Смерть императору!

ГЛАВА ІV

— Ты уверен, что это разумно? — спросила Клавдия, вручая Катону тщательно сложенную всадническую тогу, завершая сборы его дорожной сумы. Он положил белую шерстяную одежду с узкой красной полосой, расположенной вдоль края, в кожаную суму и перевернул чехол, прежде чем надежно застегнуть его.

— Я должен сделать это. Это долг, который я должен отдать Боудикке и памяти Прасутага. Если бы не они, я, наверное, до сих пор был бы опционом или в лучшем случае младшим центурионом. Или даже мертв. — Он подержал ее за плечи, прежде чем поцеловать. — Ты бы сделала то же самое на моем месте. Я знаю, что ты бы это сделала.

— Надеюсь, это так, — ответила она. — В любом случае, ты спас мне жизнь. Я знаю, что значит быть в долгу перед кем-то за это. Я понимаю, что ты должен это сделать. Я просто спрашиваю, разумно ли это. В Лондиниуме уже есть люди, которые знают, что ты находишься в провинции. Возможно, кто-то из недавно прибывших заинтересуется, почему ты решил жить в колонии ветеранов так далеко от Рима. Если ты привлечешь внимание к себе, ты можешь привлечь внимание ко мне. Если обнаружится, что Клавдия Актэ ^[18] не умерла на Сардинии, и Нерон узнает об этом…

Ей не нужно было заканчивать предложение. Из того, что она уже рассказала Катону о своих днях в качестве любовницы императора, он убедился в правильности впечатления, которое у него сложилось о Нероне как о навязчивом, капризном и ревнивом юноше. Он неохотно отправил Клавдию в изгнание, потому что его мать и сенаторская фракция, которая ее поддержала, вынудили его сделать это. Тем не менее он утверждал, что любит ее. Если бы он узнал, что она теперь вместе с Катоном, вполне вероятно, что его незрелая одержимость заставила бы его послать за ними агентов, чтобы выследить и убить их. Она была права, опасаясь молодого и мстительного императора.

— Я буду держаться подальше от всех, насколько смогу, и поговорю с наместником только тогда, когда Боудикка представит завещание и попросит Рим выполнить его положения. Я вернусь сюда, как только все будет сделано. А пока присмотри за моим сыном.

— Конечно.

Они обнялись и снова поцеловались, пока Катон не почувствовал, как что-то пробирается между их ног, и отшатнулся. Кассий посмотрел на них, виляя хвостом и тихо заскулил.

Клавдия рассмеялась. — Он знает, что ты уезжаешь.

Катон покачал головой и поиграл единственным здоровым ухом животного. От другого мало что осталось, оно сгинуло в какой-то собачьей схватке, прежде чем Катон нашел его во время кампании на восточной границе несколько лет назад.

— И присмотри за моей собакой. Постарайся не баловать его.

— Тебе не обо мне нужно беспокоиться. Это Парвий. Мальчик разбаловал Кассия напрочь. Осмелюсь предположить, что к тому времени, как ты вернешься, Кассий уже переедет в дом Макрона.

Катон поднял свою дорожную суму и вышел на короткую крытую дорожку, которая шла вдоль задней части небольшого дома, который они арендовали. Там была большая комната, которая занимала большую часть здания с тремя комнатами в задней части и небольшим флигелем с кухней и комнатой, достаточно большой для пожилой триновантской пары, которая содержала это место в чистоте и готовила еду. Лошадь была привязана к перилам у ворот в задней части огороженного перистиля. Катон закинул ей суму на спину и пристегнул лямками к задней луке. Он проверил седло и поводья и повернулся к Клавдии.

— Я скоро вернусь.

Она улыбнулась и кивнула.

Он остановился на мгновение, но знал, что лучше не затягивать расставание. Схватившись за луки седла, Катон подпрыгнул, перекинув ногу, прежде чем приземлиться в седло одним ловким движением. Повернув животное к воротам, он увидел, как Луций стоит у него на пути, уперев руки в бока и глядя на отца.

— Дядя Макрон говорит, что ты едешь в Лондиниум.

— Да.

— Почему я не могу поехать с вами? Дядя Макрон ведь тоже едет. Как и Петронелла. Почему я должен оставаться здесь?

— Мне нужно, чтобы ты защищал Клавдию и Кассия, пока меня нет.

Луций взглянул на спутницу своего отца. — Она не нуждается в защите.

Катон почувствовал, как его сердце упало от обиды в тоне мальчика. Он надеялся, что Луций стал относиться к Клавдии с большей привязанностью за то время, что они втроем были вместе.

Он посмотрел на него со строгим выражением лица. — Клавдия нуждается в защите. Кассий тоже. Я выбрал ответственного человека для этого задания, и этот человек — ты. Был ли я неправ? Ты не готов к работе, Луций?

Он достаточно хорошо знал своего сына, чтобы знать, что мальчик будет гордиться тем, что его выбрали, и стыдиться того, что не соответствует стандарту, которого ожидал от него отец. Но Луций все еще боролся с мыслью о том, что он пропустит поездку в Лондиниум. У него были друзья в колонии, и он стал считать ее своим домом, но перспектива увидеть шумные улицы и рынки самого большого города провинции соперничала с его гордостью за то, что он был хозяином дома в отсутствие отца.

— В следующий раз возьмешь меня?

— Возьму. Обещаю. — Катон ласково улыбнулся. — Посмотрим, смогу ли я привезти тебе подарок.

Последнее предложение завершило сделку, и Луций отошел в сторону и отсалютовал, когда его отец проехал мимо и выехал на улицу. Катон вернул ему салют, затем повернулся, чтобы в последний раз помахать Клавдии, прежде чем припустить свою лошадь к быстрой прогулке к западным воротам колонии.

Макрон и Петронелла ждали вместе с Боудиккой и ее отрядом. Когда царица иценов увидела приближающегося Катона, она отдала приказ выступать и заняла место позади четырех воинов впереди небольшой колонны. Римляне заняли свое место позади, а через мгновение они прошли через ворота и последовали за иценами по дороге, ведущей в Лондиниум, лежащего в четырех днях пути от них.

Катон взглянул на Макрона. — Тебе не обязательно было идти со мной. Пропретору может не понравиться то, что я скажу. Я бы предпочел, чтобы ты держался подальше от него. У тебя здесь хорошее подспорье, как у старшего магистрата колонии. Лучше не оказываться на неправильной стороне в вопросах, связанных со Светонием.

— Я бывал и в худшем положении, — ответил Макрон. — Кроме того, помимо защиты Боудикки и ее людей поездка даст мне возможность заглянуть к матери и посмотреть, как идут дела.

Мать Макрона, Порция, владела очень прибыльной гостиницей и борделем в самом сердце процветающего порта. Макрон вложил часть своих сбережений и владел половиной акций предприятия. Учитывая это, а также долю и земельный надел, которые он получил при увольнении из армии, он был человеком значительного богатства и положения в наши дни. Но все это зависело от постоянного присутствия легионов в провинции. Он был напрямую заинтересован в том, чтобы не было конфликта между Римом и иценами.

День был холодный, и с северо-востока дул пронизывающий ветер, неся с собой полосу темных облаков. «Еще больше снега», — опасался Катон, плотнее закутываясь в плащ и натягивая на голову капюшон. Он наклонился вперед и посмотрел сквозь заостренные уши лошади на два фургона, грохочущих впереди по замерзшим колеям. Сквозь отвороты чехла из козьей шкуры он мог видеть сложенные внутри меха, а также сундук с серебром и драгоценностями — дань, которая, как надеялась Боудикка, умилостивит римских чиновников, когда она представит завещание, после принесения клятвы верности вместе с правителями других племен, собравшимися во дворце наместника. «Возможно, этого будет достаточно», — подумал он. Возможно, ему не пришлось бы выступать с речью. Тогда не будет никаких проблем, и ицены смогут жить в мире со своими римскими повелителями.

Тем временем за колонной Камулодунум медленно ускользал вдаль, а затем и вовсе скрылся из виду, когда дорога пошла вниз по дальнему склону невысокого хребта. Небо над головой потемнело, и к полудню повалил сильный снег, засыпая дорогу, так что путники могли разглядеть свой маршрут только по изогнутой линии, протянувшейся по зимнему пейзажу.

Первой их заметила Петронелла и обратила внимание мужа на группу людей, марширующих по тропе, которая поворачивала к главной дороге. Снег замедлил их продвижение, и теперь было ясно, что они не доберутся до имперской промежуточной станции до наступления темноты. Не было никаких признаков гостиницы или другого жилья.

— Что вы о них думаете? — спросила она.

Макрон откинул капюшон, и Катон последовал его примеру — двое римлян щурились от легкого бриза, моргая от снежинок, мягко падавших на их лица.

Другая группа была не более чем в полукилометре от них. За исключением одного всадника, все путники шли пешком с несколькими крупными собаками на поводках. Половина из них была вооружена копьями и, по-видимому, охраняла шеренгу из дюжины мужчин с руками за спиной, связанными веревкой, проходящей через железную скобу вокруг шеи.

— Работорговцы? — поразмыслил Макрон.

— Скорее всего, — сказал Катон. — Похоже, у нас может быть компания, когда мы разобьем лагерь на ночь.

— Не уверен, что мне это нравится, — проворчал Макрон. Работорговля, хотя и была очень прибыльной, но являлась предприятием, к которому большинство римлян относилось с пренебрежением. То же самое можно было сказать и о школах гладиаторов или о ссудах. Аристократы, которые занимались таким бизнесом, делали это через низших смертных, которые управляли их делами. К счастью для сенаторов и представителей всаднического класса, такой порядок позволил им пожинать плоды, продолжая относиться к источнику своей прибыли с отчужденным презрением.

Макрон вглядывался в приближающиеся фигуры. — Это довольно дешевая профессия для любого уважающего себя человека.

— И все же ты был счастлив принять свою долю выручки от продажи пленных, взятых в бою, — заметил Катон. — Соус для гусыни и все такое.^[19]

— Вздор, — ответил Макрон. — Заработать на этом немного денег — не то же самое, что быть постоянной частью этого.

Катон хмыкнул. — Это один из способов взглянуть на это. Как ты думаешь, Петронелла?

Они обменялись взглядами и рассмеялись. — Ты часть этого, Макрон, — сказала она. — Нельзя зажимать нос одной рукой и воротить его, а другую вытягивать, чтобы поймать серебро.

— Ты должна быть на моей стороне.

— Я твоя жена, а не рабыня. У меня есть собственное мнение, и я счастлива, что все останется также и впредь.

— Га! — Макрон покачал головой. — Ты настоящая заноза, да ты.

— И ты любишь меня за это. — Она перегнулась через седло и неуклюже поцеловала его.

Другая группа держалась того же темпа что и Боудикка и ее свита, и Катон видел, что они достигнут перекрестка двух путей одновременно. Когда расстояние сократилось, он направил своего скакуна вперед, чтобы сравняться с царицей иценов.

— У нас компания. Ты видела?

— Не та компания, которую я предпочитаю иметь.

— Мы едва ли можем игнорировать их. Уже почти темно, и нам нужно остановиться. Они будут делать то же.

— Они могут делать все, что хотят, пока держатся от меня на расстоянии.

— Я разберусь с ними, — сказал Катон. — Будет лучше избегать неприятностей, если они направляются в Лондиниум, то смогут тут же подать жалобу, когда доберутся туда. Мы не хотим, чтобы что-то усложняло отношения между тобой и наместником.

Боудикка кивнула. — Тогда поговори с ними.

Он склонил голову в знак признательности и повернул своего скакуна, чтобы пересечь небольшое расстояние между двумя группами, направляясь к всаднику, возглавлявшему отряд.

— Приветствую, друг! — крикнул он, подъехав и преградив всаднику путь, заставляя его поднять руку, чтобы он остановил тех, кто шел сзади. В сгущающемся сумраке он увидел, что всадник высок и хорошо сложен. На нем была войлочная тюбетейка, из-под которой торчали пряди седых волос, у него было широкое морщинистое лицо и глубоко посаженные карие глаза. Его плащ был в полоску на восточный манер, а вдоль бедра свисал кавалерийский меч.

— Друг, ты говоришь, — заметил он. — Что это за друг?

— Попутчик по дороге в Лондиниум. Префект Квинт Лициний Катон. — Катон пододвинул свою лошадь ближе и протянул руку.

— Префект, а? Значит, римлянин? — Тон мужчины был подозрительным. — В каком подразделении?

— В настоящее время ни в каком. Ожидаю назначения. — Это был достаточно безопасный ответ. — А кем ты можешь быть?

Путник сплюнул в сторону, прежде чем взять Катона за предплечье. — Гай Горманий. Мне нечего сказать о своих рангах, по крайней мере с тех пор, как я был опционом во Втором.

— Второй Легион^[20]? — Катон ослабил хватку и убрал руку. — Тогда мы могли быть старыми товарищами. Я поступил рекрутом почти двадцать лет назад. Мой друг был центурионом. — Он указал на Макрона. — Мы были бы рады разделить фляжку вина сегодня вечером у костра, если ты позволишь.

Горманий впервые улыбнулся, обнажив крепкие зубы. Они выдали его как человека в отличном состоянии, даже для его возраста, который Катон оценил теперь под пятьдесят, самое большее шестьдесят.

— Вино? Выпить со старыми товарищами? Теперь есть предложение, от которого такой ветеран, как я, не может отказаться. Имейте в виду, что сначала мне придется разобраться с этой партией. Он ткнул большим пальцем в сторону людей, следующих за ним.

— Рабы? — спросил Катон.

— Еще нет. Но будут, как только мы доберемся до Лондиниума. Неплательщики долгов из триновантов. Половина не уплатила причитающийся налог, остальные не смогли погасить свои займы. Так что их долги будут погашены тем, что я смогу выручить за них на невольничьем рынке в Лондиниуме. За вычетом моей комиссии, конечно.

Катон бросил взгляд на группу связанных людей, охраняемую вооруженными спутниками Гормания. Заключенные были разного возраста, но все были одеты в простые шерстяные туники фермеров из племени. У нескольких были плащи, но и они стояли, дрожа, вместе с остальными. Жалкое зрелище, но нередкое во многих провинциях Империи. Он снова обратил внимание на Гормания.

— Мы скоро разобьем лагерь на ночь. Вы можете остановиться поблизости. Вместе мы будем в большей безопасности, если вокруг будут разбойники. Как только мы обустроимся, мы с центурионом Макроном заглянем к твоему костру, чтобы выпить вина, если ты не против.

— Мне будет очень приятно, — ухмыльнулся Горманий. — Я с нетерпением жду этого. Итак, какова твоя история, префект? Как ты и центурион оказались на дороге с этой кучей варваров?

— Это царица иценов и ее свита. Они направляются на церемонию принесения клятвы верности союзу с Римом.

— Аа, царская семья значит. Осмелюсь предположить, что именно поэтому ты заскочил сюда, чтобы убедиться, что мы разбили лагерь рядом с вами, а не вместе с вами, а? — Прежде чем Катон успел ответить, пожилой мужчина поднял руку. — Все в порядке, господин. Я привык, что люди воротят нос от того, чем я зарабатываю на жизнь. Осмелюсь сказать, что даже твои друзья-ицены считают, что их дерьмо пахнет лучше, чем я.

— Что-то в этом роде, — признал Катон. — Прости, брат. Я мало что могу с этим поделать. Тогда увидимся попозже. — Он кивнул головой и дернул поводья своей лошади.

— Убедись, что вино хорошее! — крикнул ему вдогонку Горманий и рассмеялся.

Две группы разбили лагерь на небольшом расстоянии друг от друга на опушке соснового леса. Боудикка приготовила ложе для себя и своих дочерей в одном из фургонов, пока ее люди собирали сухие дрова для костра. Их собственное жилье было скромнее: простые кожаные навесы, поддерживаемые жердями, вырубленными из близлежащего леса. Катон и Макрон взяли с собой старую армейскую палатку на случай, если ночь застигнет их на открытом воздухе, и быстро поставили ее на безопасном расстоянии от костра иценов, но достаточно близко, чтобы наслаждаться его теплом.

Вскоре над небольшим огнем был установлен железный треножник, а на цепи свисал большой котел, нагретый пламенем. Снег растаял раньше, чем Петронелла, и некоторые из иценов начали добавлять ячмень и куски соленого мяса. Они весело работали вместе, а Петронелла пыталась разговаривать на обрывках племенного языка, который она переняла у иценов, живших в колонии. Неизбежно возникали недопонимания, представления из пантомимы и взрывов смеха, возникающие из-за теплой праздничности встречи после дневного путешествия за совместным приемом вкусной трапезы.

Когда тушеное мясо начало готовиться, Катон и Макрон взяли одну из фляг с вином, которое они привезли с собой из Камулодунума, и пересекли открытую местность, чтобы присоединиться к Горманию. Торговец рабами и его люди тоже имели пару старых армейских палаток, но довольствовались одним костром, на котором жарили свинину. Аромат был аппетитным, и заключенные жадно смотрели, как мясо потрескивает над тлеющими углями.

Горманий сидел на бревне, грея руки, когда они подошли, и заулыбался, как герой, приветствуя их.

— Добро пожаловать, товарищи по оружию!

Макрон представился, и все трое сели на бревно лицом к огню. Макрон достал фляжку и вынул пробку, прежде чем передать ее Горманию. Торговец принюхался и оценивающе поднял бровь. — Пахнет хорошим винишком.

— Насколько оно может быть в Камулодунуме, — ответил Макрон. — Совсем неплохое.

— Как же так?

— Есть торговец, который привозит из Галлии много вина, когда отправляется в путь. Зимой мы его, конечно, не видим, так что надо запасаться. — Макрон с грустью посмотрел на фляжку. — Мы выпили большую часть этого вина на Сатурналиях. Это почти последняя капля из Нарбонны.

— Не беспокойся, центурион, я буду добр с ним. — Горманий подмигнул и сделал глоток, прежде чем передать флягу обратно. — Ах! Хорошая капля!

Макрон и Катон сделали по глотку, прежде чем фляга была закрыта пробкой.

— Катон говорит, что ты служил во Втором легионе, — сказал Макрон.

— Верно. Начал легионером, а к моменту, когда мне заплатили при увольнении из армии, стал опционом второй центурии, Девятой когорты. Это было пятнадцать лет назад.

— Значит, ты участвовал во вторжении? Как префект и я.

— Да. Безумные времена, а? Та засада в лесу и сражения за те две речные переправы перед последним столкновением под Камулодунумом. Это долбанное чудо, что мы сумели выживать настолько долго.

— Слишком верно сказано. — Макрон кивнул, вспомнив ожесточенные сражения первых дней вторжения. — Не могу сказать, что я помню имя твоего центуриона в то время.

— Тинтиллий. Ну, он, а затем новый мальчик, Вендосий, после того, как какой-то ублюдок из думнониев насадил на свое копье Тинтиллия. Я надеялся на его место, но они продвинули Вендосия из другой центурии. Досадно. Было бы неплохо сделаться центурионом до того, как меня выписали. Приятная дополнительная выплата и несколько сопутствующих привилегий. Бьюсь об заклад, ты неплохо справился с этим, а, Макрон?

— Центурион Тинтиллий? — Макрон нахмурился. — Кажется, я его помню. Высокий парень? Потерял кончик носа.

— Точно он! Жестокий ублюдок, но хороший воин.

Макрон взглянул на Катона. — Ты помнишь Тинтиллия?

— В то время я был всего лишь опционом. Не успел провести достаточно времени в столовой центурионов, — ответил Катон. На самом деле он вспомнил имя. У Тинтиллия была репутация человека, который брал все взятки, какие только мог получить от своих людей с целью получить поблажки по службе или отпуск. Это, безусловно, была привилегия звания, которой наслаждались многие центурионы, но лишь немногие могли сравниться в этом с Тинтиллием. Катон сомневался, что многие из его людей пролили слезу из-за его смерти.

— В то время Второй был хорошим легионом, — размышлял Горманий. — Одно из элитных формирований. Если бы не мы, все могло бы сложиться совсем иначе. Осмелюсь предположить, что вторжение было бы остановлено, и мы бы не сидели здесь сейчас и не пили. — Он многозначительно посмотрел на фляжку, и Макрон передал ее.

— Был хороший легион? — спросил Катон. После того, как он поселился в Камулодунуме, он не высовывался, а новости любого рода медленно доходили до колонии.

— Да. — Горманий сделал второй глоток, прежде чем вернуть фляжку и вытер губы тыльной стороной ладони. — В наши дни Второй немногим больше, чем учебное подразделение. Они принимают новобранцев с кораблей из Галлии и пытаются превратить их в легионеров. Потери, которые мы несем в битвах с горными племенами, означают, что есть постоянный спрос на замену. Лучших людей из Второго первыми перевели в другие легионы. Теперь в крепости Иска осталась горстка порядочных людей, служащих инструкторами по строевой подготовке. Время от времени я пробираюсь туда по делам и выпиваю со стариками. Легион в плачевном состоянии, говорят они. Не в состоянии сражаться.

— Это долбанный позор, — нахмурился Макрон. — Чтобы заработанная кровью и потом репутация пошла псу под хвост.

— Они восстановят репутацию, — сказал Катон. — Как только силуры^[21], ордовики^[22] и их хозяева-друиды будут побеждены, Второму больше не придется быть учебной базой. Легионеры наберутся опыта, и легион снова будет в боевой форме. Вот увидишь.

— Я надеюсь, что ты прав, префект. — Горманий пожал плечами. — Но, судя по казарменным разговорам, которые я недавно слышал, у нас слишком мало людей, не говоря уже о хороших людях, чтобы быть уверенными в том, что бои в горах закончатся в ближайшее время. Даже если новый наместник и является экспертом в боях на холмах да в горах, а говорят, что он им является.

Наступила короткая тишина, пока трое римлян смотрели на пламя, поднимающееся из костра, размышляя о проблемах, с которыми столкнулся Светоний. Затем Горманий указал на другой лагерь.

— Что за история с вами двумя и женщиной-иценкой? Почему вы путешествуете с этой толпой?

— Царицей, — с нажимом ответил Катон, — может понадобиться, чтобы мы высказались в ее поддержку, когда она предстанет перед пропретором.

— Зачем тебе защищать одного из этих варваров? Они бы с радостью вонзили нам нож в спину при первой же возможности.

— Мы отдаем долг, — сказал Макрон. — Если бы не Боудикка и ее люди, я и префект, скорее всего, были бы убиты в той битве с преступными группировками в Лондиниуме в начале года.

Глаза Гормания расширились. — Так вы были вовлечены в это дело? Судя по тому, что я слышал, это походило на открытую войну на улицах.

Катон кивнул. — Потребовалась ожесточенная битва, и царица и ее люди были в центре всего этого.

— Так что мы не слишком хорошо относимся к тем, кто ругает иценов, — добавил Макрон.

Горманий поднял руки. — Не в обиду, брат. Просто удивительно видеть пару римлян, готовых рискнуть, путешествуя с группой туземцев в этой части провинции. Вот и все.

— Мы в полной безопасности, уверяю тебя, — сказал Макрон. Он кивнул в сторону иценов. — Как оно есть. Я бы доверил им свою жизнь.

— Честно сказано, за твои похороны тогда, друг.

Макрон какое-то время смотрел на ветерана, а затем перевел взгляд на Катона. — Я думаю, нам следует вернуться. Пока наш ужин не остыл. Он встал, не дожидаясь ответа, и Катон последовал его примеру. — Счастливого пути, Горманий.

— И тебе также, — ответил ветеран и кивнул Катону. — И тебе, господин.

Пока они тащились прочь от лагеря торговца рабов, Макрон пробормотал: — Какого хрена мы можем рассчитывать удержать кого-нибудь из местных жителей на нашей стороне, если такие, как он, все время обращаются с ними как с врагами?

— Обычно к переменам медленнее приспосабливаются пожилые люди, — сказал Катон. — Мы видели это достаточно часто. Он не хотел причинить вреда.

— Возможно, но он был близок к тому, чтобы причинить себе немного.

Петронелла сидела и болтала с несколькими воинами-иценами, и праздничное настроение у костра было теплее, чем дискуссия, которую Макрон и Катон только что завершили. Они сели на свернутые циновки и с благодарностью взяли дымящиеся котелки, которые она им протянула.

— Хорошо поболтали там со своим другом? — спросила она. Макрон хмыкнул и достал ложку из сумы, сгорбившись над котелком. — Настолько хорошо, а?

— Он был пожилым парнем со всеми вытекающими отсюда взглядами, — объяснил Катон. — Макрон стал возражать против того, что он сказал о наших друзьях-иценах.

— Да? — Петронелла поцеловала мужа в макушку.

Он посмотрел вверх. — Что это было?

— Я просто считаю это благословением, что ты не превратился в старого пердуна, как он. А если станешь, то я затолкаю тебя под телегу и покончу с этим.

— Тебе трудно угодить, любовь моя.

Она погрозила ему пальцем.

— Только никогда не меняйся, а?

Катон улыбнулся им двоим, счастливый, что его друг нашел женщину, равную ему. Мысли его вернулись к тому, что сказал Горманий о потерях, понесенных римлянами в войне с горными племенами. Светоний столкнулся с большими проблемами, чем он предполагал. В насквозь пропитанной политикой атмосфере, в которой те, кто находился в Риме, пересматривали целесообразность вторжения в Британию, малейшая неудача на поле боя могла решить судьбу провинции.