал Олег.

— А почему их вообще призвали? Что тогда происходило у восточных славян?

Кто бы мог подумать, что раздолбай может быть таким дотошным! Атласов мучит меня весь вечер, не давая увильнуть от развернутого ответа. Почему, когда, для чего…

Даже приготовившаяся запеканка не отвлекает его от расспросов. Уже и чай трижды кипел, и варенье подъели, и мёд достали.

— Всё, всё, сейчас голова лопнет, — наконец сдаюсь я, забыв участников второй междоусобицы на Руси.

— Не хочу тебя расстраивать, но знания у тебя…

— Я повторяла только первых князей! — пытаюсь отстоять свою пятёрку по истории.

— Их уже как таблицу умножения нужно знать.

— Мы с Татьяной Александровной пока на двадцатом веке зависли, потом начнём повторять всё сначала! — продолжаю защищаться, хотя понимаю, как Родион прав.

Атласов не успевает что-либо ответить, мой телефон сбивает его.

— Да, мам, привет! Вы скоро? — отвечая на звонок, спрашиваю я.

— Василин, мы пока ещё в офисе, никак не можем найти кое-какие документы. Ты найди там что-нибудь и поешь, не жди нас. Будем поздно, — слышу, как на том конце провода кто-то зовёт маму и она, убрав телефон от уха, отвечает, что уже идёт. — Василин, закройся на все замки, хорошо. Мы будем утром. Пока, родная!

— Пока… — уныло отвечаю я, и мама сбрасывает звонок.

— Тогда поедим мы, — продолжает хозяйничать Атласов, встаёт из-за стола и достаёт запеканку из духовки.

— Хорошо…

— На завтрак что-нибудь другое приготовлю, не дрейфь!

— На завтрак?!

[1] "На войне, как на войне"