Смерть на перекрестке

ГЛАВА 6

Темная ночь, призрачная луна.

Лист слетает на землю.

Демоны на дороге.

Был уже ранний полдень, когда Кадзэ вошел в следующую деревню. Соломенные крыши, пыльные улицы, превращавшиеся в грязь после дождя, и выветренные деревянные стены — все казалось знакомым. Все деревни в Японии стали казаться ему на одно лицо. Но, как и Судзака, деревня Дзиро, эта, Хигаси, показалась Кадзэ еще более захудалой и обветшалой, чем те, что он видел прежде.

В отличие от деревни Дзиро, Хигаси могла похвастаться чайным домиком, где путники могли поесть и переночевать. Он стоял на пересечении трех дорог, и на синей половинчатой занавеси, свисавшей с дверного проема, было написано «ЧАЙНЫЙ ДОМИК ХИГАСИ». Название не отличалось ни поэтичностью, ни воображением, но Кадзэ решил, что оно обладает достоинствами простоты и ясности. Он шагнул внутрь.

У входа было квадратное пространство с земляным полом, окруженное поднятым деревянным помостом чайного домика. Кадзэ сел на край помоста и развязал свои дорожные сандалии. Служанка, заметив его, подошла ко входу. С глубоким поклоном она прокричала:

— Ирассяй! Приветствую!

Кадзэ кивнул в ответ и наклонился, чтобы снять обувь. Выпрямившись, он увидел, что девушка протягивает ему пару чистых хлопковых таби — неожиданный знак внимания. Он снял свои грязные таби и надел чистые носки.

Он последовал за девушкой вглубь чайного домика.

— Вам отдельную комнату или общую, самурай-сама? — спросила девушка.

Кадзэ прикинул, сколько у него денег, и сопоставил это со своим желанием побыть одному. Жажда уединения победила.

— Отдельную комнату.

Она проводила его в небольшую комнату в четыре татами. Кадзэ опустился на пол, устраивая меч поудобнее.

— Сакэ? — спросила девушка.

Кадзэ заметил, что она схватила свободный рукав своего кимоно и принялась теребить его в пальцах. Он подумал, привычка ли это, или она чем-то встревожена.

— Нет. Чай. И прежде чем уйдешь, скажи, не появлялся ли в деревне кто-нибудь новый за последние годы? Я ищу девочку лет девяти. Ее могли продать в услужение.

Девушка озадаченно посмотрела на него и ответила:

— Нет, самурай-сама.

— Хорошо. Просто принеси чай.

Девушка поспешила прочь, а Кадзэ тем временем устроился поудобнее. Тонкие бумажные стены совсем не глушили звуков, но в чайном домике было очень тихо. Кадзэ подумал, что мог бы и сэкономить: судя по всему, общая комната была так же пуста, как и его маленькая келья. Он вздохнул. Думы о деньгах — недостойное занятие для самурая. Обычно о таком беспокоилась жена самурая. От одной лишь мысли о жене сердце Кадзэ сжала мучительная тоска. О его жене. О его мертвой жене. Как и Госпожа, она тоже ушла. Он глубоко вздохнул и постарался отогнать эти мысли.

Девушка вернулась с чайником и чашкой. Она поставила их перед Кадзэ и налила чаю. Едва опустив чайник, она принялась снова теребить рукав своего кимоно.

— Хотите чего-нибудь поесть? — сказала она. — Рис еще не готов, но у нас есть восхитительный одэн.

— Одэн подойдет. Неси скорее. Я голоден.

Девушка бросилась выполнять его заказ. Он взял чашку и отпил горячего, горького чая. В его нынешней жизни было одно благо: она научила его ценить простые вещи — радость от чашки горячего чая, поданного без ритуала чайной церемонии, или вкус простого рагу вроде одэна.

Он слышал торопливый шорох ее шагов, когда она возвращалась с его заказом. Как вдруг сквозь тонкие бумажные стены до него донесся звук споткнувшейся девушки и грохот упавшей на пол чашки.

— Ох, — только и выдохнула она.

Вскоре послышались другие, более тяжелые шаги. Они замерли, и раздался высокий мужской голос:

— Дура! Что с тобой такое?

— Я просто торопилась, потому что самурай сказал, что голоден, и…

— Смотри, ты разбила чашку!

— Но я…

— Черт побери! Мне надоела твоя неуклюжесть! Не знаю, зачем мы тебя вообще купили.

— Простите, я просто…

— Не смей мне перечить!

Кадзэ услышал звук пощечины и резкий, удивленный вскрик девушки. Он попытался отгородиться от этой неприятной сцены и сделал еще глоток чая. Как и подобает всякому японцу, он усилием воли заставил себя не слышать того, что так легко было расслышать сквозь тонкие стены.

Раздалась вторая, более громкая пощечина. На этот раз девушка вскрикнула от боли. Третий удар — и теперь в голосе девушки звучали не только боль, но и страх. Кадзэ вздохнул. Одним плавным движением он поднялся на ноги и отодвинул дверь-сёдзи своей комнаты. В нескольких шагах от него на полу, пятясь, съежилась служанка, а над ней стоял кривоногий мужчина в синем кимоно. Мужчина занес руку для нового удара, но Кадзэ успел подскочить к нему и схватил за запястье.

Мужчина почти машинально попытался вырвать руку. Кадзэ крепче стиснул пальцы, обездвижив его. Удивленный, тот обернулся и встретился с тяжелым взглядом Кадзэ.

— Я очень голоден, — ровным голосом произнес Кадзэ, обращаясь к хозяину. — Пожалуйста, принесите мне другую чашку одэна. Можете добавить цену разбитой чашки к моему счету.

Хозяин открыл было рот, чтобы возразить, но тут же закрыл. Гнев покинул его под пристальным взглядом Кадзэ. Он перестал вырываться и проговорил:

— Конечно, самурай-сама. Я просто расстроился из-за неуклюжести девчонки. Она и вчера разбила посуду, а дела сейчас таковы, что я не могу себе позволить платить за такую нерасторопность.

Кадзэ отпустил запястье хозяина и вернулся в свою комнату, задвинув за собой сёдзи. После паузы он услышал голос хозяина:

— Ну, чего сидишь и ревешь? Убери все, а потом принеси другую чашку одэна.

Кадзэ взял свою чашку и сделал еще глоток. Он не допил ее и до половины, когда сёдзи отодвинулись, и вошла служанка с подносом, на котором стояла новая чашка одэна. Щека ее все еще алела от пощечин, но слезы были вытерты. Кадзэ взял с подноса палочки и поднял чашку. Поднеся ее ко рту, он подцепил дымящийся кусок дайкона и втянул его в себя.

Девушка сидела и смотрела, как ест Кадзэ. Прожевав второй кусок, Кадзэ спросил:

— Ну?

Девушка неуклюже поклонилась.

— Благодарю вас, самурай-сама.

Кадзэ отмахнулся от благодарности.

— Наказание было несоразмерно проступку, но ты и впрямь была неуклюжа.

— Я знаю, самурай-сама. Просто мы все здесь как на иголках. Даже хозяин напуган. Потому он меня и ударил. Он обычно не злой. Он просто расстроен, как и все мы.

— Почему все расстроены?

Девушка оглянулась через плечо и почти прошептала:

— Хозяин не велит нам об этом говорить. Говорит, это повредит делу.

— Дела и так нет, кроме меня, так что почему бы тебе не рассказать?

Девушка снова оглянулась. Потом сказала:

— Две ночи назад мы видели ужасное зрелище. Через деревню промчался демон.

Кадзэ верил в демонов, как и в других духов и призраков. Все верили. Но сам он никогда не видел демона, и ему показалось странным, что эта девушка утверждает обратное.

— Что за демон?

— Он был ужасен. У него было красное лицо и два рога, вот так. — Она поднесла руки ко лбу и изобразила пальцами рожки. — У него были длинные белые волосы и широкие плечи. Он скакал на черном коне и уносил в преисподнюю несчастную душу.

— Что ты имеешь в виду?

— Через спину коня был перекинут человек!

— Этот демон скакал на коне?

— Да, это было ужасно! Он с грохотом пронесся через деревню и умчался по дороге. Мы все это видели и с тех пор боимся. Никто не знает, когда он вернется — может, на этот раз за кем-то из нас!

Кадзэ поставил чашку и вгляделся в лицо девушки. Ей было лет восемнадцать или девятнадцать, с простым крестьянским лицом. Лоб перехватывала полоска ткани от пота, кимоно было старым, но чистым. Страх в ее глазах был почти осязаем, и было ясно, что она верит в то, что говорит.

— Вот как… — протянул Кадзэ, давая понять, что настроен скептически.

— Хонто! Правда!

— И демон проскакал через вашу деревню?

— Да.

— И несколько человек видели его?

— Верно, самурай-сама. Я не выдумываю. Его видела почти вся деревня. Мы услышали ночью стук копыт и выглянули посмотреть. С тех пор хозяин каждую свободную минуту читает сутры, чтобы отогнать от дома злых духов. И почти вся деревня делает то же самое.

— Куда направился демон?

— Никто точно не знает. Вы случайно не видели его на дороге?

— Нет. Я только что пришел из провинции Удзэн. Я направляюсь в провинцию Рикудзэн, но прошлую ночь провел в деревне Судзака.

— О, тогда вы свернули не на ту дорогу на перекрестке.

— Что ты имеешь в виду?

— Помните перекресток, где сходятся четыре дороги?

— Да, помню его очень хорошо.

— Одна из дорог — из Удзэна.

— По ней я и пришел.

— Да. Другая уходит глубже в горы, к горе Фукуто. Еще одна — в деревню Судзака, а четвертая — сюда, в деревню Хигаси.

— Значит, чтобы попасть сюда, не обязательно идти через Судзаку?

— Нет. Там находится поместье правителя уезда, но большинство людей не ходят через Судзаку. Поэтому там даже чайного домика нет. Большинство идут прямо с перекрестка сюда.

— Выходит, дороги образуют своего рода треугольник, соединяя перекресток, деревню Судзака и деревню Хигаси?

— Да.

— И впереди будет развилка, где я смогу продолжить путь в Рикудзэн или вернуться к перекрестку?

— Верно.

— Вот как… — На этот раз в голосе Кадзэ прозвучал неподдельный интерес. — Я слышал, господин этого уезда правит здесь всего два года, — продолжил он.

— Да. Это господин Манасэ. Он получил уезд в награду за то, что убил знаменитого полководца Иваки Садатаку в битве при Сэкигахаре. Он сам доставил голову полководца Токугаве Иэясу, и за это ему пожаловали этот уезд.

— Мира в этом уезде, похоже, нет.

— Здесь ужасно! С тех пор как к власти пришел господин Манасэ, все становится только хуже. В чайном домике с каждым годом все меньше дел, потому что люди боятся здесь путешествовать. Никто не чувствует себя в безопасности. Все страдают!

— Вот как? — произнес Кадзэ. Слова были те же, но на этот раз в его голосе звучало сочувствие.

Девушка наклонилась вперед и почти прошептала:

— Сегодня ночью я приду к вам на ложе. Нам придется молчать, чтобы хозяин не узнал, потому что я сделаю это даром. Я не возьму с вас денег, самурай-сама.

Кадзэ окинул взглядом коренастое тело и грубое, красное лицо служанки и проглотил слова, что готовы были сорваться с языка. Вместо этого он мягко произнес:

— Я не останусь на ночь. Я хочу вернуться в деревню Судзака.

— Но уже поздно, — возразила служанка. — Вам придется идти в темноте! Дороги кишат разбойниками, да и демон может быть где-то поблизости.

— Да, я знаю.

***

Когда Кадзэ наконец вернулся в Судзаку, уже несколько часов как стемнело. Приближаясь к хижине Дзиро, он увидел отсветы огня, пробивавшиеся сквозь щели в двери. Кадзэ постучал в раздвижную деревянную дверь хижины и крикнул:

— Ой! Дзиро! Проснись! Это самурай. Я вернулся и хочу переночевать.

Кадзэ услышал движение в хижине. Затем донесся звук отодвигаемого засова, что не давал двери открыться. Дверь слегка приоткрылась.

— Дзиро? — позвал Кадзэ.

Ответа не было. Он подождал несколько минут, но из хижины больше не доносилось ни звука. Безмолвно Кадзэ высвободил меч из ножен. Свободной рукой он до конца распахнул дверь.

Внутри виднелись тлеющие угли в очаге и чувствовался запах пузырящейся в котелке каши. Больше в темной хижине он ничего не различил.

Осторожно Кадзэ шагнул внутрь.

— Дзиро?

Сверху на него рухнула сеть, прижав руку с мечом своими тяжелыми путами. Кадзэ взмахнул мечом и успел перерубить две веревки, как тут же обрушился первый удар. Тяжелый, как дубиной. Удар пошатнул Кадзэ, заставив его опуститься на одно колено. Он попытался встать, когда пришелся второй удар. Кадзэ рванулся в сторону, но пелена окутавшей его сети не дала увернуться от тяжелых ударов дубинок. Один пришелся ему по голове, и перед глазами полыхнуло красным. Прежде чем он успел прийти в себя, новые удары обрушились на его голову, ввергая в черную бездну беспамятства.