ГЛАВА XXІХ

Был густой туман, когда первые проблески дневного света распространились по восточной части горизонта, обозначая наступление нового дня. О приближении врага сообщила стая потревоженных гусей, устремляющихся на восток в громком гоготе протеста. Защитники колонии стояли наготове уже час или около того еще до первого света. Их плащи и доспехи блестели от росы, пока они охраняли частокол, держа свои щиты и множество дротиков, охотничьих луков и копий наготове.

Вдоль валов были сложены груды камня со строительной площадки храма. Более тяжелые камни должны были причинить сокрушительные увечья, а те что поменьше с острыми краями — рассекать плоть человека. Две центурии были на западной стороне обороны, и еще две охраняли берега реки, а пятая находилась на восточной оконечности стены, которая была завершена и составляла немногим более двух третей длины противоположного вала. Центурия Макрона стояла в резерве за воротами, пока он ожидал в башне с Аполлонием и группой вооруженных людей с луками. Связки стрел стояли наготове в корзинах в задней части башни. Шпион был снабжен запасным шлемом и доспехами одного из ветеранов, а другой дал ему щит и меч. Над шлемом возвышался узкий гребень опциона.

Когда гуси подняли тревогу, Макрон прижал руки ко рту и крикнул защитникам: — Они идут!

Первые мятежники появились в виде призрачных фигур, выбегающих из тумана. Когда они приблизились к оборонительной линии, Макрон увидел, что они вооружены пращами и луками, и предупредил людей на палисаде. — Всем в укрытие.

Противник остановился в пятидесяти шагах ото рва и выпустил свои снаряды, и через мгновение они врезались в бревна частокола, расщепляя местами, но не пробив дерево. Ветераны присели за своими щитами для дополнительной защиты, в то время как грохот ударов продолжился. Многие из снарядов пролетели совсем мимо и вонзились в крыши зданий позади или со свистом падая на улицы колонии. В башне один из лучников быстро поднялся и собрался выстрелить.

— Нет! — рявкнул на него Макрон. — Прибереги это для штурма.

Ветеран кивнул и отполз на два шага назад. Время от времени Макрон рисковал бросить быстрый взгляд и увидеть, что противник держит позиции, продолжая обстрел. Позади них он мог видеть плотный строй воинов, появляющихся из тумана, сопровождаемый криками их лидеров, призывающих их идти вперед, прежде чем они начали распевать различные боевые кличи. Над ними их знамена безвольно висели в неподвижном воздухе.

Когда они приблизились к римлянам, боевой рог издал громкую, плоскую ноту, которая ясно разнеслась по всему полю битвы. Лучники и пращники произвели последние выстрелы, а затем побежали к флангам, с пути штурмовых отрядов.

Макрон осторожно поднялся на ноги и огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что никто из стрелков-бриттов не целится в него. Успокоенный, он повернулся к своим лучникам на башне. — Приготовиться. Убедитесь, что каждый выстрел убьет одного из этих ублюдков.

Он наклонился к той стороне, которая смотрела на вал. — Подъем!

В этот же момент прозвучала вторая нота, и раздался глубокий рев тысяч голосов, когда восставшие ринулись вперед, а затем побежали к валу. В крайнем правом углу римской линии, рядом с рекой, сорок защитников бросились к недостроенному участку вала, примерно на пару метров ниже остальных секций и приготовились оборонять его. Аполлоний со зловещей улыбкой наблюдал за атакой врага.

— Интересно посмотреть, что бывает, когда… Ах! Ну вот.

Десятки мятежников, более быстроходных, чем их товарищи, обогнали основные силы и теперь один из них пробил замаскированный экран над «лилией» и наткнулся на заостренный кол, пронзивший его бедро. Он издал вопль агонии, который можно было услышать с башни. Еще больше бриттов пробивали замаскированные крышки ловушек; большинство из них были достаточно тяжело ранены, чтобы выключиться из битвы, даже если раны не были смертельными. Лучники в башне начали расстреливать ближайшего врага и к ним присоединились те ветераны с луками, расположенные вдоль частокола, и очень быстро они нанесли урон повстанцам, особенно тем, у кого почти не было доспехов. Тела начали падать вдоль фронта вражеской атаки, пока штурмующие мчались ко рву, не обращая внимания на тех, кто пал жертвой «лилий» или снарядов защитников.

Первый из восставших достиг края рва и нырнул вниз по склону, карабкаясь по более крутому склону под валом. Над ними ветераны бросали свои дротики в уплотняющиеся ряды. Другие швыряли камни, дробя и ломая кости и нанося кровавые раны на плоти своих жертв. Макрон увидел, как бритты карабкаются к установленным под углом кольям, изо всех сил пытаясь их сместить, прежде чем сдаться и попытаться пробраться сквозь них, все это время находясь под ливнем из стрел, копий и камней ветеранов. Многие падали в ров, чтобы распластаться на дне, пока их же товарищи наступали на них и через них, чтобы продолжить штурм римских позиций.

Затем он заметил связанные связки ветвей, которые несли вперед и сваливали в ров в трех местах, закапывая заживо несколько раненых восставших. Фашина за импровизированной фашиной, но враг тем не менее накапливал их во рве, чтобы добраться до вбитых кольев, которые вскоре можно было бы прорубить топорами или выкопать, чтобы создать бреши, через которые можно будет уже взобраться на вал и добраться до частокола. По всей линии разгорались поединки один на один между ветеранами и восставшими, последние обменивались ударами, которые легко блокировались щитами римлян. Это была неравная борьба, так как защитники имели преимущество в высоте и им не приходилось отвлекаться на то, чтобы цепляться за палисад и пытаться не упасть вниз. Многих бриттов разили мечами, копьями, метательными снарядами, те, падая обратно на своих товарищей, замедляли их продвижение. Все это время камни и стрелы ветеранов поражали и тех, кто находился по ту сторону рва.

— Клянусь богами, в их мужестве нет сомнений, — прокомментировал Аполлоний, наблюдая за избиением внизу. — Сколько еще они смогут это вынести?

Макрон не ответил. Он видел, как назревают проблемы на дальнем конце линии, где недостроенный вал был самым низким. Повстанцы разместили там большую часть своих фашин и сражались с защитниками на более равных условиях. Он хлопнул шпиона по спине. — Иди со мной.

Они поспешили вниз по лестнице и подняли свои щиты на том месте, где их оставили внутри укрепленной сторожки. Направляясь бегом к стоящей в резерве центурии, Макрон остановился у командира, темнокожего бывшего ауксиллария из Мавретании.

— Бальбаний, твои люди нужны для поддержки на правом фланге. Следуйте за мной.

С Макроном и Аполлонием, взявшими на себя инициативу, центурия повернулась и рысью двинулась к недостроенному участку крепостного вала, устремляясь вверх по внутреннему склону, чтобы присоединиться к своим товарищам, с трудом защищавшим палисад. Первый из восставших уже выбрался на дорожку и сражался в настоящем исступлении, пытаясь выбить защитников. Нескольких ветеранов были ранены и упали назад или ползли по стене к безопасным фургонам, которые сформировали внутреннюю линию. Еще четверо лежали мертвыми на склоне.

Макрон обогнул боевую линию, пока не оказался рядом с небольшим редутом, где стояли лучники, продолжавшие обрушивать постоянный дождь из стрел на нападавших за рвом. Затем он пробился на палисад в гущу боя с Аполлонием позади него.

— Отбросим их, парни! Камулодунум — наш дом. Не отступайте ни на шаг!

Изо рва выскочил невысокий пухлый воин с бритой головой и дикими глазами, держа в руках длинный кельтский меч. Он ударил Макрона по ногам, но Макрон успел вовремя уткнуть свой щит в землю, чтобы отразить удар, который оставил вмятину на отделке. Пока воин производил замах для второго удара, Макрон взмахнул щитом вверх-вниз и ударил в подбородок мятежника, отбрасывая его назад на своих товарищей, сбивая другого человека, карабкавшегося ниже.

— Получай! — воскликнул Макрон, отводя щит назад и готовя меч для следующего атакующего. Справа от него Аполлоний дрался с копейщиком, безуспешно пытавшимся пробиться сквозь щит шпиона.

— Хватит играть с этим ублюдком, — прорычал Макрон.

В следующий момент, когда повстанец вонзил свое копье вперед, шпион ловко парировал его вниз и наступил на древко, а затем присел и ударил бритта по локтю, нанеся глубокую рану и вынудив его выпустить оружие, скатившись лицом вниз по настилу. Аполлоний вложил свой меч в ножны и выхватил копье, перевернув его и швырнув в массу мятежников за рвом. Затем он снова выхватил клинок, готовый взять на себя следующего повстанца, который уже взбирался к нему.

Подкрепленная римская линия теперь держалась. Как ни старался враг, он не мог выбить защитников, и все это время он нес все больше потерь. Туман поднимался и почти очистил долину с тех пор, как появились первые враги, и Макрон уже мог видеть горстку колесниц на небольшом холмике в двухстах шагах позади атакующих сил. Он мог даже разобрать рыжие волосы женщины на колеснице посередине, которая смотрела на захлебнувшуюся впереди атаку. Вражеские боевые рожки издали три ноты, и бритты начали отступать. На всем протяжении вала и во рве, восставшие выходили из боя, отступили и поспешили прочь, стремясь выйти из зоны досягаемости римских лучников, которым удалось поразить еще не менее двадцати, прежде чем они прекратили стрельбу.

Макрон и окружавшие его стояли на месте, вздымая грудь и держа мечи на мгновение дольше необходимого. Затем Макрон вложил гладий в ножны и опустил щит, прежде чем выдохнуть и повернуться, чтобы посмотреть на Аполлония.

— Первый круг за нами. Бальбаний!

— Господин? — откликнулся центурион с дальней стороны частично достроенного вала.

— Отведи своих людей на резервную позицию и проведи перекличку. Сообщи мне о ваших потерях.

Когда ветераны разошлись, Макрон увидел, что первоначальные защитники этого участка обороны потеряли примерно треть своего числа. Они не могли надеяться удержаться, если бы была новая атака. Бальбанию пришлось бы бросить половину своих людей, чтобы поддержать их, и одним ударом резервное подразделение Макрона должно было быть сильно сокращено. Это была зловещая мысль. Он проложил себе путь вдоль крепостного вала, тихо хваля и подбадривая ветеранов и отмечая про себя их потери, пока проходил мимо. К тому времени, когда он вернулся на башню над сторожкой, у него уже был счет от мясника: восемнадцать убитых и еще тридцать раненых, большинство из которых смогут вернуться в свои отряды после того, как хирург обработает их раны в стихийно обустроенном «госпитале», расположенном в ряду лавок поблизости за углом.

— Как ты думаешь, каким будет их следующий шаг? — спросил Аполлоний, когда они смотрели вдаль поверх тел, разбросанных по земле, всматриваясь в воинов врага, собравшихся перед колесницами.

— Сомневаюсь, что они рискнут еще раз с лобовой атакой, как эта, теперь, когда они узнали, что просто идти на штурм с нами не сработает. — Макрон окинул взглядом колонию и ее оборону. — Если бы я был на месте Боудикки, я бы попытался атаковать на гораздо более узком фронте. Скорее всего слабая часть вала. Там их лучший шанс был в прошлый раз. Но они могут видеть нашу внутреннюю линию обороны со стороны реки, так что они должны принять это во внимание. Восточная стена гораздо более крепкий орех.

— Что, если они нападут в двух местах одновременно? — спросил Аполлоний. — Мы не можем усилить оба участка сразу.

— Я как раз к этому и подходил, — коротко сказал Макрон. — Скорее всего, это будет их следующий ход. И если они умны, они дождутся темноты, чтобы попробовать, так что мы не узнаем, с какой стороны у них больше сил, а какая атака — это элемент отвлечения. А пока продолжаем работу над валом. Если они хотят нас побеспокоить, им придется бросить вызов нашим лучникам. Еще другая опасность — это нападение через реку, но я не вижу никаких признаков того, что изготавливаются плоты вон там, — он указал на огромный лагерь восставших. Там виднелись тысячи мирных жителей, которые разместившись вдоль пологого склона, ведущего вверх от дальнего берега реки, наблюдали за битвой, а теперь они начали возвращаться к своим кострам, палаткам и телегам.

— Река не такая уж и широкая, — заметил Аполлоний.

— Вот почему мы поставили заграждения и понавтыкали кольев на своем берегу, а часть наших людей следит за ситуацией. Если они подойдут в больших количествах, я передислоцирую достаточно сил, чтобы справиться с ними. Они будут легкой мишенью для наших лучников. Там они не смогут пробить нашу оборону.

— Надеюсь, ты прав, — с сомнением сказал Аполлоний. — Меня беспокоит, что у нас слишком мало людей, чтобы защищать такой длинный периметр, даже если он и меньше, чем у первоначальной крепости.

Макрон кивнул.

— В легионе почти шесть тысяч человек, и все в расцвете сил. У нас есть десятая часть от этого числа, большинству из которых за пятьдесят. Никакого неуважения к таким ветеранам, как ты, Макрон, но ситуация не выглядит очень обнадеживающей для меня. Нам лучше вернуться в храм и защищать его.

— Я не сдам остальную часть колонии без боя, — твердо сказал Макрон. — Есть еще и проблема морального настроя. Потеря любого куска нашей земли, которую мы уступим, подорвет дух наших парней и поднимет дух мятежников. Так что пока мы остаемся на месте. Мы показали им, что можем устоять. Они потеряли две, а то и три сотни. На другой стороне реки будет много горестных стенаний, когда падшие не вернутся сегодня вечером к своим кострам.

— Но недостаточно много, чтобы убедить их сдаться и вернуться домой, а?

— Нет. — Макрон перевел взгляд на Боудикку и увидел, что она беседует с маленькой группой ее воинов. Предположительно старшие военачальники двух племен, составивших ее воинство. — Я думаю, что понимаю ее достаточно хорошо, чтобы понять, что ее невозможно убедить отказаться от своей цели. Она не успокоится, пока не сметет всех римлян с этих берегов или не погибнет при попытке.


******

До конца дня дальнейших попыток штурма колонии не предпринималось. В полдень довольно внушительное войско пеших бриттов перешло реку вброд в полутора километрах или около того вверх по реке и двинулось вокруг Камулодунума занять позицию лицом к восточному валу. Макрон был обязан перевести часть людей для усиления нового угрожаемого участка на случай, если следующая атака будет произведена с обеих сторон одновременно.

Другой отряд повстанцев отправился собирать убитых и раненых в результате первой атаки, и Макрон приказал своим лучникам не стрелять в них, пока они не отважатся дойти до рва. Между тем, группа ветеранов продолжала поднимать недостроенный участок западного вала, наращивая деревянный каркас и заполнять его землей и камнями. В других местах люди каждой центурии менялись вахтами на стене, пока их товарищи отдыхали и ели за валом.

В сумерках Макрон обошел оборону и был рад видеть, что ветераны были в хорошем настроении. Он закончил тем, что снова взобрался на крышу сторожки и внимательно оглядел занимаемые врагом позиции вместе с Аполлонием. Когда свет начал уходить окончательно, двум противоположным городским валам силам начали подвозить продовольствие из-за реки, которое везли на тяжелых телегах, запряженных волами. Группы фуражиров бродили по лесу и ближайшим зданиям за пределами колонии в поисках еды, добычи и дров для костров. Основные силы повстанческого войска остались на дальнем берегу реки, устраиваясь на вторую ночь осады. Периодические звуки ударов топора раздавались из небольшого леса далеко на северо-востоке.

— Я удивлен, что они не напали снова, — сказал Аполлоний. — Как ты думаешь, может они захотят заставить нас сдаться голодом? Ведь мы теперь отрезаны со всех сторон.

— Я сомневаюсь. У Боудикки слишком много ртов, чтобы их кормить. Восставшие не смогут жить за счет местной земли более чем в течение несколько дней. Если им не удалось подготовить базу снабжения и средства для пополнения запасов — в чем я сомневаюсь — им понадобятся наши припасы. Они могут попробовать ночную атаку в качестве следующей атаки. Скорее всего с двух сторон сразу. Наши наблюдатели должны быть начеку, особенно в последние часы перед рассветом. Инициатива у врага. Мы не можем знать, когда они придут, так что они дадут нам повертеться на вертеле ночью, пока они отдыхают. Может быть даже несколько беспокоящих атак, просто чтобы держать наших парней в напряжении. — Макрон взглянул на шпиона. — Ты говорил обо всем этом в совершенно отличном от твоего обычного духа характере.

— Что ты имеешь в виду?

— Я наблюдаю не так много твоего сухого остроумия и сардонических комментариев, как это бывало обычно. Это почему?

— У меня такое чувство, что я не доживу до конца этой осады. Я был во многих опасных ситуациях раньше, центурион, как ты сам хорошо знаешь. Я рисковал, но всегда был хороший шанс выжить. А в этот раз? Я не совсем уверен. Я никогда прежде не чувствовал себя настолько уверенным, что умру. А я думал, что доживу до глубокой старости, окруженный свитками, на уютной вилле на Итаке.

— Не уверен, что могу себе это представить, — сказал Макрон. — Ты шпион насквозь. Такие люди обычно умирают где-нибудь на темной улице с ножом в спине. Я узнал тебя достаточно хорошо, чтобы понять, что ты живешь ради острых ощущений. Я не вижу, чтобы ты где-нибудь остепенился в процессе.

— Ты так думаешь? — Аполлоний посмотрел на него с веселым выражением лица. — Как мало ты меня знаешь. На твоем месте я бы даже не стал пытаться.

Макрон искренне подумал, что их бедственное положение сблизило их и что связь, которая образовалась между ними в Камулодунуме завязалась как дружба. Теперь, когда он увидел слегка насмешливый взгляд на лице напротив стоящего человека, он понял, что ошибался, и что шпион оставался все тем же человеком, принадлежащим только самому себе, который никогда бы не позволил себе сблизиться с кем-то другим. Он заставил себя улыбнуться. — Вот это уже больше похоже на Аполлония, с которым я знаком. Держи свои болезненные мысли при себе, а? — Он указал на неприятельские силы в метрах четырехстах от западного вала. — И следи за этой группой, пока есть еще свет. Если они начнут двигаться, пошли за мной.

— А где будешь ты?

— Проверю раненых. Нам понадобятся все те, кто сможет вернуться в строй.

Макрон спустился по лестнице и направился к ряду лавок, занятых хирургом. В передней части блока на скамейках сидело несколько ветеранов с повязками на голове и прочих ранах. У некоторых были шины на вправленных костях. У многих некий рассеянный вид, и Макрон, дойдя до входа в первую лавку, почувствовал запах вина. Хирург выдавал вино раненым, чтобы помочь им справиться с их болью.

Внутри здания был пробит широкий проход, соединяющий все лавки, и

вдоль стен лежали и сидели люди на спальных местах, набитых соломой и тряпьем, взятых из ближайших домов. Хирург Адрастий склонился над очередным ветераном, которого трое медиков прижали к земле, пока ему делали надрез, чтобы вытянуть зазубренный наконечник стрелы на конце длинного древка. Макрон смотрел как стрела была удалена, и Адрастий поручил зашить рану одному из своих людей. Только после этого хирург встал и вытер кровь с рук уже испачканной полоской ткани.

— Могу я помочь тебе, господин?

— Мне нужно знать, сколько из них можно отправить обратно в свои подразделения.

— Раненых?

— Мне нужен каждый человек, который сможет держать оружие.

— Я должен сделать оценку. Когда тебе нужно знать?

— Как только ты сможешь. Тебе здесь что-нибудь нужно?

— Мне не помешало бы больше вина и ткани для перевязывания ран. Еще уксус, чтобы их промывать.

— Мой дом находится на соседней улице. У меня еще есть кувшин или два вина. Дешевые вещи.

— Сомневаюсь, что те, кому это нужно, станут спорить о том, из Кампании оно или нет, господин.

— Тогда я скоро вернусь.

Уже стемнело, когда Макрон вышел из перевязочного пункта и свернул за угол на улицу, ведущую к воротам перед его домом. Теперь здесь царила жуткая тишина, когда большинство жителей колонии было эвакуировано, а остальные занимали оборону, бродячая собака, копавшаяся в канаве, испугалась его приближения и побежала, виновато оглядываясь назад до того момента пока не исчезла в переулке. Пройдя через ворота, Макрон открыл входную дверь. Когда он прошел по коридору к кухне, он услышал скрип лавки и остановился как вкопанный, его рука потянулась к мечу. Раздался металлический лязг и слабое бормотание. Он выхватил меч и как можно тише направился к двери. Она стояла слегка приоткрытая, пропуская из кухни тусклый свет. Он открыл ее, и когда петля заскрежетала, он отбросил ее в сторону и встал на пороге с поднятым гладием.

Парвий сгребал на пол куски мяса, а Кассий их жадно глотал, да так, что то, что осталось от его хвоста счастливо виляло. Мальчик и собака в тревоге повернулись к двери.

— Какого хрена? — пробормотал Макрон, опустив клинок и вложив его в ножны, как раз когда Кассий прыгнул через комнату и вскочил, упершись лапами в грудь Макрона, пытаясь лизнуть его лицо. — Слезай, ты уродливая скотина! — рявкнул он и оттолкнул собаку. Кассий попятился, а затем побежал обратно, чтобы закончить свою трапезу.

Парвий стоял у стола, за которым горела масляная лампа, глаза его расширились от удивления и беспокойства.

— Во имя Плутона, что ты здесь делаешь? — потребовал ответа Макрон. — Ты должен быть на дороге в Лондиниум к настоящему времени. Более того, я приказал тебе присмотреть за Петронеллой.

Парвий опустил голову, и Макрон вздохнул с досадой и немалой злостью.

— Ты думал, что вернешься воевать, а? И затащил долбанную собаку Катона в эту ловушку. Ты, дурак, понятия не имеешь, во что ввязался.

Парвий поднял глаза и кивнул, изображая удар мечом, прежде чем указать на себя и Макрона. Затем он стал ждать ответа.

Макрон сочувственно покачал головой. — Петронелла за это выдубит твою шкуру. И справедливо. — Он уже собирался бичевать мальчика дальше, когда его пронзила другая мысль.

— Как, ты Дисов мальчик, пробрался внутрь обороны колонии? Когда ты вернулся?

Парвий сложил руки и закрыл глаза.

— Вчера вечером?

Мальчик кивнул, а затем сделал гребной жест руками.

— Вы переплыли, вдвоем? Но это было после прихода повстанцев. Вы, должно быть, пришли через реку на юге.

Парвий улыбался, но сердце Макрона тревожно забилось.

— Где вы перешли реку? Ты должен показать мне, сейчас же.

Парвий прочитал на его лице гнев и заколебался. Макрон заставил себя говорить спокойно.

— Покажи мне. Это важно.

Они вышли из дома, а рядом с ними бежала собака, и почти дошли уже до ворот, когда раздался тревожный крик с восточного вала.

— К оружию! К оружию! Они внутри колонии!

Загрузка...