Снежная робинзонада

Кызылча строится

Навьючив на нашей перевалочной базе в устье Иерташа лошадей — дороги на Кызылчу тогда еще не было, — я трогаюсь в путь. Стучат и звенят под копытами коней (из которых половину зовут Васьками, половину — Мишками) камни, поскрипывают ремни, шелестят, задевая о вьюки, ветви придорожных кустов. Крутятся серпантины подъемов, вьется тонкая каменная пыль. К передней лошади, на которой я еду, одна за другой короткими веревками привязаны остальные.

Не раз в пути на крутых подъемах лопаются вьючные ремни и веревки, с тяжелым стуком падают на дорогу мешки с цементом и известью. Долго, напрягая все силы, грузишь на высокие седла трехпудовые мешки. И снова неторопливый стук копыт, скрип сбруи, фырканье лошадей. Наконец вдали показываются три горы: одна пологая, со сглаженной вершиной, вторая более крутая, скалистая, с двумя острыми верхушками и третья самая большая и высокая, украшенная, словно древний ящер, длинным зубчатым гребнем. Эти три каменных богатыря, разделенные перевалами, замыкают с севера бассейн Кызылчи.

А на месте будущей станции уже стоят палатки, заканчивается постройка землянки, в которой будут жить строители с наступлением осенних холодов. Потом эта землянка станет складом горючего и топлива. Правда, в первый год ей пришлось сослужить совсем иную службу, но об этом дальше.

Дни полны различными приключениями.

Однажды после утомительного и трудного подъема с конным караваном я отдыхал в палатке. В тесном матерчатом домике, прогретом солнцем, было тепло и уютно. Невдалеке хрустели травой усталые лошади, со стороны стройки доносились звонкие удары кувалды по камню.

Пользуясь свободной минутой, я достал из рюкзака томик Джека Лондона и погрузился в мир Клондайка, Доусона и Сороковой Мили, мир драк, выстрелов, погони и золота, золота… Шуршащий желтый песок тек со страниц, звенели монеты, стуча, как камни, катились самородки…

Внезапно снаружи донеслись крики: «Золото!» Что это? Где я, на Кызылче или на Клондайке? Окружающий мир на мгновение потерял свою реальность.

— Золото!

Я кубарем вылетел из палатки.

Рабочие, побросав инструмент и столпившись тесной гурьбой, рассматривали большой ярко-желтый камень, извлеченный из диабазовой глыбы.

— Дайте-ка посмотреть! — Уже по легкости камня я понял, что это не золото. Присмотрелся, вспоминая практикум по геологии. — Нет, товарищи искатели сокровищ, к сожалению, это всего-навсего медный колчедан, медная руда!

Вздох разочарования сменился дружным смехом.

В другой раз глубокой ночью ужасный, дикий рев заставил меня пулей вылететь из теплого спального мешка. Что происходит? Землетрясение? Нападение басмачей? Обвал? Стая медведей штурмует лагерь? Или просто конец света? С карманным фонарем и топором я выскочил в ночь. Невероятные звуки, смесь ишачьего крика и дикой ругани, оскверняли торжественное безмолвие ночи. Я включил фонарик — и все понял.

Вечером мы привязали двух наших ослов к огромному бревну, чтобы они не смогли далеко уйти и в то же время могли передвигаться по пастбищу. Ночью ослам стало скучно, и они направились в лагерь. Путь шел под уклон, бревно стало подталкивать ослов сзади. Они припустили бегом. На пути палатка. Один обогнул ее слева, другой — справа, а тяжелое бревно, оборвав оттяжки и намотав на себя входную часть палатки, накатилось на спящих строителей (я ночевал в другой палатке). К нестройному, но мощному хору проснувшихся присоединили свои голоса перепуганные ослы.

Только через полчаса мир и спокойствие вновь воцарились в лагере.

Подобные случаи несколько разнообразили бегущие навстречу зиме дни стройки. Мы, будущий персонал станции, работали вместе со строителями. Не раз пригодился мне опыт сапера-дорожника, умение обращаться с киркой, лопатой, взрывчаткой. Возле землянки, в которую мы перебрались с наступлением холодов, поднялся бетонный цоколь здания станции, росли каменные стены склада.