Николай Михайлович Карамзин (1766–1826). Русский писатель, историк. Автор знаменитого труда «История государства Российского», книги «Письма русского путешественника», сентиментальных повестей «Бедная Лиза», «Наталья, боярская дочь», «Остров Борнгольм», «Сиерра-Морена», «Юлия», «Моя исповедь», «Марфа Посадница, или Покорение Новгорода»; лирических, анакреонтических, любовных стихотворений, посланий, а также критических и публицистических статей, среди которых «Нечто о науках, искусствах и просвещении», «Несколько слов о русской литературе», «Пантеон российских авторов», «Отчего в России мало авторских талантов?», «О любви к отечеству и народной гордости», «Мнение русского гражданина», «О древней и новой России».
А что человеку (между нами будет сказано) занимательнее самого себя?
Англичане любят благотворить, любят удивлять своим великодушием и всегда помогут несчастному, как скоро уверены, что он не притворился несчастным. В противном случае скорее дадут умереть ему с голода, нежели помогут, боясь обмана, оскорбительного для их самолюбия.
Англичане прекрасны видом, но скучны до крайности…
Англичане честны, у них есть нравы, семейная жизнь, союз родства и дружбы… Их слово, приязнь, знакомство надежны. Строгая честность не мешает им быть тонкими эгоистами. Таковы они в своей торговле, политике и частных отношениях между собой. Все продумано, все разочтено, и последнее следствие есть… личная выгода.
Англичанин молчалив, равнодушен, говорит, как читает, не обнаруживая никогда быстрых душевных стремлений, которые потрясают электрически всю нашу физическую систему.
Англичанин царствует в парламенте и на бирже; в первом дает он законы самому себе, а на втором — целому торговому миру.
Бедствия всего более открывают силы в характере людей и народов.
Без хороших отцов нет хорошего воспитания, несмотря на все школы.
Блажен — не тот, кто всех умнее,
Но тот, кто, будучи глупцом,
Себя считает мудрецом.
Богатство языка есть богатство мыслей.
Будь мудр, и жди себе одних насмешек злобных,
Глупцам приятнее хвалить себе подобных,
Чем умных величать; глупцов же полон свет.
Но справедливость нам потомство отдает!
В человеческой натуре есть две противные склонности: одна влечет сердце наше всегда к новым предметам, а другая привязывает нас к старым; одну — называют непостоянством, любовию к новостям, а другую — привычкою.
Все тленно в мире сем, жизнь смертных скоротечна,
Минуты радости, но слава долговечна:
Живите для нее!
Все, чего по справедливости могу требовать от чужих людей, француз предлагает мне с ласкою, с букетом цветов. Ветреность, непостоянство, которые составляют порок его характера, соединяются в нем с любезными свойствами души, происходящими некоторым образом от самого порока. Француз непостоянен — и незлопамятен; удивление, похвала может скоро ему наскучить; ненависть также. По ветрености оставляет он доброе, избирает он вредное; зато сам первый смеется над своею ошибкою — и даже плачет, если надобно. Веселая безрассудность есть милая подруга жизни его. Чувствителен до крайности, страстно влюбляется в истину, в славу, в великие предприятия; но любовники непостоянны! Минуты жара, исступления, ненависти могут иметь страшные следствия…
Всегда и везде первым женским достоинством была скромность.
Всего несноснее — жить в свете бесполезно.
Всякие… насильственные потрясения гибельны, и каждый бунтовщик готовит себе эшафот.
Где трудится голова,
Там труда для сердца мало.
Гордец не любит наставленья,
Глупец не любит просвещенья —
Итак, лампаду угасим,
Желая доброй ночи им.
Да будет же честь и слава нашему языку, который в самородном богатстве своем, почти без всякого чуждого примеса, течет как гордая, величественная река — шумит, гремит — и вдруг, если надобно, смягчается, журчит нежным ручейком и сладостно вливается в душу, образуя все меры, какие заключаются только в падении и возвышении человеческого голоса!
Давно называют свет бурным океаном: но счастлив, кто плывет с компасом! А это дело воспитания.
Для бедных разумом жизнь самая бедна.
Для привязанности нет срока: всегда можно любить, пока сердце живо.
Для того, чтобы узнать всю привязанность нашу к отечеству, надобно из него выехать; чтобы узнать всю любовь нашу к друзьям, надо с ними расстаться.
Добра не много на земле,
Но есть оно — и тем милее
Ему быть должно для сердец.
Доколе мир стоит, доколе человеки
Жить будут на земле, дотоле дщерь небес,
Поэзия, для душ чистейших благом будет.
Должно показывать заблуждения разума человеческого с благородным жаром, но без злобы.
Дотоле истина опасна,
Одним скучна, другим ужасна;
Никто не хочет ей внимать
Душа, слишком чувствительная к удовольствиям страстей, чувствует сильно и неприятности их: рай и ад для нее в соседстве; за восторгом следует или отчаяние, или меланхолия, которая столь часто отворяет дверь… в дом сумасшедших.
Если бы человеку, самому благополучному, вдруг открылось будущее, то замерло бы сердце его от ужаса и язык его онемел бы в ту же минуту, в которую он думал назвать себя счастливейшим из смертных!
Есть темная на свете мука,
Змея сердец: ей имя скука.
Женщины любезны и слабы, как дети: надобно многое спускать им.
Жизнь наша делится на две эпохи: первую мы проводим в будущем, а вторую в прошлом.
Здоровье, столь мало уважаемое в юных летах, делается в летах зрелости истинным благом; самое чувство жизни бывает гораздо милее тогда, когда уже пролетела ее быстрая половина.
Злодейство есть несчастие.
И мудрый разве то лишь знает,
Что он не знает ничего.
Избыток благ и наслажденья
Есть хладный гроб воображенья.
Измена, ветреность, коварство, злой обман…
Кому исчислить все причины огорчений,
Все бедствия любви? Их целый океан.
Истинные дарования не остаются без награды: есть публика, есть потомство. Главное дело не получать, а заслуживать.
Как плод дерева, так и жизнь бывает всего сладостнее перед началом увядания.
Как сердца людей коварны,
Как души низкие все любят унижать,
Как души слабые в добре неблагодарны.
Когда свет учения, свет истины озарит всю землю и проникнет в самые темнейшие пещеры невежества, тогда, может быть, исчезнут все нравственные гарпии, доселе осквернявшие человечество.
Кто не был никогда терзаем злой судьбою
И слабостей не знал, в том сожаленья нет;
И редко человек, который вечно тверд,
Бывает не жесток.
Кто сам себя не уважает, того, без сомнения, и другие уважать не будут.
Легкие умы думают, что все легко, мудрые знают опасность всякой перемены и живут тихо.
Любви покорно все.
Любовь и дружба — вот чем можно
Себя под солнцем утешать!
Любовь и слава, два идола чувственных душ, стоят за флером перед нами и подымают руку, чтобы осыпать нас дарами своими. Сердце бьется в восхитительном ожидании, теряется в желаниях, в выборе счастья и наслаждается возможным еще более, нежели действительным.
Любовь к собственному благу производит в нас любовь к отечеству, а личное самолюбие — гордость народную, которая служит опорой патриотизма.
Любовь сильнее всего, святее всего, несказаннее всего.
Молодость есть прелестная эпоха бытия нашего! Сердце в полноте жизни, творит для себя будущее, какое ему мило; все кажется возможным, все близким.
Мужество есть великое свойство души: народ, им отмеченный, должен гордиться собою.
Мы никогда не будем умны чужим умом и славны чужою славою…
Нам все употреблять для счастия возможно:
Во зло употреблять не должно ничего.
Народ есть острое железо, которым играть опасно, а революция — отверстый гроб для добродетели и — самого злодейства.
Никакие таланты не возвысят человека в государстве без угожденья людям.
Ничто не ново под луною:
Что есть, то было, будет ввек.
И прежде кровь лилась рекою,
И прежде плакал человек.
Обращение с книгами приготовляет к обращению с людьми. И то и другое равно необходимо.
Он <язык> служит первым училищем для юной души, незаметно, но тем сильнее впечатлевая в ней понятия, на коих основываются самые глубокомысленные науки…
От сердца чистого смеется
(Смеяться, право, не грешно!)
Над всем, что кажется смешно.
Отдай отечеству себя и жизнь!
Патриотизм не должен ослеплять нас; любовь к отечеству есть действие ясного рассудка, а не слепая страсть.
Почто, почто, мой друг, не век
Обманом счастлив человек?
Поэзия — цветник чувствительных сердец.
При невзгодах настоящего нужно утешаться мыслью, что были времена и более тяжелые, да и те прошли.
Редкий холостой человек не вздохнет, видя красоту и счастие детей, скромность и благонравие женщин.
Самая неразрывная дружба есть та, которая начинается в юности — неразрывнейшая и приятнейшая.
Самые правила языка не изобретаются, а в нем уже существуют: надобно только открыть и показать оныя.
Сердец жестоких не смягчить.
Ах! Зло под солнцем бесконечно.
Скажи человеку, что он ошибается и почему; но не поноси сердце его и не называй его безумцем.
Скорее, друг мой, ты найдешь
Чудесный философский камень,
Чем век без горя проживешь.
Слова не изобретаются Академиями: они рождаются вместе с мыслями или в употреблении языка, или в произведениях таланта, как счастливое вдохновение.
Слова принадлежат веку, мысли — векам.
Способ быть счастливым в жизни есть: быть полезным свету и в особенности Отечеству.
Столетия текли и в вечность погружались —
Поэзия всегда отрадою была
Невинных, чистых душ.
Счастье есть дело судьбы, ума и характера.
Талант великих душ есть узнавать великое в других людях.
Темперамент есть основание нравственного существования нашего, а характер — случайная форма его. Мы родимся с темпераментом, но без характера, который образуется мало-помалу от внешних впечатлений. Характер зависит, конечно, от темперамента, но только отчасти, завися, впрочем, от рода действующих на нас предметов. Особливая способность принимать впечатления есть темперамент; форма, которую дают сии впечатления нравственному существу, есть характер.
Удовольствия любви бесчисленны; ни тиранство родителей, ни тиранство самого рока не может отнять их у нежного сердца — и кому сии удовольствия неизвестны, тот не называй себя чувствительным.
Ум же всегда обращается к собственной пользе, как магнит к северу.
Человек рожден к общежитию и дружбе.
Человек создан трудиться, работать и наслаждаться. Он всех тварей живучее, он все перенести может. Для него нет совершенного лишения, совершенного бедствия, кроме бесславия.
Что есть поэт? Искусный лжец:
Ему и слава и венец!
Эстетика есть наука вкуса.
Эстетика учит наслаждаться изящным.
Язык и словесность суть не только способы, но главные способы народного просвещения.
Язык наш выразителен не только для высокого красноречия, для громкой, живописной поэзии, но и для нежной простоты, для звуков сердца и чувствительности. Он богатее гармониею, нежели французский; способнее для излития души в тонах; представляет более аналогичных слов, то есть сообразных и с выражаемым действием: выгода, которую имеют одни коренные языки.