Снежная робинзонада

Путешествие в весну

Как-то в марте на станцию поднялся гидрометнаблюдатель водомерного поста Четыксай — Улумбеков и принес небольшой букетик подснежников. Приятно было узнать, что внизу на южных склонах уже цветут первые вестники тепла. А на Кызылче еще нередки метели и высота снега больше полутора метров. Пост Четыксай, как и пост на дне ангренского каньона, стоит на дне долины и закрыт от ветра.

Улумбеков получил на станции более двух пудов своего пайка. Нужно было помочь ему дотащить груз до дома, и Слободян послал меня. Заодно я хотел дойти до устья реки Иерташа, где на остановке «двадцать шестой километр» дороги Ангрен — Ко-канд был небольшой магазин. Расстояние меня не смущало. Еще как-то осенью, окончив сооружение «Филиала», мы с Насыровым получили два дня отдыха и отправились через Ангрен-плато на дно каньона к старому знакомому Глизеру. Наловив с ним рыбы, мы несколько килограммов ее принесли на станцию, пройдя в общей сложности четыре десятка километров по горам.

Чуть сгибаясь под рюкзаками, мы с Улумбековым двинулись в путь. Зашелестел под лыжами плотный снег. Пока спускались до устья реки Головной — самый крутой участок спуска, — пришлось несколько раз попробовать твердость наста различными частями своего тела. Пять верст от станции до Кутыр-Булака прошли за полчаса. Но дальше дорога пошла петлять по дну ущелья среди кустов и камней, а глубина снега уменьшилась до двадцати — тридцати сантиметров. Вокруг — каменная фантазия: замки, башни, ники, пирамиды, ступенчатые стены, крутые конусы осыпей, узкие теснины… Снежные шапки придавали каменным изваяниям совершенно сказочный вид. Местами со скал свисали огромные сосульки замерзших родников.

Нелегко давались эти подъемы и повороты нашему транспорту — трактору ДТ-54. Под снегом здесь похоронено столько деталей, что из них можно собрать еще один трактор. Крутой подъем с двумя поворотами — самое трудное место. Сколько раз с ревом и проклятиями мы подталкивали здесь хотевший опрокинуться неуклюжий прицеп, а то и просто перегружали поклажу на многострадальный трактор, обвешав его до предела: тюки, бочки, ящики висели за кабиной, по обе ее стороны, и даже лежали на крыше.

Возле пустой бочки из-под солярки я оставил лыжи. Дальше лучше было идти пешком.

Ниже долина несколько раздвинулась, скалы расступились. Мы прошли мимо «гремящей скалы». Это, конечно, была самая обычная, чуть вогнутая каменная стена. Но звук бегущей шагах в десяти Кызылчи отражался от скалы таким образом, что казалось, будто внутри камня гремит водопад. Каждый, впервые услышавший глухой, но отчетливый шум «внутри» скалы, был уверен в существовании подземного потока. Затем долина Кызылчи повернула на запад. Склоны, обращенные к северу, белели снегом, а на южных уже протянулись широкие, темные языки проталин. Белые венчики крокусов, золотистые подснежники, алые, чуть лиловатые ростки ферулы упорно пробивались сквозь камень к солнцу. Легкий пар поднимался от теплой высыхающей земли.

Вместе с Мишей Улумбековым я зашел в домик, разгрузил рюкзак. Моя черная борода и рыжие усы, как всегда, произвели сильное впечатление: младшие Улумбековы с писком спрятались за материнскую юбку.

И снова в путь. По двум доскам тропинка перевела меня через тихий неширокий Четыксай, затем по гидрологическому мостику через бурный поток Кызылчи и пошла петлять среди серых глыб известняка, темных валов глинистых оползней, вдоль берега вниз по реке. Здесь есть примечательный камень. Верхняя часть его откололась, и камень стал похож на старую мятую кастрюлю со съехавшей набок крышкой. Конечно, если бывают кастрюли величиной с двухэтажный дом.

Но вот скалы снова стиснули Кызылчу. Теперь они были не из серого кварцевого диорита, а из крепчайшего красного гранита. В грозные и величественные времена образования этих гор (вот бы поглядеть!) на гранит хлынули потоки расплавленного диорита. И сейчас на вершинах красноватых скал видна серая каемка. Обычно выветривающийся гранит имеет форму подушек, матрацев, а вот у устья Кызылчи одна из скал раскалывается почему-то на узкие пластины и граненые стержни, словно весенний речной лед.

Мутноватые воды Кызылчи слились с чистыми струями Иерташа. Тропа, круто извиваясь, пошла у самой воды. Вдали виден кишлак Иерташ: несколько десятков домиков с плоскими крышами, на которых высятся копны сена и соломы, глиняные ограды — дувалы, пирамидальные тополя. Снега вокруг почти нет, и синие тени облаков медленно плывут по бурым склонам гор. Совсем летнее солнце — камни теплые и ветер мягкий, ласковый.

И вот я у цели. Белое здание дорожной станции, магазин, чайхана. Перевал снова занесло снегом, сейчас там работают бульдозеры, поэтому дорога временно закрыта, движение прекращено, серая лента шоссе пустынна.

А вокруг те же величественные, могучие, скалистые горы, что были и год назад, и тысячу лет назад, и миллион. Тот же шум вспененного Ангрена, то же небо. А всего пять лет назад здесь не было ни этой дороги, змеей скользнувшей через горы, ни опершегося на мощные бетонные опоры нового моста через Иерташ, ни этих зданий. На наших глазах начинает меняться облик гор.

У чайханы к невысокой изгороди были привязаны лошадь, два ишака… и трактор. Я невольно усмехнулся: «Не убежит!» Несколько колхозников сидели на пыльных коврах чайханы, неторопливо потягивая зеленый чай. В магазине царил прохладный полумрак. На товарах красовались бирки на ужасном русском языке: «бирука», «кализона», «мужкой рукавец», то есть брюки, кальсоны, мужские рукавицы.

Чего только мне не поручили купить! Зубной порошок и пасту, мыло, пуговицы, конфеты, расчески, бутылку красного вина, гуталин, перочинный нож. Набивая рюкзак, я с облегчением вычеркивал из списка один предмет за другим.

Ну, весну посмотрел, погрелся, заказы выполнил, пора «возноситься». Вновь плывут навстречу реки, скалы, камни, снег, все больше и больше снега.

Уже вечерело, когда я подошел к станции. В сгущавшейся синеве ярко мерцали ее огни. Вокруг лиловели снега, с вершин тек холодный ветер. Но мне казалось, что я принес снизу немного тепла.