Словарь афоризмов русских писателей

СОЛЖЕНИЦЫН АЛЕКСАНДР ИСАЕВИЧ

В конце концов взрослый человек имеет свою судьбу, может не очень счастливую, и пусть живет как хочет.

Все расчеты: как воспитывать детей? К чему их готовить? На что направить труд взрослых? И чем занять их досуг? — все это должно выводиться только из требований нравственности.

Всякий человек имеет право на свою долю свободы и, приходя на работу, тоже не обязательно должен выложиться до изнемоги.

Гласность, честная и полная гласность — вот первое условие здоровья всякого общества. Кто не хочет отечеству гласности — тот не хочет очистить его от болезней, а загнать их внутрь, чтоб они гнили.

До сих пор все никак не увидим, все никак не отразим бессмертную чеканную истину, — не потому ли, значит, что еще движемся куда-то? Еще живем?

Живы люди не заботой о себе, а любовью к другим…

Как ни удивительно, но не сбылись предсказания Передового Учения, что национализм увядает. В век атома и кибернетики он почему-то расцвел. И подходит время нам, нравится или не нравится, — платить по всем векселям о самоопределении, о независимости, — самим платить…

Какое мучительное чувство: испытывать позор за свою Родину.

В чьих Она равнодушных или скользких руках, безмысло или корыстно правящих Ее жизнь. В каких заносчивых, или коварных, или стертых лицах видится Она миру. Какое тленное пойло вливают Ей вместо здравой духовной пищи. До какого разора и нищеты доведена народная жизнь, не в силах взняться.

Когда-нибудь не страшно умереть — страшно умереть вот сейчас.

Кто не тянет, с того и не спросишь, а кто тянет — и за двоих потянет.

Линия, разделяющая добро и зло, пересекает сердце каждого человека. И кто уничтожит кусок своего сердца.

Листаешь, листаешь глубь нашей истории, ищешь ободрения в образцах.

Может быть, справедливо допустить, наконец, что если нам с вами больно, когда топчут нас и то, что мы любим, — так больно и тем, кого топчем мы? Может быть, справедливо допустить, что те, кого мы уничтожаем, имеют право нас ненавидеть?

Мы забыли бояться молнии, грома и ливня — подобно капле морской, которая не боится ведь урагана. Мы стали ничтожной и благодарной частицей этого мира.

Народ умен — да жить хочет. У больших народов такой закон: все пережить и остаться!

Научные исследования? Только те, которые не пойдут в ущерб нравственности — в первую очередь, самих исследователей.

Нельзя быть таким слишком практичным, чтобы судить по результатам, — человечнее судить по намерениям.

Носить в себе талант, еще не прогремевший, распирающий тебя, — мука и долг, умирать же с ним — еще не вспыхнувшим, не разрядившимся, — гораздо трагичней, чем простому обычному человеку…

Одиннадцать веков стоит Русь, много знала врагов и много вела войн. А — предателей много было на Руси? Толпы предателей вышли из нее? Как будто нет. Как будто и враги не обвиняли русский характер в предательстве, в переметничестве, в неверности.

Одна из утомительных необходимостей человечества — та, что люди не могут освежить себя в середине жизни, круто сменив род занятий.

Почему вообще вы берете себе право решать за другого человека? Ведь это — страшное право, оно редко ведет к добру. Бойтесь его!

Раз и навсегда никто на земле ничего сказать не может. Потому что тогда остановилась бы жизнь. И всем последующим поколениям нечего было бы говорить.

Революция бывает торопливо-великодушна. Она от многого спешит отказаться.

Сердце сжать — и не верить! Ничего не ждать от будущего — лучшего! То, что есть — будь рад тому! Вечно — так вечно.

Слишком менялось представление о счастье в веках, чтобы осмеливаться подготовлять его заранее. Каблуками давя белые буханки и захлебываясь молоком — мы совсем не будем счастливы. А делясь недостающим — уже сегодня будем!

Страшно подумать: так и наши нескладные гиблые жизни, все взрывы нашего несогласия, стоны расстрелянных и слезы жен — все это тоже забудется начисто? Все это тоже даст законченную вечную красоту?

Топнуть ногой и крикнуть «мое!» — самый простой путь. Неизмеримо трудней произнести: «кто хочет жить — живите!»

Человечество почти лишено познания безэмоционального, бесчувственного. В том, что человек разглядел как дурное, он почти не может заставить себя видеть также и хорошее.

Это — трусливое и спасительное чувство человека: представлять себя еще не самым плохим и не в самом плохом положении.

Это тоже закон неизученный — закон общего взлета массового чувства, вопреки всякому разуму.

Ясное старение — это путь не вниз, а вверх.

Только не пошли, Бог, старости в нищете и холоде.