ГЛАВА ХХVI Июнь 61 года

Камулодунум и его окрестности купались в ярком солнечном свете. Легкий ветерок вызывал серебристую рябь среди посевов пшеницы в полях, а деревья и кусты были тяжелыми от новых весенних листьев. Фермеры надеялись на хороший урожай и с нетерпением ждали восстановления запасов зерна, которые так сильно истощились после неурожаев предыдущих двух лет.

Духом оптимизма были наполнены приветствия, которыми обменивались соседи, встречавшие друг друга в лавках и на рынке. Ходили даже слухи, что члены сената колонии собирались отпраздновать это событие постановкой пантомимы в только что построенном театре, а также гладиаторскими боями и схватками животных на небольшой арене за городом, построенной для развлечения людей Двадцатого легиона, когда они первоначально занимали Камулодунум-крепость.

Как и в большинстве слухов, в них было мало правды. Члены сената колонии все еще сидели, погрязнув в ожесточенных спорах о необходимости платить за восстановление обороны Камулодунума. То, что уже делалось, замедлилось, так как многие добровольцы были вынуждены посвятить свое время на посев урожая в конце весны, в то время как другие потеряли интерес и перестали собираться у дома Макрона и забирать свои инструменты со склада, который Аполлоний устроил в главной сторожке. Канава-ров и вал были почти завершены на одном конце поселения, протянувшемся между двумя параллельными реками, которые текли с запада на восток по обе стороны колонии. Другая линия обороны, ближайшая к дороге на Лондиниум была завершена лишь наполовину, и Макрон с каждым днем все больше разочаровывался во все более медленном прогрессе.

Прошло больше месяца с тех пор, как он вернулся в Камулодунум, и было две вещи, которые со всей тяжестью давили на его разум. Во-первых, он больше не получал известий от Дециана, после того, как их пути разошлись. Бегство Боудикки и ее дочерей взбесило прокуратора, и он потребовал, чтобы они вернулись в столицу иценов, чтобы вернуть заложников.

— Нет, — сказал Макрон, когда они остановились возле пустой тележки. — Уже нанесен достаточный ущерб. Лучше оставить все как есть, пока Светоний не вернется из похода.

— Нам не нужно ждать, пока он вернется, — ответил Дециан. — Он делегировал мне власть в свое отсутствие, и он поставил тебя под мое командование. Я приказываю тебе вернуть Боудикку и ее дочерей.

— Я закончил выполнять твои приказы. Если ты так сильно хочешь ее, то вернись и захвати ее сам. Если тебе повезет, она скроется от всех, чтобы избежать тебя и твоих головорезов. Если тебе не повезет, она сама придет и найдет тебя со своими воинами-иценами за спиной, и они зажарят многих из вас заживо. Лучшее, что ты можешь сделать сейчас, это уехать обратно в Лондиниум и ждать, пока Светоний примет решение, что с этим делать.

— Я мог бы это сделать, да. Поверь мне, как только я скажу наместнику о том, как ты бросил вызов моей власти, он лишит тебя твоих полномочий здесь, в Камулодунуме, и изгонит твою семью из колонии. Честно говоря, когда он узнает о подозрительных обстоятельствах побега и твоей вероятной роли, которую ты в нем сыграл, то это будет наименьшая из твоих неприятностей, центурион Макрон. — Дециан помолчал. — Я мог бы тебя арестовать сейчас и доставить обратно в Лондиниум в цепях, чтобы ты мог ответить на вопросы во время допроса.

— Можешь попробовать, — ответил Макрон. — Однако, поскольку у тебя есть лишь пятьдесят человек сомнительного качества, чтобы поддержать твой авторитет, а у меня здесь есть сотня опытных ветеранов, которые верны мне, так что это не произойдет. То же самое касается любой попытки выследить Боудикку. Так что я бы предложил тебе сократить свои потери, вернуться в свою милую уютную ночлежку во дворце наместника и ждать его возвращения, как я ранее и сказал.

Дециан взглянул на него и заговорил с холодной серьезностью. — Клянусь перед Юпитером Наилучшим Величайшим, что я уничтожу тебя, Макрон. Я напишу отчет для пропретора, как только доберусь до Лондиниума. Я расскажу ему о твоем предательстве, твоем отказе подчиниться моему приказу, и я точно позабочусь, чтобы он узнал, как ты помогал и подстрекал к побегу врага Рима.

— Не забудь рассказать ему, как ты превратил Боудикку во врага Рима, раз уж ты об этом заговорил. Как ты заставил ее выпороть и стоял рядом, когда позволил своим людям насиловать ее дочерей. Интересно, что он на это скажет?

— Ты думаешь, что у тебя здесь есть превосходство, Макрон. Но ты заблуждаешься. Я уничтожил людей и покрепче и влиятельнее, чем ты, чтобы добраться туда, где я сейчас.

— Не сомневаюсь, — устало сказал Макрон. — Ты вредоносный маленький долгоносик, который так же легко вредительствует на пшеничном поле, как и дышит. Ты стремишься к власти и богатству, и тебе все равно, кого ты должен погубить, чтобы добиться этого. Ты можешь ударить лишь ножом в спину, потому что ты слишком труслив, чтобы бросить кому-либо прямой вызов. Ты позволяешь хорошим людям умирать, чтобы расплатиться за твои же ошибки. Ты не служишь интересам Рима, только своим собственным, даже если это означает подвергнуть Империю опасности. Катон был прав насчет тебя. Я должен был найти способ убить тебя до того, как ты унизишь иценов и превратишь их из союзников во врагов.

Усмешка Дециана исчезла, и выражение его лица выдало его страх: — Ты осмелился угрожать прокуратору провинции? Ты посмеешь убить меня?

— Почему бы нет? Я уже убил много людей для Рима. Гораздо лучше людей, чем ты есть. Я бы ничего не потерял и не нарушил бы свой сон. На самом деле, воткнуть меч тебе в живот, может быть, лучшее, что я когда-либо делал в своей жизни.

Они расстались, как только Камулодунум показался в поле зрения, и с тех пор Макрон ждал реакции наместника на доклад, который Дециан угрожал написать. Но пока что не было никаких вестей.

Вторым беспокойством, терзавшим его мысли, было отсутствие какой-либо реакции со стороны иценов на надругательства, совершенные против их царицы и ее дочерей. Ужасная смерть Фасция произошла до порки Боудикки и жестокого обращения с ее дочерьми, и было трудно поверить, что столь отвратительные деяния римлян в глазах иценов, не вызвало бы кровавую реакцию с их стороны. Но ни о каких других нападениях на римлян или даже на их имущество не сообщалось.

Как бы Макрону не хотелось верить в то, что Боудикка стремилась убедить свой народ сохранить мир, он все больше убеждался в том, что у нее были другие планы.

— Так что же она задумала? — спросил он. — Чего ты выжидаешь?

Единственным признаком того, что что-то неладно, было постепенное исчезновение иценов из колонии. По их словам, некоторые уехали навестить семью только для того, чтобы не вернуться. Другие, в том числе девушки, работавшие как личные служанки у Петронеллы, просто собрали свои скудные пожитки и исчезли. В последние дни то же самое начало происходить с триновантами, которые работали на римлян в Камулодунуме или вели для них дела в колонии. Даже семья, которая управляла фермой Макрона, ушла, забрав с собой свой домашний скот. К тем немногим, кто остался, ветераны относились с подозрением. Их все больше нервировало отсутствие знакомых лиц, которых они когда-то считали частью повседневной жизни, а в некоторых случаях друзьями и союзниками.

В одно прекрасное утро Макрон оседлал коня и поехал в маленькое поселение, где жил Пернокат. На шее у него был кожаный ремешок с клыками кабана, который ему подарил в конце прошлого года охотник-бритт. Пока его лошадь везла его через лесную поляну, солнечный свет отражался в проблесках между ветвями деревьев и отбрасывал мерцающий узор темно-зеленого цвета на лесной покров. Макрон на мгновение остановился, чтобы насладиться идиллической сценой, и пока он это делал, олень молча вышел из-за деревьев впереди него. Он замер и поднял морду, чтобы понюхать воздух, когда его уши подернулись.

— Ну здравствуй, парень, — дружелюбно поздоровался Макрон.

Голова оленя резко поднялась, когда он повернулся на его голос, и затем зверь прыгнул через поляну и исчез среди деревьев на дальней стороне со слабым потрескиванием подлеска. Макрон уже собирался дернуть поводья и заставить свою лошадь идти дальше, когда услышал, как ветка треснула на той же стороне поляны, где появился олень. Он уловил движение на периферии своего зрения, но как только он повернулся, чтобы сфокусироваться на месте, оно исчезло. У него сложилось впечатление, что это была фигура человека, но это было трудно сказать наверняка. Послышалось шуршащее движение, затем снова тишина. Он прочистил горло.

— Кто там?

Ответа не последовало. Внезапно обстановка вовсе не показалась идиллической, так как его армейские инстинкты превратили поляну в идеальное место, чтобы устроить засаду для неосторожного врага, проходящего через нее. Он почувствовал знакомый холодок страха между лопатками.

Тревожное чувство не покидало его, пока он не вышел на открытую местность. После чего он еще долго злился на себя за то, что стал шарахаться от каждой тени. Вероятно, шум произвело какое-то другое лесное животное. «Вот и все», — твердо сказал он себе. Его нервозность была объяснимой, учитывая его опасения по поводу растущей напряженности в колонии.

Поселение Перноката располагалось в лощине у ручья. Было несколько круглых хижин, где жила его семья и семьи двух его братьев. В загоне было несколько свиней, а также небольшое количество крупного рогатого скота, пасущегося в отдельном большом огороженном загоне. Дальше простирались поля пшеницы рядом с ручьем. Две женщины сидели возле одной из хижин и обрабатывали шкуры животных, в то время как дети плескались в воде. Они перестали играть, чтобы посмотреть, как приближается Макрон. Он помахал им и получил в ответ несколько застенчивых взмахов. Обе женщины оторвались от своей работы, но не ответили на слова приветствия на их языке, которые он уже успел усвоить.

Он остановился и спрыгнул с седла. Он знал хижину Перноката, так как несколько раз уже посещал поселение в предыдущие месяцы. Молодая девушка смотрела на него от входа в хижину.

— Я пришел увидеть Перноката, — сказал Макрон. Когда она посмотрела на него пустым взглядом, он повторил: — Пернокат?

Она указала на сторону хижины, и он пробрался вдоль обмазанных глиной стен к оголенному участку земли, где рядом с пнем валялась большая куча бревен, в которую вонзили острие топора. Пернокат, раздетый до пояса и блестящий от пота, поднял глаза, услышав шаги Макрона, и он на мгновение нахмурился, прежде чем выражение лица исчезло.

— Приветствую. — Макрон улыбнулся, протягивая руку.

Пернокат шагнул вперед, и они ненадолго взялись за предплечья, прежде чем он заговорил ритмично по-латински. — Добро пожаловать в мой дом, центурион. Ты здесь, чтобы устроить еще одну охоту?

Макрон знал, что он должен действовать осторожно в отношении истинной цели визита. Со сменой сезона и распространением свежей дичи в лесах в это время года, такая причина выглядела бы достаточно достоверно, чтобы отправиться на поиски охотника.

— Да, по большей части.

— Мы можем обсудить. — Пернокат кивнул в сторону пня. — Испытываешь жажду?

— Мне не помешало бы выпить. Благодарю.

Охотник крикнул на своем языке, и ему ответил женский голос. Полоска шерстяной ткани висела на краю лезвия топора, и он поднял ее, чтобы вытереть лоб, прежде чем сесть на пень. Макрон сел рядом с ним, и они посмотрели на поселение и окрестности.

— Все-таки прекрасное место у тебя здесь, — сказал Макрон.

— Да, — согласился Пернокат. — Хорошая земля. Если римляне позволят нам его сохранить.

— Ваша земля в безопасности. Я остановил наших людей, требующих больше земли, на которую они не имеют права.

— Пока в безопасности. Но что произойдет, когда центурион Макрон уйдет? На твоем месте появится другой ответственный человек? А что если нет?

Это было справедливое замечание. Он был избавлен от необходимости давать ответ, когда подошла девушка, неся два красноватых глиняных кувшинчика с молоком. Она отдала их и убежала. Охотник поднял свой и осушил содержимое за один раз, капля молока появилась в уголке его рта, прежде чем он опустил кувшинчик и удовлетворенно вытер губы.

— Хорошее молоко!

Макрон сделал глоток и посмаковал вкусный напиток.

— Прекрасное молоко действительно.

— Ты хочешь на охоту. Когда я тебе буду нужен?

— Только в следующем месяце, — ответил Макрон. — Я должен проследить за завершением кое-какой работы в колонии. В следующем месяце у меня будет время поохотиться.

— В следующем месяце, — растянул Пернокат с легкой грустью в голосе. — В следующем месяце, может, и не получится. — Потом он утвердительно кивнул. — В следующем месяце, как хочешь.

— Ты говоришь так, будто будешь занят чем-то. Ты уже что-то запланировал?

Охотник отвел взгляд, и повисло короткое молчание, прежде чем Макрон снова заговорил.

— Мне нужно спросить тебя кое о чем. Мне нужна твоя помощь.

Пернокат продолжал смотреть на ручей, где играли дети, не обращая внимания на надвигающиеся беды этого мира. — Какая помощь?

— Времена изменились. Ицены покинули колонию, и теперь уходят и твои люди. Я пытаюсь узнать почему.

— Люди приходят, люди уходят.

— Не так, — ответил Макрон. — Не так быстро. Что-то происходит. Знаешь ли ты в чем может быть дело?

— Все знают, что случилось с царицей иценов и ее дочерьми. Каждый знает, что Рим хотел украсть все, что принадлежит ей, и все, что принадлежит ее народу. Также как он поступает с триновантами. Скоро наступит время, когда люди скажут, что больше они терпеть такой произвол не будут.

— А потом? — спросил вкрадчиво Макрон.

— Потом… — Пернокат повернулся к нему. — Кто знает?

— Я думаю, ты знаешь. Поэтому ицены ушли? Поэтому люди твоего племени уходят? Грядет восстание, Пернокат?

Охотник посмотрел в ответ с обеспокоенным выражением лица. Он молчал какое-то время. — Центурион, ты однажды спас мою жизнь. Теперь, возможно, я могу спасти твою. Оставь Камулодунум. Возьми свою семью и уходи.

— Уходить? Но куда? Колония — мой дом.

— Тогда она станет твоей могилой, если ты останешься. Оставь Камулодунум. Покинь Британию. Не будет безопасно в этих землях для любого римлянина.

Макрон почувствовал ледяной холодок в жилах. — Скажи мне, что произойдет.

Пернокат встал и выдернул топор из пня. — Я сказал достаточно. Я буду говорить не более того. Прошу иди. Никогда не возвращайся сюда, если тебе дорога жизнь. Я не причиню тебе вреда, но другие могут. Иди!

Макрон поднялся и поставил кувшинчик, все еще наполовину заполненный молоком. — Желаю мира и долгой жизни, Пернокату Охотнику.

Триновант кивнул в ответ и взял бревно. Он поднял топор, затем после резкого замаха опустил. Лезвие пронзило дерево и раскололо бревно на две части, которые разлетелись в стороны с пня. Макрон не мог не задаться вопросом, будет ли он раскалывать римские черепа с равной дикостью в скором времени.

Вернувшись к своей лошади и поскакав прочь, он понял, что, вероятно, видел охотника в последний раз, и что, если они когда-нибудь снова встретятся, то уже как враги.

У Макрона не было ни малейшего намерения любоваться хорошей погодой и красотой пейзажа, мыслями он уже вернулся в колонию. Он был уверен, что Боудикке либо не удалось успокоить свой народ, либо, что более вероятно, сама призвала их вновь поднять оружие против Рима. Борьба, которая была обречена на столь же тщетный результат, как и последняя попытка иценов несколькими годами ранее. В одиночку одно племя не могло надеяться преодолеть сопротивление римской армии на острове. Но что, если ее дело поддержали другие племена, такие как тринованты? Что, если племена объединились в союз? Это то, что проскользнуло в словах Перноката о том, что для римлян нигде не будет безопасного места?

Когда он приехал домой, Макрон спешился и повел лошадь в конюшню, передав ее Парвию расседлать и накормить. Петронелла ждала его в саду во перистиле и поспешила, как только он вышел из прохода, ведущего через главное здание.

— Хвала богам, ты вернулся.

Макрон увидел ее встревоженное выражение, когда он опустился на скамью. — В чем дело?

— У меня было несколько посетителей, пока тебя не было. Три женщины из колонии. Они переживают за своих мужей.

— Беспокоятся? Почему?

Они сказали, что их мужья поехали на север шесть дней назад, чтобы купить скот у иценского фермера недалеко от виллы Фаустиния. Они должны были вернуться два дня назад, но их нигде не было видно, и их жены вне себя от беспокойства. Они пришли в наш дом, чтобы попросить тебя направить поисковую партию, но ты уже уехал. Я сказала, что скажу тебе, как только ты вернешься.

«Вилла находилась в километрах пятидесяти от Камулодунума; день пути, максимум два пешком. Если они были задержаны делами, люди должны были уже вернуться задолго до его прибытия. Учитывая, что он услышал от Перноката, возможно, они уже были мертвы вместе с Фаустинием и его семьей. Первые римляне, заплатившие за злодеяния, совершенные против Боудикки и ее дочерей. Был небольшой шанс, что есть и другое, более невинное объяснение задержке их возвращения. Как знал Макрон, старые легионеры любили разделить кувшин или два вина, предаваясь воспоминаниям о своей службе в армии. Возможно, они все еще были на вилле, наслаждаясь гостеприимством Фаустиния», — размышлял Макрон.

— Что ты собираешься делать? — спросила Петронелла. — Что я должна сказать им? Ты собираешься отправить кого-то из ветеранов искать наших людей?

— Нет, — твердо ответил Макрон. — Существует множество причин, по которым они могли задержаться с возвращением. Если бы были серьезные проблемы, мы бы только потратили впустую жизни тех, кто был отправлен на их поиски. А мне понадобится каждый боеспособный мужчина, чтобы защитить колонию.

— У нас какие-то проблемы? — Петронелла взяла его за руку. — Что тебе сказал Пернокат?

Макрон сообщил подробности, и она слушала с растущим беспокойством. Когда он закончил, она спросила: — Ты действительно думаешь, что ицены нападут на нас?

— Боюсь, что да.

— Что ты скажешь женам этих троих мужчин?

— Я скажу, что кого-то послали, чтобы найти их и доложить мне.

Ее бровь нахмурилась. — Но я думала, ты сказал, что не собираешься никого посылать.

— Никого из ветеранов, если быть точным. Они слишком стары и неопытны для такой работы, которую будет необходимо проделать. Нет. Я пошлю человека, обладающего именно теми навыками, которые нужны для этой работы.

Загрузка...