Смерть императору!

ГЛАВА ІІ

Они выслеживали свою добычу все утро, и полуденное солнце низко висело в сером небе, в то время как горизонт застилали снежные вихри. Недалеко от Макрона и Катона шел пеший триновантский охотник, одетый в меховую накидку поверх коричневой туники и штанов. Катон держал своего коня под уздцы в ожидании, пока тот осмотрит землю. Охотник остановился шагах в тридцати и пригнулся, рассматривая щель в зарослях кустов утесника, раскинувшихся по обеим сторонам. На снегу было много звериных следов, расходившихся веером из щели, и было трудно разобрать их и определить, какое существо могло их оставить.

— Возможно, мы его потеряли, — пробормотал Макрон, прислонив толстое древко кабаньего копья к лукам седла и потянувшись за флягой. Он вынул пробку, наклонил голову и сделал глоток, прежде чем предложить ее Катону.

Взгляд префекта был прикован к охотнику, наблюдая за тем, как бритт внимательно изучает потревоженный снег. Он сделал глоток и вернул фляжку, прежде чем переложить копье в свободную руку. — Я не знаю. Похоже, Пернокат что-то задумал.

Охотник водил пальцами по снегу, затем по темному стеблю куста утесника справа от себя, прежде чем слегка коснуться поверхности, а затем уставился на кончик своего пальца. Он повернулся к своим римским спутникам и поднял руку, чтобы они могли видеть красное пятно.

— Кровь. Кабан прошел здесь, — объявил он на гортанной латыни.

Пернокат стал наниматься к римским охотникам с момента основания колонии и достаточно хорошо успел выучить язык захватчиков, чтобы бегло говорить на нем. Он пользовался большим уважением среди ветеранов за свои навыки следопыта, а когда они сближались с жертвой для финального броска, его мастерство обращения с копьем и луком было не хуже, чем у любого бестиария в Империи.

Охотничья группа из трех человек столкнулась с вепрем где-то через час после рассвета, и едва успела подготовить свои копья, как зверь прорвался сквозь них и промчался прочь. Катону посчастливилось нанести скользящий удар, который ранил ему плечо, недостаточно, чтобы покалечить его, но достаточно, чтобы заставить его истекать кровью и оставить следы, чтобы проследовать за ним через сельскую местность. Пятна крови стали появляться реже, так как рана начала сворачиваться, и они почти сдались, когда увидели горсть маленьких пятен на снегу недалеко от тропы, ведущей к зарослям дрока. Катон был зол и разочарован собой. Это был признак плохого охотника — ранить существо и позволить ему сбежать и мучительно страдать. Он чувствовал обязательство перед животным завершить работу.

Макрон указал на заросли впереди них. — Ну, если этот ублюдок там, мы не сможем приблизиться к нему.

Катон огляделся. Дрок растянулся на пятьдесят шагов поперек в обе стороны, где дальше возвышались ветви сосновой рощицы. Проход сквозь плотную массу был узким. Нехотя он согласился со своим другом. Они никак не могли проехать через чащу, и если бы они шли пешком, то зацепились бы за свои плащи и застряли. Если бы кабан бросился на них в этот момент, шансов уклониться от него не было. Все-таки была одна последняя уловка, которую они могли попытаться применить.

— Пернокат, ты останешься здесь, пока мы с центурионом объедем вокруг и посмотрим, сможем ли мы найти, где дорожка выходит с другой стороны. Если мы найдем путь, я позову тебя. Тогда ты сделаешь столько шума, сколько сможешь. Используй свой рог. Бей по дроку. Если кабан среагирует и побежит, мы будем ждать его.

Охотник с сомнением склонил голову набок, но кивнул. — Как прикажет префект.

В его тоне было что-то, что Катону показалось, что триновант немного не в своей тарелке, он почувствовал намек на подобострастие. Это было нехарактерно, и он боялся, что оскорбил человека своей резкостью.

«Иногда все же было трудно вывести военного из человека», — с сожалением размышлял он.

— Пошли, — сказал Макрон, поднимая копье и отводя древко в сторону. — Прежде чем он обделается от страха. — Он заставил свою лошадь перейти на рысь и поскакал вокруг полосы дрока.

Катон, кивнув, передал поводья охотничьей лошади Пернокату и поскакал вслед за своим другом.

Как он и предполагал, заросли были невелики, в особенности между дальней стороной и соснами. Место, где тропа покидала заросли, нашли достаточно легко, но свесившись с седла, Катон не увидел следов крови.

— Он все еще там.

Двое римлян оглядели спутанные заросли в поисках движения или звука, которые могли выдать присутствие кабана, но ничего не было. Катон приготовил копье, и Макрон последовал его примеру, затем они заняли позиции по обе стороны тропы.

— Готов? — спросил Катон.

Макрон кивнул.

— Пернокат! — крикнул Катон. — Начинай!

Резкий звук охотничьего рога разрезал холодный воздух. Звук испугал некоторых птиц, которые вырвались из укрытия с пронзительным хором панического многоголосья, яростно маша крыльями, пока они улетали в сторону сосен и наконец исчезли вовсе. После еще нескольких сигналов рожка охотник начал кричать, и Катон смог различить слабый треск ломающихся веток на дальней стороне. Затем они услышали его, фырканье и хриплый визг откуда-то между ними и Пернокатом. Мгновением позже послышался шелест сухой растительности, когда кабан устремился в их сторону, мчась по тропе.

— А вот и он! — закричал Макрон, его глаза расширились от возбуждения, он опустил широкое железное лезвие наконечника своего копья и держал древко готовым для удара. Катон сделал то же самое, крепко сжимая поводья и прижимая бедра к седлу.

Кабан вырвался из чащи, и оба римлянина рванули вперед. Это был огромный лохматый зверь с более темной линией щетинок, растущих вдоль его позвоночника к его большой голове, где изогнутые клыки торчали по обе стороны от морды. Макрон среагировал быстрее, наклонился вперед и сделал выпад, острие его копья вонзилось в бок вепря. Челюсти зверя раздвинулись, когда он издал болезненный визг, затем он соскочил с наконечника и столкнулся с задними ногами его коня. Макрон покачнулся, вынужденный бросить копье, схватился за луки седла настолько крепко, насколько мог, чтобы не свалиться. Его конь пятился между разъяренным вепрем и Катоном, блокируюя последнему цель.

— Дерьмо! — Катон зашипел сквозь стиснутые зубы, сильно натянув поводья и пытаясь развернуть свою лошадь вокруг так, чтобы поразить зверя. Однако, прежде чем он смог получить ясное представление ситуации, кабан развернулся и бросился обратно в дрок, мчась по узкой тропе в сторону Перноката. Катон сразу понял опасность, грозящую другому человеку, и быстро повернулся к Макрону. — Подбирай копье и следуй за мной!

Не дожидаясь ответа, он пустил свою лошадь в галоп по опушке чащи, кровь стучала в ушах. В охоте всегда был риск, особенно когда добыча была также смертельно опасна, как и дикий кабан, и потому только самые безрассудные решались сразиться с ним в одиночку. Пока он вел свою лошадь, огибая колючие заросли утесника, он услышал тревожный крик Перноката.

— Он здесь!

Обогнув дальний куст, Катон увидел охотника шагах в ста от него. Он был спешен и смотрел на вепря с кинжалом в руке. Зверь, со вздымающимися напряженными боками и окруженный парами активно выдыхаемого воздуха, стоял между Пернокатом и его лошадью.

В тот момент, когда Катон пнул пятками лошадь, чтобы отправить ее в галоп, он увидел, как кабан бросился, раскидывая ошметья снега, прямо на Перноката. Лошадь охотника в панике вздрогнула и развернулась прочь. триновант присел на ноги и удерживал позицию до последнего момента, прежде чем броситься в сторону и попытаться ударить проносящегося мимо вепря кинжалом вбок. Несмотря на свою массу, около полутора метров в длину и высотой с живот человека, зверь оказался достаточно проворным, резко остановился и развернулся в мгновение ока, готовый снова атаковать.

Катон крепче сжал древко своего копья, но, устремившись к противнику, его лошадь споткнулась. Небо и замерзший пейзаж закружились вокруг него, и в следующий момент человек и лошадь врезались в снег. Удар выбил воздух из его легких, он ослабил хватку на копье и откатился в сторону, чтобы убраться с дороги.

Поднявшись на ноги, хватая ртом воздух, он увидел, что Пернокат потерял свой кинжал и как-то ухватился за клыки кабана, отчаянно пытаясь избежать быть пронзенным в пылу борьбы со зверем. Однако, это была неравная борьба, и охотник вскоре подлетел вверх и в сторону, когда вепрь крутанул всем своим весом и попытался сбросить его. Катон взглянул по сторонам — кругом глубокий снег по икры — и не смог обнаружить своего копья.

Его уши вдруг заполнили звуки рваного фырканья коня Макрона, когда центурион резко промчался мимо него, крепко держась в седле, когда он наклонился вперед — правая рука была сложена на изготовку для удара. Вепрь сделал бешеный, крутящийся прыжок и отшвырнул Перноката в сторону. Охотник пролетел по воздуху и тяжело приземлился в двух-трех метрах от него. Раскачивая головой из стороны в сторону, зверь повернулся и вновь разглядел свою добычу и бросился вперед, опустив клыки в сторону отползающего прочь на четвереньках сквозь снег Перноката.

— Ну уж нет, ты, свинья! — взревел Макрон. Внезапный крик и размытые движения на периферии его зрения заставило вепря заколебаться и наполовину повернуться к новой угрозе, обнажая свой бок.

Макрон вытянулся вперед, натянул поводья, чтобы избежать столкновения, и воткнул широкий листовой наконечник своего копья в район плеча животного. Сила удара сбила кабана с ног, и он приземлился на бок, вывернув древко из рук Макрона так, что оно еще долго качалось из стороны в сторону в теле корчащегося зверя, забрызгавшего яркими пятнами крови снег вокруг себя.

Макрон перекинул ногу через луку седла и спрыгнул на землю, затем метнулся вперед и ухватился за древко обеими руками, своим весом придавив кабана, пока тот фыркал и отчаянно верещал. Пернокат подобрал свой кинжал и бросился добивать зверя ударом в горло. Катон, снова вскочив на ноги, заметил собственное копье и схватил его, прежде чем броситься на помощь друзьям завершить столь успешную и рискованную охоту.

Все было кончено еще до того, как он добрался до места разыгравшейся драмы. С последним взмахом своих копытц и судорожным спазмом, вепрь окончательно рухнул на землю, как бы признавая свое поражение, кровь хлестала из его ран. После судорожных нескольких коротких вздохов, он перестал дышать и безвольно остался лежать на залитом кровью снегу. На мгновение дольше Макрон продолжал сжимать древко копья, опираясь на оружие, чтобы удержать тушу зверя прижатой к земле. Пернокат стоял в стороне, с кончика его кинжала капала кровь. Катон остановился и с тревогой посмотрел на них обоих, пока не увидел, что они, похоже, невредимы. Все трое тяжело дышали.

Наконец Макрон расслабился, выкручивая древко из стороны в сторону, вытаскивая его из туши поверженного вепря. Он потряс своей головой. — Трахни меня Марс, это было близко. — Потом он судорожно вздохнул и рассмеялся, вдруг почувствовав облегчение. Его спутники инстинктивно также расслабились и отступили, чтобы рассмотреть их недавнего противника.

— Большая скотина, — сказал Катон. — Самый большой из всех, что я видел. — Он взглянул на охотника. — Фортуна была к тебе благосклонна.

Пернокат на мгновение задумался, прежде чем шагнуть к Макрону и протянуть руку. — Ты спас меня, центурион.

Они сцепили предплечья, и Макрон надул щеки. — Мне просто повезло, друг. Одним ударом сердца позже и… — Он провел пальцем по горлу.

Охотник поморщился и мгновение пристально смотрел на него, прежде чем склонить голову. — Я должен тебе мою жизнь…

— В нужном месте, в нужное время, вот и все. — Макрон усмехнулся. — Могло случиться с каждым из нас.

Катон увидел выражение боли, промелькнувшее на лице охотника. Он понял, что в его словах было больше смысла, чем понял Макрон. Это был долг, и Пернокат смотрел на этот вопрос с предельной серьезностью.

Бритт склонился над головой кабана и разрезал хрящи вокруг морды, отпилив и потянув за клыки. Когда он высвободил оба, он поднял их перед Макроном. — Они твои. Твое убийство. Твой приз.

Когда Макрон заколебался, он начисто вытер кинжал о бок туши и вложил клинок в ножны, прежде чем засунуть руку за ворот туники и вытащить толстый кожаный шнур, на котором висело несколько клыков. — Принесет тебе удачу. Центурион.

Катон задумался над этим, учитывая, что охотник только что был на пороге смерти.

— Ээ… благодарю. — Макрон дипломатично улыбнулся, что было для него немалым достижением. — «Вне всякого сомнения, то, что я был старшим магистратом колонии, усилило эту сторону моего характера», — подумал он.

Как только клыки были спрятаны в сумке Макрона, трое охотников принялись за разделывание туши. Кабан был слишком велик, чтобы перекинуть его через спину одной лошади и нужно было его разрезать на более транспортируемые куски. К счастью, охотник и двое римлян были знакомы с этой грязной задачей и приступили к ней эффективно. Макрон нанес фатальный удар, поэтому он получил два бедра, в то время как у Катона и Перноката было по одному. Нагрузив мясо на седла, они счищали с рук остатки крови и жира, вытирая их в снегу. Затем они подобрали свои копья, взяли поводья своих коней и повернули обратно в колонию в пешем порядке.

На разделывание туши ушло чуть больше часа, в то же время пеший переход сквозь снег сделал процесс возвращения домой еще медленнее, так что только к вечеру они поднялись на невысокий гребень, возвышавшийся над Камулодунумом, который лежал в двух с половиной километрах отсюда в тонкой дымке древесного дыма. Разросшиеся постройки — смесь перепрофилированных военных зданий, жилых домов с черепичными крышами и хижин, покрытых соломой, — окружали центр поселения, где располагались храм, театр и другие гражданские постройки, находившиеся в стадии строительства. Стены священного храма уже были были возведены, а также ступенчатый фронтон и первые несколько метров ограды. Платформы основания колонн были уже на месте, и каменщики вырезали рифленые секции, которые должны были быть подняты в конечное положение после установки крана.

— Когда храм будет закончен, это будет настоящее зрелище, — сказал Макрон с оттенком гордости.

— Надеюсь, я проживу достаточно долго, чтобы увидеть это. — Он взглянул на Перноката и усмехнулся. — Ты молод. Ты обязательно увидишь. Я тебе завидую.

— Завидуешь? — сказал охотник.

— Да, а кто бы не хотел увидеть такое красивое здание, возвышающееся над окружающей сельской местностью?

Макрон продолжил. — Дань римской инженерии и цивилизации. Он все еще будет стоять тут долго спустя много лет, когда остальные постройки и хижины исчезнут.

Катон почувствовал дискомфорт охотника от слов Макрона и понял причину. Стоимость строительства храма и остальных общественных зданий ложилась в основном на плечи триновантов. Их налоги были увеличены предшественником Макрона на посту старшего магистрата. «Действительно, отравленное наследство», — подумал Катон. Негодование туземцев по отношению к своим римским властителям было достаточно очевидно, а недавний неурожай сделал налоговое бремя еще более тяжелым и обременительным. Такова была человеческая природа, что большинство триновантов винили нынешнее действующее руководство — Макрона — независимо от того, что их страдания не имели к нему никакого отношения. Без сомнений, Пернокат разделял чувства своего народа, даже несмотря на то, что ему, казалось, нравилось общество двух римских офицеров, и он ценил серебро, которое они платили ему за его навыки как своего проводника. Теперь, когда Макрон спас ему жизнь, его тяготило еще одно обязательство. Катон попытался сменить тему.

— Я хочу есть. Я уже чувствую вкус жареного вепря. — Он улыбнулся остальным. — И у нас здесь достаточно, чтобы кормить нас до Сатурналий.

— Более, чем достаточно! — Макрон усмехнулся, когда они начали спускаться по склону к колонии.

Далеко к востоку, почти в четырех километрах от дальнего края Камулодунума, Катон заметил вдалеке колонну, приближающуюся к городу по дороге, ведущей к землям иценов. Их было двадцать или около того.

Всего группа состояла из всадников, двух повозок, запряженных лошадьми, и нескольких пеших фигур позади. Слишком много сопровождения для торговца, и слишком мало, чтобы представлять опасность для жителей колонии. Тем не менее, взыграло его природное любопытство, и он указал на них Макрону.

— Может быть, военный отряд. На границе с иценами есть аванпост. Они могут ехать за припасами. Мы узнаем достаточно скоро. Если они здесь надолго, они могут присоединиться к торжествам. Только боги знают, мы могли бы хоть как-то отвлечься от бесконечного долбанного холода зимы в этой провинции.

На полпути между хребтом и колонией тропа ответвлялась к небольшой группе хижин, где жил Пернокат и его большая семья. Когда-то земля вокруг них была их угодиями, но теперь ее присвоил отставной римский офицер, один из центурионов, который взял земельный надел как часть своей доли по завершении службы. Пернокат и его люди продолжали работать на той же земле, только теперь они делали это в обмен на часть продукции, которую выращивали, а владелец продавал остальное торговцам зерном в Лондиниуме. Это была одна из причин, по которой охотник был вынужден предложить свои услуги римским офицерам. Монеты, которыми ему платили, позволили ему выкупить часть зерна, чтобы поддержать своих людей в суровую зиму.

Все трое остановились на перекрестке, и Катон достал свой кошель и отсчитал монеты для оплаты оговоренной суммы. Пернокат принял их, благодарно кивнув и позволив монетам соскользнуть в свою сумку.

— И еще одно, — сказал Катон, сняв со спины своей лошади свою кабанью долю и протянув ее Пернокату. — Как сказал Макрон, у нас более чем достаточно для наших нужд. Вот. Возьми.

Триновант колебался. Как и все те, кто когда-то был воином в его племени, он был гордым человеком, и ему было трудно принять милостыню от римлянина.

— Ты это заслужил, — сказал Катон. — Без тебя мы бы никогда не смогли выследить зверя.

— Как пожелает префект, — ответил охотник. Он принял мясо и закрепил его на своем седле так, чтобы по одному бедру свисало с каждой стороны. Затем он постучал двумя пальцами по лбу, на манер бриттов и повернулся, чтобы повести свою лошадь по тропе к хижинам.

— Мы снова будем охотиться после Сатурналий! — Катон выкрикнул ему вдогонку. Пернокат взмахнул копьем в знак согласия, но не оглядываясь назад.

Макрон тихонько присвистнул. — Вот она и благодарность тебе. Зачем ты отдал ему мясо? Это была большая часть твоей доли.

— У меня еще много осталось. Клавдия и я не собираемся голодать. В отличие от некоторых местных жителей.

— Так вот оно что. — Макрон покачал головой. — Ты не можешь позволить себе проявлять жалость ко всем, кого встретишь, парень.

— Это не жалость. Это уважение. Эти земли когда-то принадлежали его народу сквозь многие поколения.

— А теперь они принадлежат Риму. По праву завоевания. Ты думаешь, тринованты не отобрали их у кого-то еще в какой-то момент? Как ты думаешь, если бы вы поменялись местами, он бы отдал тебе свою долю мяса?

— Он мог бы.

Макрон повел свою лошадь обратно по главной дороге.

— Иногда я действительно не понимаю тебя, Катон. Ты был в легионах, сколько уже, семнадцать лет. Ты причина того, что у Рима есть империя. Это мы, воины Рима, создали империю для него. Мы боролись за нее, проливали за нее кровь, и теперь мы наслаждаемся нашей добычей.

— Это правда, — ответил Катон, следуя за своим другом. — Но для меня это не про то. Это о парнях, с которыми я служу. Они были моей семьей всю мою взрослую жизнь. Я сражаюсь за них.

Макрон кивнул.

— Я знаю. Я понимаю, и ты прав… Вот почему я скучаю по всему этому. Я достаточно счастлив с моей женщиной. У меня прекрасная женщина, хороший дом и первое место в сенате колонии. Но, боги, помогите мне, я так скучаю по армии. Жалко, что теперь для меня все кончено. Нет больше борьбы. Но по крайней мере, есть охота, чтобы как-то скрасить мою отставку. Яйца Юпитера! Этот кабан был настоящим монстром! На мгновение там, я подумал, он заставит нас троих отправиться вслед за Хароном^[15] через Стикс.

Катон улыбнулся. Он был рад за Макрона, что тот нашел свое место в Камулодунуме, где он мог прожить свои дни с Петронеллой в мире. Многие их собратья не дожили до таких времен.

Если смерть не настигала их от рук врага, то обычно это делали ранения или болезни. Всему причиной была упорная стойкость Макрона и немалая доля удачи, которые позволили ему достичь этой точки.

Катон все еще был в активном армейском списке и, вероятно, когда-нибудь будет отозван и получит новое командование.

Он надеялся, что Фортуна будет к нему так же добра, как и к Макрону, и что он тоже проживет достаточно долго, чтобы выйти на пенсию с Клавдией подле него.

К тому времени Луций уже должен был стать мужчиной, и Катон задумался о том, что будущее припасет для него. У него будет больше возможностей, чем у самого Катона. Даже несмотря на то, что он поднялся до всаднического класса^[16] римского общества, это было тем, на что он мог максимум рассчитывать из-за своего скромного происхождения. Луций же начнет свой жизненный путь с более высокой точки и однажды сможет расчитывать стать сенатором, может быть, даже консулом. Перспектива взволновала Катона: — «Зайти так далеко всего за два поколения!». В то же время было и остаточное разочарование по поводу ограничения, наложенного на собственные возможности и амбиции. Лучшее, на что он мог надеяться, это стать имперским префектом Египта. Провинция была главным поставщиком зерна в Рим, и поэтому ею управлял магистрат, назначаемый непосредственно императором, достаточно низкий по рангу и происхождению, чтобы не воспользоваться своим положением и не бросить ему вызов.

Тем временем ему придется терпеть перспективу наблюдать за тем, как гораздо менее способные люди получают высокие политические посты и военные назначения по той лишь простой причине случайности рождения, которая предоставила им больше возможностей завоевать власть и богатство, чем было предоставлено сыну раба. «По меньшей мере, Луций сможет добиваться того, в чем ему самому было отказано», — утешал себя Катон.

Они шли в счастливом ожидании возвращения домой. Часовой на воротах колонии поднял руку в знак приветствия, когда они достаточно приблизились. Несмотря на то, что сторожка была почти всем, что осталось от первоначальных оборонительных сооружений крепости, все еще можно было соблюдать старый армейский протокол приворотного караула.

Люди приходили и уходили из колонии через ворота, как и в любом другом римском поселении, окруженном рвом и стеной.

— Хорошая охота была, центурион? — выкрикнул он.

Макрон отошел в сторону, чтобы показать мясо, свисающее с его седла. — Насколько это возможно, друг. Не встречал кабанов на этом острове больше, чем этот.

— Если не брать в расчет Сардинию, господин.

— Чушь.

— Это правда, — сказал Катон. — Я видел их. Некоторые из них настоящие монстры.

— Ба! — Макрон сделал пренебрежительный жест, когда он прошел между столбами и вошел в колонию. Катон переглянулся с часовым, и оба закатили глаза.

Над Камулодунумом сгущались сумерки, и запахи готовившегося ужина наполняли холодный воздух, обостряя аппетит двух офицеров, пока они шли своим путем по главной улице до дома Макрона в центре поселения. Повернувшись в другую сторону, они увидели группу путешественников, которую заметили ранее. Теперь они могли разглядеть, что это были конные воины, крупные мужчины в толстых плащах с длинными кельтскими мечами на боках и щитами, свисающими с их седел. Позади них грохотали фургоны, грубые телеги с деревянными колесами.

Возле головной части конной процессии ехала женщина в изумрудного цвета плаще с капюшоном, накинутым на ее голову. Гордо восседающая фигура, высоко сидящая в седле даже после дневного пути, выделялась на фоне некоторых из ее эскорта, устало сгорбившихся на крупах своих лошадей. Она выкрикнула короткую команду, когда незнакомка поравнялась со входом в дом Макрона, и колонна остановилась. Как только показался паренек, отвечающий за конюшни Макрона, она обратилась к нему на беглой латыни.

— Мальчик, приведи своего хозяина и скажи магистрату, что нам нужен ночлег на одну ночь.

Макрон остановился и подождал, пока Катон подойдет к нему.

— Фурии, ты знаешь, кто это ко мне там заявился?

— Несомненно, — сказал Катон. — Боудикка, царица иценов.