Снежная робинзонада

Прокладывающие лыжню

«Ширк-ширк» — отрывисто и ритмично шаркают лыжи о твердый снег. Слепит глаза сияние окружающей белизны. Шаг — полметра, два шага — метр, километр за километром.

Легко идти, если перед тобой на лыжне товарищ. Он идет, чуть согнувшись под тяжелым рюкзаком, разламывая острыми концами окованных лыж тускло блестящий наст, попеременно отталкиваясь крепкими палками. С звенящим хрустом ломается плотная корка, и за идущим впереди остается четкий, ровный след.

Но тяжело самому быть первым, ведущим, прокладывающим путь. Особенно по осеннему глубокому и рыхлому снегу. Лыжи вязнут и тонут, идешь по колено в сугробах. С трудом передвигаешь ноги; еще шаг вперед — и снова погружаешься в белую хлябь. Соленый пот заливает глаза, в телогрейке жарко, словно в бане, лямки рюкзака врезаются в плечи, а впереди бесконечный путь без дороги. А тут еще, глядишь, идущий сзади подгоняет: «Давай быстрее, поторапливайся!» Лишь встав впереди, можно почувствовать, как нелегко пробивать лыжню. Нелегко, но нужно.

Мороз жжет лицо, ветер режет глаза, глубок и вязок снег — прокладывай лыжню. Трудны подъемы, круты повороты, опасны спуски — прокладывай лыжню. Тяжел рюкзак, короток зимний день, долог и далек путь — прокладывай лыжню.

Прислушайтесь! Слышите? Тяжелое дыхание, шорох снега, легкий стук лыж… Все дальше прокладывают лыжню идущие впереди. Вспомним же о них с глубоким уважением и признательностью. Без них мир не был бы таким, каков он есть.

Таковы и наши старшие товарищи — старая гвардия Гидрометслужбы. Им я посвящаю эту главу.

Сильные, здоровые, выносливые, не боящиеся слов «далеко», «высоко» и «трудно», полные энергии — такими мы знали их. Старшее поколение Гидрометслужбы, строители и зимовщики первых станций, участники первых экспедиций, землепроходцы Памира и Тянь-Шаня. Оставив спокойную и удобную городскую жизнь, надолго покинув родных и близких, шли они трудной дорогой навстречу холоду, лишениям, опасностям. Уют, комфорт были для них понятиями отвлеченными.

Наши суровые командиры, опытные наставники, чуткие старшие товарищи. Немало горя хлебнули вы с нашей мальчишеской самоуверенностью, чрезмерным самолюбием и обидчивостью молодости.

Я часто сравнивал их с героями Джека Лондона. О них также можно было сказать, что «жизнь, которую они вели, выковала из них определенный тип людей — худощавых, выносливых, с крепкими мускулами, с бронзовыми от загара лицами, с бесстрашной душой и невозмутимым взглядом ясных, спокойных глаз».

Они были настоящими полевиками. А это одно из почетных, хотя и не присваиваемых официально, званий среди работников Гидрометслужбы, геологов, топографов и других людей подобных профессий.

Это дальние походы, крутые подъемы, ночевки у костра, мокрые плащи и палатки, увесистый рюкзак за плечами, разбитые сапоги и теряющийся у горизонта бесконечный путь.

Это холодный ветер, палящий зной, ледяная стужа, черные осенние ночи, бешеные метели, ослепительные молнии, рвущие над самой головой темный полог облаков.

Это гром обвалов, рокот лавин, тонкий звон бесчисленного гнуса, глухой шум порогов, тоскливый вой ветра среди скал, угрюмый гул бескрайней, безлюдной тайги.

Это оптимизм, выдержка, мужество, верная дружба, преданность своей работе, любовь к природе, к необъятным просторам своей страны.

Проходили годы. Некоторые из этих людей оседали за столами начальников управлений, отделов, гидрометобсерваторий, пригородных метеостанций, а другие все шли и шли сквозь метели, прикрывая глаза от колючего снега, чувствуя на своем лице ледяное дыхание глетчеров, или, затерянные среди каменного хаоса, в несчетный раз зимовали на очередной «высокогорке», чувствуя себя там дома. Небольшой, утонувший в сугробах домик, заиндевелые антенны, метеобудки, а вокруг ослепительно белые, сверкающие громады гор, стынущие в звенящей торжественной тишине. Бородатые зимовщики. Привычный коллектив, почти семья. Тяжелый, «булыжный» юмор, крепкие выражения, а за всем этим мужская дружба без объятий и ласковых слов, крепкая и надежная, как окружающие скалы. А связь с миром — стук телеграфного ключа да ответный писк морзянки в наушниках.

Многим из них не хватало образования, кое-что и забылось. Чем старше, тем труднее запоминать, заучивать, но легче понимать. И там, где не хватало знаний, они брали жизненным опытом. Нередко к их мнению прислушивались ученые со степенями и званиями.

Природа из чуждой стихии стала частью их души, частью их жизни. Как правило, они казались строгими, даже суровыми людьми, потому что этого требовала работа, где все подчинены одному и один отвечает за всех. Однако строгость и суровость оборачивались не грубостью, а, напротив, предельной корректностью в обращении.

Расскажу подробнее об одном из них, вернее, о многих в одном.

Впервые я встретил его в 1958 году. Крепко стиснув мою руку тяжелой сильной ладонью, он представился: «Сергей Петрович Чертанов».

Я уже не раз слышал это имя — имя одного из основателей сети высокогорных метеостанций в Средней Азии — и сейчас с уважением и даже некоторой робостью рассматривал его гладко выбритое, энергичное лицо с резкими чертами, чуть тронутые сединой волосы, всю его плотную, крепкую фигуру. Передо мной стоял землепроходец двадцатого века, современный первооткрыватель, чуть прищуренные глаза которого первыми увидели многие безымянные вершины, ледники и долины в дебрях Памира и Тянь-Шаня. С первого же взгляда он производил впечатление человека незаурядного, обладающего наряду с железным здоровьем и немалой силой также и могучей волей, пытливым и острым умом и вместе с тем юношеской романтической любовью к своей профессии.

Сейчас ему пятьдесят семь лет. И с высоты своего возраста он может с гордостью окинуть пройденный путь.

А путь его, крутой и каменистый, как горная тропа, начался еще в далекие тридцатые годы. Тревожным и опасным было это время в Туркестане. Нередко гулкая перестрелка дробила тишину ночей, тенями крались через границу по ущельям и тугаям вооруженные банды. Шел второй Международный полярный год, и в глубь загадочных гор двинулись экспедиции.

Более пяти лет провел Сергей Петрович на самой высокогорной в нашей стране гидрометеостанции-зимовке на леднике Федченко, расположенной на высоте 4200 метров над уровнем моря. Даже сегодня на такую высоту не всегда сможет подняться обычный транспортный вертолет с грузом. Во время зимовок Чертанов несколько раз поднимался в верховья ледника к перевалу Танымас, почти до пяти тысяч метров над уровнем моря, чтобы изучить накопление снега в горах. Климат высотной зоны, где находится область питания ледника Федченко, был в то время почти не изучен. После этого в научных журналах за подписью Сергея Петровича появилось несколько статей.

Затем новые экспедиции, новые пути, новые дали. В конце сороковых годов он обзавелся семьей, но это не удержало его в городе. Сергей Петрович остался верен себе. Работал в научно-исследовательской геофизической обсерватории, разрабатывал методы защиты предприятий в горах от снежных обвалов.

Вместе с Косаревым и другими такими же неутомимыми энтузиастами Чертанов начал в конце пятидесятых годов исследование лавин Средней Азии. Ему было почти полвека, можно было подумать и о более спокойной работе. Но энергии Сергея Петровича хватило бы на десятерых. В 1958 году он стал начальником Кызылчи. Его уважали, хотя многим, особенно молодым, работникам было очень трудно привыкать к железной, почти армейской дисциплине, введенной им на станции. Некоторые, не выдержав, переходили на другие станции. Но за внешней суровостью в нем было столько увлеченности своим делом, любви к своей профессии, к горам, что этим он добивался большего, чем своей строгостью.

В 1960 году на строительство туннеля через Гиндукуш под перевалом Саланг в Афганистане — туннель сооружали советские строители — потребовался опытный специалист по лавинам. Выбор пал на Сергея Петровича, хотя у него не было ни званий, ни степеней. Но большой опыт и более чем двадцатилетний стаж работы в горах разве меньше значат, чем диссертация? За три года вместе с другими нашими специалистами он организовал на Трансгиндукушской дороге противолавинную службу, подготовив при этом несколько лавинщиков-афганцев.

А вернувшись из Афганистана в 1963 году, он вновь принял Кызылчу.

Шелестит снег, мягко стучат лыжи, скрипят ремни…

Идут вперед прокладывающие лыжню.