Словарь афоризмов русских писателей

ЧААДАЕВ ПЕТР ЯКОВЛЕВИЧ

<…> Здравый смысл народа вовсе не есть здравый смысл; <…> не в людской толпе рождается истина; <…> ее нельзя выразить числом…

Без слепой веры в отвлеченное совершенство невозможно шагу ступить по пути к совершенству, осуществляемому на деле. Только поверив в недостижимое благо, мы можем приблизиться к благу достижимому.

Бессильный враг — наш лучший друг; завистливый друг — злейший из наших врагов.

Больше, чем кто-либо из вас, поверьте, я люблю свою страну, желаю ей славы, умею ценить высокие качества моего народа; но… я не научился любить свою родину с закрытыми глазами.

В области нравственности движение не основано на одном удовольствии двигаться, должна быть и цель; отрицать возможность достичь совершенства, то есть дойти до цели, значило бы — просто сделать движение невозможным.

Ведь множество зол возникает именно оттого, что происходящее в глубине нашей мысли резко расходится с необходимостью подчиняться общественным условиям.

Время и пространство — вот пределы человеческой жизни, какова она ныне.

Вся наша история — продукт природы того необъятного края, который достался нам в удел.

Вы ведь хотите быть счастливыми. Так думайте как можно меньше о собственном благополучии, заботьтесь о чужом; можно биться об заклад, тысяча против одного, что вы достигнете высших пределов счастья, какие только возможны.

Вы часто слыхали, что сон есть образ смерти; мне кажется, что сон есть настоящая смерть, а то что смертью называют, кто знает? — Может быть, оно-то и есть жизнь? — Мое я прерывается сном, смертью — нет <…> Из гроба не просыпаемся; ото сна встаем, и входим опять в наше я. — Но скажите мне, живем ли мы, когда ни на минуту не чувствуем своей жизни?

Главный рычаг образования душ, без сомнения, слово: без него нельзя представить ни происхождения сознания отдельной личности, ни его развития в человеческом роде.

Говоря о России, постоянно воображают, будто говорят о таком же государстве, как и другие; на самом деле это совсем не так. Россия — целый особый мир, покорный воле, произволению, фантазии одного человека, — именуется ли он Петром или Иваном, не в том дело: во всех случаях одинаково, это — олицетворение произвола.

Говорят про Россию, что она не принадлежит ни к Европе, ни к Азии, что это особый мир. Пусть будет так. Но надо еще доказать, что человечество, помимо двух своих сторон, определяемых словами — запад и восток, обладает еще третьей стороной.

Горе народу, если рабство не смогло его унизить, такой народ создан, чтобы быть рабом.

Думаете ли Вы, что для Европы и для самой России было бы полезно, чтобы эта последняя стала вершителем судеб мира?

Думаете ли вы, что человек способнее понять смерть, нежели рождение? — Нет, конечно.

Думаю я, можно сказать, что способность к творчеству была дарована человеку только в области искусства; вот где настоящая область его творчества, единственный мир, в котором ему дано из небытия создавать нечто реальное, вызывать жизнь актом воли.

Есть глупцы столь невосприимчивые, что и солнце гения не в силах их оплодотворить.

Есть люди, которые умом создают себе сердце, другие — сердцем создают себе ум; последние преуспевают больше первых, потому что в чувстве гораздо больше разума, чем в разуме чувств.

Есть только один способ быть христианином, — это быть им вполне.

Есть только три способа быть счастливым: думать только о боге, думать только о ближнем, думать только об одной идее.

Есть три непобедимые вещи: гений, доблесть, рождение.

Есть умы столь лживые, что даже истина, высказанная ими, становится ложью.

Жизнь разумная прерывается всякий раз, как исчезает сознание жизни.

Законы о наказаниях имеют в виду не только охрану общества, целью им служит еще наибольшее возможное усовершенствование человеческого существа. И эти две задачи как нельзя лучше согласуются одна с другой; больше того: ни одна из них не достижима отдельно от другой.

Заметьте, что человеческий ум во все времена принимал некоторые истины как предметы веры, как истины априорные, элементарные, без которых нельзя представить себе ни одного акта разума, истины, которые, следовательно, предшествуют собственному движению разума и, в известном смысле, соответствуют той силе вернее, которая некогда потрясла инертную материю и раскидала миры в пространстве.

И сколько различных сторон, сколько ужасов заключает в себе одно слово: раб.

Изучайте Восток, этот великий музей традиций человечества.

Инстинкты масс бесконечно более страстны, более узки и эгоистичны, чем инстинкты отдельного человека…

Истина едина: царство божие, небо на земле, все евангельские обетования — все это не иное что, как прозрение и осуществление соединения всех мыслей человечества в единой мысли; и эта единая мысль самого бога, иначе говоря, — осуществленный нравственный закон.

История — ключ к пониманию народа.

Как бы ни сильна была вера, разум должен уметь опираться на силы, заключенные в нем самом.

Лучшие идеи, за отсутствием связи или последовательности, замирают в нашем мозгу и превращаются в бесплодные призраки.

Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества.

Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знания.

Люди воображают, что живут в обществе, когда стеснятся в города, в седы. Как будто собраться в кучу, вместе пастись, как бараны, называется жить в обществе!

Люди, всегда красно говорящие, никогда не бывают красноречивы.

Массы сами не думают; посреди них есть мыслители, которые думают за них, возбуждают собирательное разумение нации и заставляют ее двигаться вперед. Между тем как небольшое число мыслит, остальные чувствуют, и общее движение проявляется.

Мы знаем одну только маленькую частицу бытия нашего, ту, которую проходим в настоящей жизни; знаем и то, что оно продолжится гораздо более, и, однако, неимоверная вещь! Хотим постигнуть закон целого бытия нашего!

Мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество.

На Западе все создано христианством.

Надо, чтобы народы сперва научились знать и ценить друг друга, чтобы они знали свои пороки и свои добродетели, чтобы они научились раскаиваться в содеянных ими ошибках, исправлять сделанное ими зло, не уклоняться от стези добра. Лишь в ясном понимании своего прошлого почерпнут они силу воздействовать на будущее.

Нам нельзя бежать за другими; нам следует откровенно оценить себя, понять, что мы такое, выйти из лжи и утвердиться в истине.

Народные массы подчинены известным силам, стоящим вверху общества. Они не думают сами; среди них есть известное число мыслителей, которые думают за них, сообщают им импульс к коллективному разуму народа и двигают его вперед.

Народы — в такой же мере существа нравственные, как и отдельные личности. Их воспитывают века, как отдельных людей воспитывают годы. Но мы, можно сказать, некоторым образом — народ исключительный. Мы принадлежим к числу тех наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок.

Народы живут лишь могучими впечатлениями, которые оставляют в их душе протекшие века, да общением с другими народами. Вот почему каждый отдельный человек проникнут сознанием своей связи со всем человечеством.

Не через родину, а через истину ведет путь на небо.

Недоброжелательство смертельно для красноречия, если только оно не вызывает негодования или презрения.

Некоторые из наших областей, правда, граничат с государствами Востока, но наши центры не там, не там наша жизнь и никогда там не будет.

Некоторые люди никогда не творят добро из-за одного удовольствия, доставляемого добрым поступком; немудрено, что они не могут постигнуть абсолютного блага, а понимают, по их же словам, одно только благо относительное. Постигнуть совершенство дано только тем, которые к нему стремятся с единой целью стать к нему ближе.

Нет ничего легче, как полюбить тех, кого любишь; но надо немножечко любить и тех, кого не любишь.

Нет сомнения, что счастие, такое, какого желает большая часть людей, недостижимо никому без глупого довольства собою и всем окружающим. Для этого счастия ищут богатства, почестей, славы, но, получивши их, не надобно ли считать себя умнее, совершеннее прочих людей, не надобно ли с удовольствием смотреть на все около нас происходящее? — иначе на что и все? Без этого какое счастие?

Никто не считает себя вправе получить какую-нибудь вещь, не потрудившись протянуть за нею хоть руку: одно счастие исключено из этого общего правила. Всякий требует счастия, не сделавши ничего для его приобретения, т. е. для того, чтобы быть достойным счастия.

Надеяться на бога есть единственный способ в него верить, и потому кто не молится, тот не верит.

Но что же такое смерть? Та минута в целом бытии человека, в которую он перестает видеть себя в теле. — Вот и все.

Но что же такое эта самая память? — Не что иное, как действие воли: это видно из того, что мы помним не более того, что желаем вспомнить…

Общество заставляют двигаться вперед не те, кто колеблется между истиной и ложью, эти плясуны на канате, а люди принципиальные. Логика золотой середины может поэтому, в лучшем случае, поддерживать некоторое время существование общества, но она никогда ни на шаг не двинет его вперед. Плодотворен лишь фанатизм совершенства, страстное стремление к истинному и прекрасному.

Позволительно, думаю я, надеяться, что, если провидение призывает народ к великим судьбам, оно в то же время пошлет ему и средства свершить их: из лона его восстанут тогда великие умы, которые укажут ему путь; весь народ озарится тогда ярким светом знаний и выйдет из-под власти бездарных вождей, возомнивших о себе, праздных умников, упоенных успехами в салонах и кружках.

Пора сознать, что человеческий разум не ограничен той силой, которую он черпает в узком настоящем, — что в нем есть и другая сила, которая, сочетая в одну мысль и времена протекшие, и времена обетованные, образует его подлинную сущность и возносит его в истинную сферу его деятельности.

Постигнуть совершенство дано только тем людям, которые к нему стремятся с единой целью стать к нему ближе.

Предоставленный самому себе, человек всегда шел лишь по пути беспредельного падения.

Прежде всего человек обязан своей родине, как и своим друзьям, правдой.

Прекрасная вещь — любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное — это любовь к истине.

Признание Церкви в веках — должно было дать миру христианскую цивилизацию.

Природа познается нами не только через опыт и наблюдение, а также и через рассуждение.

Пришло время говорить простым языком разума. Нельзя <…> ограничиваться слепой верой, упованием сердца; пора обратиться прямо к мысли. Чувству самому по себе не проложить себе пути через всю эту груду искусственных потребностей, враждебных друг другу интересов, беспокойных забот, овладевших жизнью.

Прогресс человеческого разума состоит не в том, чтобы налагать на мир законы собственного изобретения, а в том, чтобы непрестанно приближаться к более совершенному познанию тех законов, которые миром управляют.

Прочь страсти! — прочь беспокойные волнения себялюбия! Живши для других, живешь вполне для себя: вот истинное счастие, единственно возможное, другого нет. Доброжелательство, неизмеримая любовь к ближнему, вот что украшает жизнь истинным благополучием.

Религия есть познание бога. Наука есть познание вселенной.

Россия слишком могущественна, чтобы проводить национальную политику; ее дело в мире есть политика рода человеческого…

Скажем себе в минуты уныния: можем ли быть несчастны, жалки мы, созданные по образу и подобию божию?

Слово есть действующая сила речи, глагол творящий.

Слово звучит лишь в отзывчивой среде.

Состояние души нашей, как бы высоко она ни была настроена, по необходимости зависит от окружающей обстановки.

Социализм восторжествует, но не потому что прав, а потому что борющиеся с ним не правы.

Странное заблуждение считать безграничную свободу необходимым условием для развития умов. Взгляните на Восток! Разве это не классическая страна деспотизма? И что ж? Как раз оттуда пришел миру всяческий свет.

Так, если героизм добродетели или вдохновение гения и не вытекали из мысли отдельного человека, они являются все же плодом мысли прошедших веков.

Ум по природе своей стремится к единству, но, к несчастью, пока еще не поняли как следует, в чем заключается настоящее единство вещей.

Христианин беспрестанно переходит с неба на землю, с земли на небо: кончит тем, что остается на небе.

Есть больше веры законной, нежели законного сомнения: отсюда превосходное слово св. Павла: Любовь всему верит.

Христианское бессмертие это жизнь без смерти, совсем не так, как думают, жизнь после смерти.

Человек может верить уничтожению бытия своего в течение целой жизни, но за минуту перед смертью эта уверенность исчезала и всегда исчезать будет. В минуту, начинающую уничтожение, он чувствует продолжение жизни своей. — В эту минуту великий закон всеобщей непроходимости существ в высочайшей степени выражается в каждом отдельном существе!

Человек очень редко сознает творимое им добро; часто ему ничего не стоит поступок, который со стороны представляется подвигом сверхчеловеческой доблести. В наших действиях, по видимости самых героических, нередко всего меньше бескорыстия.

Человек создан так, что величайшее наслаждение из всех, ему дарованных, он испытывает, делая добро…

Человеку свойственно теряться, когда он не находит способа привести себя в связь с тем, что ему предшествует, и с тем, что за ним следует.

Человечество всегда двигалось лишь при сиянии божественного света.

Я предпочитаю бичевать свою родину, предпочитаю огорчать ее, предпочитаю унижать ее, — только бы ее не обманывать.