Она родилась 31 марта 2005 года. Имя, данное при рождении — Камелия. Росла довольно доброй, милой и чрезвычайно умной девочкой. В школе училась на одни пятерки, занималась легкой атлетикой и гимнастикой, делая большой уклон на акробатику, а также спортивной стрельбой из лука. За всю свою жизнь она не попробовала ни капли алкоголя и умудрилась не сделать ни одной затяжки, хотя первый ее парень (да какой там парень — пару раз гуляли в парке, да один раз поцеловались) дымил, как паровоз. В общем-то, именно из-за курева она его и бросила.
А через месяц стала встречаться с Домиником — именно он и стал ее первой и самой настоящей любовью. Он, как и она, никогда не курил, не пил и занимался спортом. Футбол, баскетбол и теннис — это всё про него. Раньше он и боксом немного занимался, но бить людей пришлось ему не по вкусу, так что с этим делом довольно быстро завязал.
Они планировали свой первый раз на 31 марта — её день рождения. Шестнадцатый день рождения. Чтобы дочь отметила его, как полагается, родители даже выделили ей на выходные свой загородный дом в курортной приозерной зоне. И сам день рождения, хотя и проходил без алкоголя (все приглашенные были спортсменами и заядлыми ЗОЖниками), вышел довольно веселым, вот только на каком-то этапе (ближе к одиннадцати вечера) предательски закончилась диетическая кола.
За ней компания решила отправиться всей толпой — заодно и прогуляться по ночному бору. Шли они по правилам, специально выделенной для этого тропинке, а дорогу переходили по пешеходному переходу. Камелия и Доминик шли впереди всех, держась при этом за руки.
По трагичной случайности, именно в этот день старший сержант местной полиции отмывал свою новую машину — «Hyundai Elantra New». С коллегами по работе они приговорили десятка три банок пива, а потом «добились» вискариком. Затем старший сержант, вместе со своим лучшим другом — тоже старшим сержантом — отправились на тест-драйв по ночному пригороду вокруг озера.
На скорости двести десять километров в час старший сержант, внимание которого было заметно снижено под действием алкоголя, не успел среагировать на движущиеся по пешеходному переходу фигуры. Смерть шестнадцатилетней девушки и семнадцатилетнего парня была мгновенной. Оба были еще девственниками. Девушке именно в этот день исполнилось шестнадцать…
Ей предложили переродиться. Объяснили, что ее прошлое тело мертво, и доступ в ее родной мир закрыт навсегда. Сказали, что отныне она будет эльфийкой, и где-то по тому же миру будет бродить Доминик. И она согласилась.
Эльфы живот долго. И столь же долго не стареют. Тридцать лет она бродила по этому миру в поисках своего возлюбленного, пока, наконец, на тридцать первый, не встретила Кирилла. Она не сказала ему, что тоже явилась из того же мира. По правде сказать, она уже и сама стала забывать о нем — и потому каждый вечер слушала его рассказы, еще свежие воспоминания о том, другом мире. С автомобилями вместо лошадей, летающими по небу самолетами и совершенным отсутствием магии.
Тот мир казался ей уже наваждением, обычным сном. Да и разве это удивительно? Она уже вдвое дольше является эльфийкой, чем была в том мире человеком. Да и если сложить общие прожитые ею года, то получится просто невероятно пугающий возраст — сорок семь! Чудовищно для человеческого подростка. И всего-ничего для эльфийки.
Вот только теперь она Кирилла уже не помнила — все воспоминания о нём попросту были вырваны из её памяти. Не помнила и того, что именно с ним лишилась своей невинности, впервые за сорок семь лет. Всё, что она помнила — это ее приключения с Гелегостом и Бегрифом. Она уже не знала, как стала путешествовать с ними, и вообще зачем, в принципе, но факт оставался фактом — теперь у нее был лишь Гелегост. А она стала его женщиной. И всё шло как само собой разумеющееся.
После похода на Голденхэйвен граф, его начавший, стал Десницей Перегила, а она — командиром и главным тренером лучиков. История с Карлейном уже позыбылась, а их отношения с Гелегостом перешли на тот уровень, когда они стали задумываться о потомстве. Решили, что заведут семью после окончания войны. Она не могла сказать, что любит этого орка, но… у нее больше никого не было. А он, кажется, ее даже любил. Да и отцом он будет, вроде как, хорошим — она была почти уверена.
Война, к слову, велась со всеми, кто отказывался добровольно принять Огнепоклонство и уверовать в Перегила, как в своего главного Бога. Непокорных сжигали, а покорившихся силой клеймили. Избороздив, наверное, всю планету и обратив в Огнепоклонство все открытые на карте земли, Лиагель возвращалась домой, чтобы встретиться с мужем. Она верила, что и он выстоял в своём походе, и уже ждет ее дома. Ну, или она будет ждать его возвращения. В любом случае, он вернется — и они, наконец-то, заведут семью.
К сожалению, из своего последнего похода могучий орк вернуться не смог — столкнувшись с чрезвычайно мощным сопротивлением из собравшихся в цитадели всех пока еще свободных магов, великий Гелегост пал.
И Лиагель потеряла всё.
***
Внушительный по своему размеру тронный зал был устлан шкурами самых разнообразных животных — медвежьих, тигровых, львиных. Не было лишь ни одной волчьей. Волков вообще в пределах Империи было убивать запрещено — и попытка совершить волкоубийство каралась смертной казнью.
Практически все шкуры в данный момент были заняты — тронный зал был попросту переполнен лежащими на его полу людьми, преимущественно девушками, но и мужчин было немало. Все были полностью обнаженными, равно как и Десница, восседающий на своем троне и попивающий из бокала красное вино. Где-то неподалеку от трона он видел свою супругу, прекрасную Элеонор, укрывшуюся своей волчьей шкурой, с которой она теперь никогда не расставалась, а в другой части зала, обложившись четырьмя красотками — своего двадцатилетнего сына, который последние два года принимал активное участие в сражениях во имя Перегила.
И все эти люди сейчас спали, ведь оргия закончилась всего пару часов назад.
— Мог ли ты представить, друг мой, — слышит Маркус голос Перегила, доносящийся за своей спиной, — что будешь жить вот так? В том, своем мире, разве мог хотя бы предположить что-то подобное?
Маркус улыбается. Не мог. Никогда не мог. Даже в фантазиях.
— Нужно поговорить, Маркус. Разговор будет серьезным. Идём, пока все спят. И… накинь что-нибудь.
Маркус встает, допивает вино и бросает бокал в сторону. Выдергивает свой плащ из-под какой-то рыжей худышки, но та лишь повернулась, так и не раскрывая глаз. И теперь идет за Перегилом.
Они выходят в прекрасный сад, намного более прекрасный, чем во дворце самого Перегила в Голденхэйвене.
— Люблю твой сад, — словно читает Перегил мысли Маркуса. — Он много краше моего.
— Это факт. Так чего хотел, друг мой? Если поучаствовать в извращенских играх, то немного опоздал. И… я тебя приглашал. К слову.
— Мне нет дела до человеческих извращений. Вопрос в другом… о последнем сражении.
— А что не так?
— Души, Маркус. Мы уже говорили об этом. Сражение… было очень многочисленным. Пало много людей. Однако… я не получил столько душ, сколько должен был получить.
— Эти маги… они… сопротивлялись.
— Как и все наши враги.
— Я вышел из себя.
— Как и последние два года.
Маркус поворачивается к Перегилу.
— Тебя что-то не устраивает, мой друг? — задает Десница вопрос, глядя Богу прямо в глаза.
— Ты должен сжигать их, Маркус. Предварительно клеймив. Лишь в этом случае они попадают ко мне и питают мне. Словно батарейки. Ты же… пожираешь их. И отправляешь души Бездне. Напрямую. Минуя… меня.
— Я разозлился, — Спенсер не моргая продолжает смотреть на Перегила. — Были потери. Значительные. Я потерял много воинов. Пришлось использовать Кошмара.
— Твой Кошмар тебя не слушается. И чем дальше, тем более свободным он становится. Ты сожрал почти всех. Я… слабею.
— Я подарил тебе этот мир, Перегил. Будь благодарен мне. Ты сидишь на жопе и ничего не делаешь. Я… несу твоё знамя. Все выжившие приняли Огнепоклонство. Причем с невероятной радостью.
— Но моя сила, Маркус. Она… падает. Я владею этим миром, но как Император. Это людское. Мне нужны души. Нужна сила.
— Будут тебе души.
— Так ли это, Маркус? Ты расширяешь свои владения. Сжираешь тех, кого должен сжигать. Врагов становится всё меньше. Те, кто принимают Огнепоклонство, принимают его от страха. И умирают крайне редко. Сожжения…. Становятся редкостью. Я слабну.
— Это… твои проблемы.
Ответ ошарашивает Перегила.
— Что… ты имеешь ввиду? Ты… я сделал тебя первым после себя.
— А я принес тебе этот мир.
— Но я недостаточно силен! — Перегил кричит, и его пламя на голове значительно вырастает.
— А для чего тебе сила, Перегил? — Маркус пожимает плечами и медленно шагает по своему саду, касаясь некоторых цветков пальцами. — Я — твой меч, твой палач, твоя длань. Всех неугодных я убиваю сам. У тебя почти не осталось врагов. С кем тебе бороться?
— С другими мирами.
— То есть война ради войны? Я думал, мы хотим захватить этот мир. Не думал, что устроим звездные войны.
— Ты не понимаешь этот мир. Не понимаешь богов.
— В тебе говорит жадность, друг мой, — Маркус садится на скамейку. — Есть у тебя — хочу я; есть у меня — хочу больше. Это жадность. Довольствуйся малым. Я уже давно не получаю удовольствия от завоеваний. В глазах ополченцев… лишь страх. Нам не от кого защищаться — мы победили. Остатки защищающихся — это лишь вопрос времени. Если хочешь, я отправлю туда Хейзела и Карлейна — сам не пойду. Они сожгут там всех к чертовой матери.
Перегил отрицательно качает головой.
— Пусть в твоих землях примут Огнепоклонство.
Маркус сводит брови.
— Вообще-то…
— В твоих землях… проживает около двух миллионов людей. Два миллиона свободных от Огнепоклонства жителей. Хитрые ублюдки стекаются к тебе, чтобы миновать поклонение мне.
— Мы договаривались, Перегил. Ты дал слово, что Огнепоклонство не тронет мой замок.
— Замок! — Перегил снова кричит, взрываясь всполохами пламени. — Тех, кто в замке, можешь не клеймить. Но тех, кто проживает в окрестностях твоих земель… клеймить. Несогласных — сжечь.
— Этого не будет, — Маркус встаёт.
— Ты… перечишь мне?
— Был договор. Это вопрос принципа.
— Осторожней, Маркус, — Перегил подходит ближе. — Ты… играешь с огнем.
— Ты мне тут про меня твердишь, что я из-под контроля выхожу. А как же ты? Твои жрецы сжигают людей налево и направо. Они подмяли под себя все захваченные нами города. Губернаторы, которых я оставлял у руководства… не правят. А лишь восседают там для красоты. Всем заправляют жрецы. В свои земли… я их не пущу.
— Твои губернаторы — лишь смертные. Со своими низменными пороками. А мои жрецы — несут моё слово! Этим миром правлю я! А не ты!
— Но они все чокнутые! — Маркус тоже орет. — Они больные на головы, твою мать! Они сжигают людей направо и налево! Придумывают новые грехи, и за каждый их них к чертовой матери сжигают! Проституток клеймят, выжигая твой знак на их лицах.
— Проституция — это грех!
— Но не в моем городе! — Маркус орет еще громче. — Ты лишь ищешь повод, чтобы кого-нибудь сжечь. Я закрывал на это глаза, так как меня это не касалось. Но теперь ты требуешь впустить Огнепоклонство сюда! И вот, что я тебе скажу на это, друг мой, — Маркус демонстрирует ему средний палец. — Хер тебе, а не мои земли. Был договор, условий которого я не нарушал. А ты… переходишь ту самую границу, которая отделяет нас от союзников… и врагов.
— Ты… объявляешь мне войну? — глаза Перегила округляются.
— Если еще раз посмотришь в сторону моих подданных — да.
Они стоят посреди сада, глядя друг другу в глаза. Делают это молча, словно играют в некую игру.
— Твои подданные примут Огнепоклонство, — Перегил первым нарушают тишину. — Или я выжгу твои земли. А твое место… отдам Зарине.
— Драл я твою Зарину. Во все дыры.
— Да, я знаю. С моего позволения. Она предана мне. В отличие от тебя. У тебя сутки на раздумье. А потом… я направлю всю свою армию на Айронхолл. И лично возглавлю этот поход. Советую тебе одуматься.
И Перегил исчезает, обернувшись огненной вспышкой.
Почти тут же в сад входит Карлейн. Он слышал большую часть разговора, и Маркус знал об этом.
— Приступать? — спрашивает он, в ответ на что Маркус кивает. — Маги готовы. Порталы будут раскрыты, как только дадите команду, лорд Десница.
— Так забавно… этот идиот считает, что не получает души, потому что я их пожираю… и даже не догадывается, что на самом деле мы давно планируем его свержение.
— Бесшумные же с нами?
— Элеонор говорит, что да, — Маркус смотрит на Карлейна с небольшой тревогой во взгляде. — Ты же понимаешь, что мы идем сражаться с Богом, мой друг?
Карлейн кивает.
— И даже готов умереть?
— Что смерть для того, кто прожил отменную жизнь?
Маркус улыбается. Карлейн улыбается в ответ. Затем Десница подходит к своему лучшему другу, и они обнимаются.
— Мы оба сдохнем там, Карлейн. Ты же понимаешь?
— Но восстановим справедливость, — Карлейн продолжает улыбаться. — Я ведь кара Господня. Такая работа — прям по мне.
Маркус кивает.
— Пусть отоспятся, — говорит он. — И на закате наступаем. Пусть готовят порталы. И… мне нужны смертники. Человека три.
— Кошмар голоден?
— Очень, — Маркус отвечает шепотом.
Карлейн кланяется и тут же покидает сад.