Сломать отличницу

4. Василина

Странным и нелепым выдалось наше знакомство, точнее первый разговор. Поэтому сейчас я снова ощущала неловкость, хотелось одновременно и поздороваться, и проигнорировать.

Не помню, когда в последний раз так металась.

Ни то, ни другое сделать не удалось, потому что Родион почти сразу пододвинул ко мне листок, который ему дала Наталья Владимировна, и сказал:

— Реши.

Я не привыкла отказывать в помощи, когда могу помочь. Но это была даже не просьба, а настоящий приказ. Не прекращая решать свою задачу, я раздумывала, как мне стоит себя вести с Атласовым.

Он возмутительно наглый и нахальный, таких я обычно обхожу стороной, потому что у нас нет орбит для пересечения. Но, глянув мелком на задания в его листочке, понимаю, что могу помочь, они легкие.

Чувствую на себе его взгляд, который обжигает сильнее июльского пламенного солнца. Ещё никогда я не встречала людей с такой тяжелой аурой. Да я в неё и не верила до сегодняшнего дня.

А теперь, если б меня попросили описать, непременно начала бы с чёрного или чернильного. Атласову точно подходит.

Как в тумане пододвинула чужой листок и принялась решать первую экономическую задачу.

Такие Наталья Владимировна очень любит и в нашем классе обычно даёт тем, кто сумел её вывести из себя. Решаются они легко, но проверяют знания и, как ни странно, посещаемость уроков, ведь решаем мы их редко да метко.

Со всеми заданиями управляюсь быстро и также молча отодвигаю листок с решениями. Боковым зрением наблюдаю, что будет делать Атласов.

На удивление он не спешит всё переписывать к себе, внимательно вчитываясь в мои решения, он, казалось, проверяет их. Вот это да!

Да ещё и исправляет!

Наблюдаю теперь не исподволь, а поворачиваюсь всем телом, заглядывая через плечо Родиона. Он заметил то, что пропустила я, промежуток из тригонометрического уравнения, который не попадает под область допустимых значений.

Понимаю, что меня просто использовали. Ему было лень решать самому, чтобы исправить свой же косяк!

Рассердившись на себя и свою неразборчивую отзывчивость, возвращаюсь к своим заданиям.

Правильно говорят, сначала нужно помочь себе, а потом другим, даже в самолете маску взрослый надевает сначала на себя, а уже после на ребёнка.

От расстройства не могу сконцентрироваться на простой задаче из первой части. Кажется, что-то упускаю, а что — не могу догадаться.

Не спрашивая, Родион берёт мой листок с вариантом ЕГЭ и прямо на нём карандашом пишет решение.

Хочу возмутиться и стереть подсказку, но ловлю себя на мысли, что это будет по-детски.

— Спасибо! — благодарю шёпотом и тяну свой листок обратно к себе, но Родион мешает мне это сделать, придавив его карандашом к парте.

Отвлекаюсь от листка и, подняв глаза, встречаюсь с огненно-зелёным взглядом, который забирает в свой плен.

Уровень растерянности зашкаливает, у меня перехватывает дыхание от этого колдовского омута. На миг я почувствовала себя такой маленькой и беззащитной, что стало страшно.

Невозмутимость, которая всегда служит мне бронёй, с каждой секундой предаёт меня.

Не знаю, каким поражением закончился бы этот наш безмолвный разговор глазами, если бы не подошла Наталья Владимировна.

— Написал? — взяла она листок Родиона с парты и бегло просмотрела написанное. — Свободен.

Я отвела взгляд и наконец выдернула свой листок из-под карандаша Атласова. Родион встал и молча покинул кабинет.

А мне хотелось так же исчезнуть или проснуться ото сна, ведь это именно он — сон, не может быть, чтобы меня, Белову Василину, застал врасплох какой-то десятиклассник.

Досчитав про себя до десяти и выровняв отчего-то сбившееся дыхание, прихожу в себя. Это все они, шальные и вздорные летние мысли, которые мешают мне сегодня целый день.

Остаток занятия с Натальей Владимировной мне удается провести плодотворно, она даже похвалила меня за решение тригонометрической задачи.

Возвращаюсь домой под вечер, уставшая до невозможности, ведь после школьного факультатива были занятия по истории с репетитором. Татьяна Александровна нещадно гоняла меня по пройденному материалу и дотошно проверяла вариант, который давала мне на дом.

История, пожалуй, самый сложный для меня предмет. Надеюсь, врожденная забывчивость на имена не аукнется мне на основном экзамене, как это было на пробниках в десятом классе.

Я и учу, и зубрю, и повторяю несчётное количество раз, но порой имена улетучиваются у меня из головы.

— Василина, всё хорошо? — заботливо спрашивает мама, присаживаясь ко мне на диван.

Раздевшись, я так и застыла в коридоре: одна нога в тапочке, другая — в балетке.

— Тебе помочь? — легонько коснувшись своей головой моего лба, спросила мама.

— Нет, я сейчас… — прикрыв глаза, тяжело вздыхаю, словно работала весь день до изнеможения.

Еще полчаса была полна сил, а пришла домой и выдохлась…

— Пойдём, мы тебя уже заждались, папа давно хочет есть, — мягко уговаривает мама.

— Ещё минуточку, — обнимаю её и зарываюсь носом в ароматные волосы.

Мама нежно гладит меня по голове, нашёптывая какие-то ласковые слова. Как хорошо дома, как хорошо с мамой!

— Вы где пропали? — на пороге коридора появляется недовольный папа, но, завидев нас с мамой, шутливо добавляет. — Я сейчас вас съем!

Мы дружно смеёмся и так же дружно ужинаем, делясь прожитым за день. Я угощаю родных санкционкой, как метко заметила Зарина, и сердце колет от воспоминаний о нашей ссоре.

Обещаю себе, что завтра мы точно помиримся.

Кто же знал, что не стоит забывать поговорку: «Хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах».