Смерть на перекрестке

ГЛАВА 19

Серость стали, а не тумана.

Жизнь, увиденная хитрыми старыми глазами.

Грозная бабушка!

Кадзэ снова пошел по дороге в деревню Хигаси, мимо того места, что все еще охраняла статуэтка Каннон, где он убил первых двух разбойников, и к полудню прибыл в соседнюю деревню. В деревне была всего одна гостиница, и Кадзэ остановился там, где вмешался в ссору между хозяином и служанкой. Если хозяин и помнил об этом инциденте, то не подал виду, обильно приветствуя Кадзэ. Поскольку в гостинице по-прежнему было пусто, Кадзэ мог понять его радушие.

Из-за скудеющего кошелька и пустынной гостиницы Кадзэ решил сесть в общей комнате, а не в отдельной. Поскольку он был единственным гостем, это было одно и то же. Пока он отдыхал на потрепанных татами, вошла служанка, которой он помог, с чаем и горячим полотенцем. Увидев Кадзэ, ее грубое крестьянское лицо расплылось в улыбке.

— Самурай-сама! В прошлый раз вы так внезапно ушли, что у меня не было возможности как следует поблагодарить вас за помощь!

Кадзэ ничего не сказал, но неуютно заерзал. Он прикинул, что до конца ночи ему придется проявить некоторую сноровку. Ему нравилось общество женщин, но он также любил выбирать, какой именно. И еще он не любил платить за услуги, хотя не сомневался, что сегодняшние услуги будут бесплатными.

Служанка поставила перед ним чай и ушла за едой, бросив на него перед уходом дерзкий взгляд. Кадзэ вздохнул. Он подумал, что удовольствие, которое он получал, исправляя мелкие несправедливости, иногда имело непредвиденную цену.

Девушка вернулась с миской окаю с кусочками сладкого картофеля. Кадзэ отправил в рот изрядную порцию, втягивая прохладный воздух, чтобы не обжечься. Девушка сидела на подобающем расстоянии, но глядела на него с нежностью собственницы.

— Нани? Что? — спросил Кадзэ.

— Ничего, самурай-сама. Я просто не ожидала снова вас увидеть.

Кадзэ неопределенно хмыкнул.

— Когда вы ушли, я подумала: если вас не схватит демон, то уж разбойники точно поймают, — продолжила девушка.

— О разбойниках можно больше не беспокоиться.

— Почему? — озадаченно спросила девушка.

— Потому что босс Куэмон мертв, а его люди либо убиты, либо разбежались. Теперь здесь должно быть спокойно, по крайней мере, на какое-то время. Может, и дела пойдут лучше.

— Правда? Босс Куэмон мертв? И вправду?

— Да, и вправду.

Девушка встала.

— Простите. Я должна сказать об этом хозяину. Он будет так счастлив!

Кадзэ кивнул и продолжил есть свою окаю. Через несколько минут хозяин гостиницы вернулся вместе со служанкой.

— Это правда? — спросил он. — Босс Куэмон мертв?

— Да, — ответил Кадзэ.

Хозяин расплылся в широченной улыбке.

— Какие прекрасные новости! Еда за мой счет, самурай-сама! Это замечательно для нашего уезда. Господин Манасэ наконец-то собрал людей и разобрался с этим Куэмоном.

— Да, это он, — сказал Кадзэ.

— Должно быть, он нанял воинов со стороны. Этому смешному магистрату не одолеть такого, как босс Куэмон.

— Полагаю, так, — сказал Кадзэ.

— Что ж! Простите, самурай-сама, но я должен спешить и сообщить остальной деревне добрые вести.

Хозяин выскочил из комнаты, оставив служанку.

— Ну, раз еда бесплатная, я возьму еще миску, — сказал Кадзэ.

Улыбающаяся служанка взяла его миску и поспешила на кухню, чтобы наполнить ее снова. Вернувшись, она заняла прежнее место, откуда могла во все глаза смотреть на Кадзэ, заставляя его чувствовать себя неловко. Чтобы завязать разговор, Кадзэ спросил:

— Вы больше не видели того демона?

— Нет, с той ночи ни разу. Поэтому я так за вас беспокоилась, когда вы вернулись в деревню Судзака.

— Почему это?

— Ну как же, ведь демон ехал по дороге со стороны деревни Судзака.

Вопрос, на какой именно дороге видели демона, никогда не приходил Кадзэ в голову.

— Он ехал в деревню Судзака или из нее?

— Из нее. А что?

— Любопытство — мой порок. Уж простите. И вы говорите, к коню был привязан человек?

— О да, мы все это видели.

— Человек был жив или мертв?

Девушка на несколько секунд задумалась.

— Не знаю, самурай-сама, — наконец сказала она.

— Он двигался или кричал?

— Нет, самурай-сама.

— Тогда он был очень спокоен для человека, которого увозит демон.

Девушка склонила голову набок и озадаченно посмотрела на Кадзэ. Тот не стал объяснять свою иронию. Вместо этого он спросил:

— Кто-нибудь видел, куда направился демон?

— Он поехал в сторону дороги на провинцию Рикудзэн.

— Но эта дорога соединяется с той, что ведет обратно к перекрестку со стороны провинции Удзэн, — сказал Кадзэ.

Нахмурившись, девушка спросила:

— Зачем кому-то, кто едет из Судзаки, выбирать этот путь, если он хочет попасть на перекресток?

— И в самом деле, зачем, — произнес Кадзэ.

— Эй, есть тут кто? — раздался голос от входа в чайную. Голос был женский, но грубый и очень громкий.

На лице служанки отразилось удивление от появления новых гостей. Она быстро встала и вышла из комнаты, чтобы их встретить. Девушка говорила тихо, но Кадзэ слышал громкий голос женщины, ведущей односторонний разговор.

— Давно пора, — сказала она.

Молчание. Несомненно, служанка рассыпалась в извинениях.

— Так и нечего тут стоять, кланяться мне, — сказала громкая женщина. — Помоги мне снять сандалии и проводи туда, где можно выпить чаю.

Еще несколько секунд молчания.

— Сколько стоит комната на ночь?

Молчание.

— Сколько? Это возмутительно!

Снова молчание.

— Ладно, позови-ка мне хозяина. Я хочу поговорить с ним о его ценах. Нет, не сейчас. Сначала проводи нас в комнату и принеси чаю.

Через несколько секунд служанка снова появилась в общей комнате, где сидел Кадзэ. Она казалась взволнованной и совершенно не знала, что делать с такими громкими и напористыми гостями. Кадзэ с удивлением увидел, что гостей на самом деле было трое. Впереди шла женщина, достаточно старая, чтобы быть бабушкой, с тронутыми серебром волосами, собранными в пучок. На лбу у нее была белая повязка, на которой был нарисован иероглиф «месть». Она была одета по-мужски, в штаны хакама и дорожный плащ. За пояс у нее были заткнуты мужские мечи, и она вошла в комнату со всей властностью и высокомерием настоящего самурая.

Сразу за ней шел очень старый мужчина. Если женщина была крепка, как бочка из-под сакэ, то мужчина казался хрупким, как тростниковая ширма. Его лицо было изможденным и мертвенно-бледным, а плечи, локти и тазовые кости выпирали из-под кимоно. Кадзэ показалось, что он больше похож на ходячий скелет, чем на живого человека.

Следом за стариком шел юноша лет пятнадцати-шестнадцати. На спине у него был большой плетеный короб, набитый узелками, а снаружи болтался набор кастрюль.

Странное трио вошло в комнату и заняло один из углов. Из вежливости Кадзэ сменил позу, чтобы не смотреть прямо на них. В обычных обстоятельствах действия Кадзэ воздвигли бы невидимую стену между ним и другой компанией, и каждая сторона могла бы заниматься своими делами, словно они одни в комнате. Однако эта старуха не собиралась считаться с незримыми стенами, что воздвигает вежливое японское общество.

Приказав старику и юноше сесть в углу, старуха пересекла общую комнату и дотронулась до плеча Кадзэ. Прикасаться к незнакомцу было верхом невежества, и Кадзэ задумался, как ему реагировать. Отнестись ли к ней с почтением, должным ее возрасту? Или просто полностью отвернуться, отвергнув ее грубую выходку? Поскольку его учили быть снисходительным и к детям, и к старикам, отвращение Кадзэ к прикосновениям уступило необходимости быть вежливым со старшей.

— Да, оба-сан, бабушка, — учтиво сказал Кадзэ.

— Вы здесь единственный гость? — спросила старуха.

Кадзэ пожал плечами.

— Не знаю.

— Что ж, вы не видели торговца? — упорствовала женщина.

— Нет, в этой гостинице — нет.

— Если увидите торговца, скажите мне, — сказала женщина.

— Любого торговца?

— Нет, конечно. Торговец, которого мы ищем, ходит по токайдской дороге, но никогда не знаешь, где можно найти подобную мразь. Мы сейчас как раз направляемся на Токайдо, чтобы попытаться его найти. У нас официальная вендетта. Мы зарегистрировали нашу жалобу в новом правительстве Токугавы, и теперь ищем одного торговца, чтобы обрушить на его голову возмездие и месть.

— Это два весьма весомых атрибута, чтобы обрушивать их на чью-либо голову, бабушка.

— Я здесь не одна, — с гордостью заявила она. — Я привела с собой своего слугу, — она подбородком указала на костлявое старое пугало, — и одного из моих внуков, — она снова указала подбородком, но на этот раз на юношу.

— Тогда, несомненно, этому торговцу есть чего бояться, и он не избежит небесного возмездия.

Женщина мрачно кивнула в ответ на оценку Кадзэ разношерстного трио, ополчившегося на неизвестного торговца. Официальная вендетта — дело серьезное. Это означало, что власти дали этой пестрой компании право выследить и убить того, кто обидел их семью. Прежде чем Кадзэ успел узнать подробности, служанка привела в общую комнату хозяина гостиницы, и старуха переключила свое внимание на несчастного трактирщика.

Хозяин едва успел выдавить из себя приветствие, как женщина уже набросилась на него с упреками по поводу качества комнат и того, как у него хватает наглости брать хотя бы один сэн, когда уставшие путники, вроде нее и ее спутников, ищут пристанища, более соответствующего их привычкам.

Растерянный трактирщик беспрестанно кланялся, тщетно пытаясь вставить хоть слово в поток брани, извергаемый старухой. В отчаянии он взглянул на Кадзэ, словно моля самурая о подмоге в этой схватке. Кадзэ лишь криво усмехнулся и покачал головой: разыгрывающееся перед ним зрелище его весьма забавляло, но он был слишком умен, чтобы ввязываться в перепалку с этой грозной женщиной.

Наконец, окончательно сдавшись, трактирщик объявил, что вся ее компания может остановиться в гостинице за два сэна вместо обычных пяти. Старуха фыркнула, что позволит себе воспользоваться совершенно неподобающим гостеприимством этой гостиницы, но даже за два сэна ее слуга и внук могут спать на улице. Это он, трактирщик, должен ей платить за то, что ей приходится останавливаться в такой захудалой дыре. Трактирщик отступил в смятении и растерянности, оставив служанку разбираться с трудными гостями.

Кадзэ наслаждался зрелищем, но остаток ужина съел молча, не разговаривая со своими странными соседями по общей комнате. Троица и сама почти не разговаривала, когда им подали еду. Кадзэ гадал, в чем заключалась их вендетта, особенно учитывая иероглиф «месть» на повязке у женщины, но ему вполне хватило беседы с этой нахрапистой старой каргой, и потому он не стал расспрашивать о подробностях.

Когда он заканчивал трапезу, служанка ввела в общую комнату еще одного гостя. Не успели они войти, как Кадзэ уже был на ногах, положив руку на меч.

— Ты! — в гневе вскричал новоприбывший.

Испуганная служанка отступила на шаг, а троица в углу удивленно подняла головы. Кадзэ лишь кивнул.

Молодой самурай, которого Кадзэ оставил на острове, положил руку на рукоять меча.

— Я требую поединка, и никаких твоих фокусов с «отсутствием меча»!

Кадзэ смерил юношу взглядом и произнес:

— Прошу прощения, если я обманул вас. В моей натуре — играть в такие игры. — Он опустился на одно колено, принимая позу воина, докладывающего генералу. — Я смиренно прошу прощения за то, что оскорбил вас.

— Собачьи потроха! Трус! — выкрикнул молодой самурай.

Кадзэ не ответил. Он оставался в позе смирения.

— Нет, извинений недостаточно, — надменно сказал молодой самурай. — Я настаиваю на поединке. Ты оскорбил не только меня, но и всю школу фехтования Ягю. Такое оскорбление можно смыть лишь поединком.

— Хорошо, — сказал Кадзэ. — Но давайте воспользуемся деревянными мечами вместо стальных. Раз вы хотите продемонстрировать свое мастерство, стальные мечи не обязательны.

Молодой самурай с презрением посмотрел на Кадзэ, клеймя его трусом. И все же сказал:

— Прекрасно! Только деревянные мечи. Давай прямо сейчас и прямо здесь!

— Давайте снаружи, — тихо произнес Кадзэ. Он посмотрел на служанку и сказал: — Принесите нам две деревянные палки, длиной с катану. Мы будем на улице.

Испуганно взглянув на двух самураев, служанка поспешила найти две палки нужной длины.

Кадзэ прошел мимо молодого самурая и направился ко входу в гостиницу. Он надел сандалии и вышел на пыльную улицу. За ним последовали молодой самурай, старуха-мстительница, слуга и юноша.

Девушка быстро вернулась в сопровождении хозяина гостиницы и всей его семьи. У нее были две деревянные палки, которые она с поклоном вручила каждому самураю. Кадзэ осмотрел свою палку и вынул меч, чтобы обтесать рукоять, придав ей сходство с настоящей. Молодой самурай взял полоску ткани и быстро подвязал рукава своего кимоно, перекрестив ленту на спине и обмотав вокруг плеч. Он проделал это с большой бравадой и щегольством, вызвав одобрительный шепот в небольшой толпе. Улыбаясь, он повернулся к Кадзэ.

Кадзэ засунул свой настоящий меч за пояс и обеими руками сжал деревянную палку. Он принял формальную боевую стойку, не сводя глаз с молодого самурая. Тот с коротким выкриком агрессивно двинулся на Кадзэ, но Кадзэ не шелохнулся, его деревянный меч не дрогнул.

Молодой самурай, несколько озадаченный отсутствием реакции Кадзэ на его выпад, на мгновение замер, обдумывая следующий ход. Внезапно, с громким криком, он атаковал со всей быстротой и яростью, на которые способна молодость, обрушив палку в рубящем ударе. Кадзэ встретил удар своей палкой, и оба выполнили кири-отоси. При кири-отоси блок и ответный удар сливаются в одно движение, а не являются двумя отдельными действиями. Молодой самурай попытался ответить своим кири-отоси, отпрыгнув от удара Кадзэ.

После стука деревянных мечей молодой самурай посмотрел на Кадзэ с уважением и удивлением.

— Вы превосходный мечник! — воскликнул он.

— Благодарю, — сказал Кадзэ с коротким поклоном. — Теперь ваша честь удовлетворена?

— Что ж, это была ничья, но, полагаю, я могу этим удовлетвориться, — сказал юноша.

Кадзэ помедлил, а затем произнес:

— Хорошо. Будем считать это ничьей.

— Вы не думаете, что это была ничья? — спросил молодой самурай.

— Если ваша честь удовлетворена, то это главное.

— Вы хотите сказать, что это была не ничья?

— Это была ничья.

— Вы так говорите, но верите ли вы, что это была ничья?

Кадзэ ничего не ответил. Молодой самурай бросил свою палку на землю.

— Честь моя не удовлетворена, — сказал он. — Я настаиваю на реванше, но на этот раз — на стали!

— Прошу вас, давайте не будем сражаться на стальных мечах. Реванш на деревянных мечах решит дело.

— Так вы все-таки трус, — сказал молодой самурай.

— Если вам угодно так считать, — ответил Кадзэ.

— Дерись! — Молодой человек выхватил свой меч. — Дерись, или я зарублю тебя на месте.

Кадзэ бросил палку и вытащил свой меч.

— Я бы предпочел, чтобы вы этого не делали, — сказал он.

Вместо ответа молодой самурай двинулся на Кадзэ, держа меч в стойке с клинком, нацеленным в глаза. Кадзэ снова не шелохнулся, ожидая атаки юноши. Тот подошел на расстояние удара и настороженно следил за старшим самураем. Он ждал мгновенной потери концентрации, малейшего промаха, который дал бы ему возможность прорвать защиту Кадзэ и нанести смертельный удар. Но не дождался. Секунды тянулись, и зрители были так же заворожены поединком, как и его участники. Внезапно молодой самурай снова атаковал, с громким криком бросившись вперед, занеся меч и обрушивая его в ударе, нацеленном Кадзэ в шею.

Кадзэ снова выполнил кири-отоси, но на этот раз меч вонзился в плоть юноши. Удивленный, тот отшатнулся и посмотрел на свой бок, где расползалось багровое пятно. Он выронил меч и схватился за бок, слегка пошатнулся, а затем рухнул на колени от боли и слабости.

— Бака! Дурак! — крикнул Кадзэ. — Ты слишком молод, чтобы так же глупо играть со своей жизнью, как это делаю я! И слишком глуп, чтобы играть в такие опасные игры, бросая вызов незнакомцам, когда тебе не хватает рассудительности, чтобы понять, победишь ты или проиграешь в учебном бою на деревянных мечах. Разница между победой и смертью в поединке на мечах — в мгновении ока или в толщину пальца. Это слишком тонкая грань, чтобы судить о ней без опыта. Я молю Каннон, чтобы мой удар не задел жизненно важных органов. Я старался сдержать его, чтобы ранить, а не убить. Я убил достаточно в этом уезде, и мне это осточертело. И я особенно не хочу убивать таких юнцов, как ты, слишком молодых и глупых, чтобы знать пределы своих сил и своего неумения.

Кадзэ посмотрел на трактирщика и служанку.

— Занесите его в гостиницу и позовите лекаря. Он выживет, если мы сейчас остановим кровь, так что поторопитесь.

Служанка и хозяин гостиницы, как им было велено, бросились вперед и помогли молодому самураю, бледному как полотно от потери крови и потрясения, войти в гостиницу. Кадзэ вытер свой клинок о рукав кимоно и с топотом вошел в гостиницу за ними; старуха-мстительница и два ее спутника замыкали шествие.

Кадзэ вернулся в гостиницу и снова взялся за еду. Трое других гостей сделали то же самое, но на этот раз старуха не спешила нарушать уединение Кадзэ. В конце трапезы, когда служанка убирала его поднос, она наклонилась к нему и заговорщически прошептала:

— Поединок был великолепный! Когда все уснут, я приду к вам сегодня ночью. Я все еще хочу отблагодарить вас за вашу помощь.

Кадзэ не ответил, а девушка, занявшись сбором посуды, покинула комнату. Кадзэ прошел в отведенную ему комнату и обнаружил на полу уже расстеленный футон, а также деревянный подголовник. Скромную комнату освещала единственная свеча в бумажном фонаре. Как и любая комната в Японии, эта была вымерена стандартной единицей — размером прямоугольной циновки татами. Комната была в четыре татами, маленькая, но для одного человека вполне достаточная.

Кадзэ с минуту посидел, размышляя, хватит ли в комнате места для одного мужчины и одной служанки. Он наклонился и задул свечу, но на футон не лег. Вместо этого он подождал несколько минут, пока глаза не привыкли к темноте, встал и отодвинул сёдзи. Он вышел из гостиницы на веранду и направился к углу, где находился мужской нужник.

Это была площадка в углу веранды, отгороженная двумя бамбуковыми ширмами. На земляной пол были набросаны свежие сосновые ветки. Чтобы справить нужду, мужчина становился на краю веранды и мочился на эти ветки. Раз в несколько дней их убирали и клали свежие, чтобы сосновый дух не выветривался. Этим местом пользовались только мужчины, хотя Кадзэ не был уверен, что его не оттолкнула бы в сторону грубая старуха-мстительница. Женщинам приходилось ходить в уборную, как и мужчинам, когда им нужно было сделать нечто большее, чем просто справить малую нужду.

Возвращаясь по веранде, он увидел два спящих свертка на земле за гостиницей: слугу старухи и ее юного внука. Кадзэ на мгновение задумался, затем подошел к меньшему из двух свертков и присел рядом.

— Сумимасэн, — сказал Кадзэ. В ответ раздалось сонное мычание.

— Я решил, что не хочу спать в комнате, — сказал Кадзэ. — Лучше посплю здесь, на свежем воздухе. Хочешь сегодня поспать на футоне, а не на земле?

— О да, благодарю вас, самурай, — сонно пробормотал юноша.

— Что ж, тогда следуй за мной, — сказал Кадзэ, ведя его обратно в гостиницу, в комнату, которую должен был занять он сам. — Просто забирайся на футон и грейся, — посоветовал Кадзэ мальчику, — и постарайся хорошенько выспаться.

Улыбаясь, Кадзэ задвинул за ним сёдзи, вышел на улицу, нашел удобное место и растянулся на ночь, плотно завернувшись в кимоно и обняв свой меч.

На следующее утро, когда Кадзэ вошел в гостиницу позавтракать, он увидел, что старуха, слуга и юноша уже заканчивают свою трапезу. Женщина отчитывала своего внука.

— Что с тобой сегодня такое? — резко спросила она. Мальчик поднял голову над миской с супом мисо со странной улыбкой на лице.

— Ничего, бабушка, — пробормотал он.

— Ну, ведешь ты себя весьма странно, — сказала старуха.

Мальчик ничего не ответил, лишь продолжал слабо улыбаться.

Когда Кадзэ сел, вошла служанка и с грохотом поставила перед ним поднос с завтраком. Лицо ее было одновременно сердитым и осуждающим. Улыбаясь, Кадзэ с отменным аппетитом принялся за еду.

Прежде чем странное трио покинуло гостиницу, мальчик подошел к Кадзэ и сунул ему что-то в руку. Это был клочок ткани, в который было завернуто что-то легкое.

— Это всего лишь сэнбэи, рисовые крекеры, — сказал мальчик. — Но я хотел поблагодарить вас за то, что позволили мне вчера спать в вашей постели!

Кадзэ принял скудный дар, сунул его в рукав кимоно, где обычно носили всякую мелочь, и тут же о нем забыл.