Солнце заходит...

БОНТОК

Бонток лежит в узком каньоне, окруженном со всех сторон горами. Здесь не увидишь ни утренней, ни вечерней зари. В каньоне стремительно несется река Чико, на левом берегу которой расположен вполне современный город, состоящий из одной главной улицы и нескольких переулков, спускающихся к реке. В городе великолепная ратуша, католическая и англиканская церкви, каждая со своей школой, государственная школа, больница и несколько гостиниц. Лучшая из них принадлежит сирийцу из Дамаска и пользуется большой популярностью. Город неплохой, но не очень интересный. Сразу же за главной улицей, вверх по склону, начинается другая часть города, Бонток-Илли, заинтересовавшая меня гораздо больше: ее населяют коренные жители, как и пригород, находящийся на другом берегу реки, куда можно попасть по отличному современному мосту.

Несмотря на то что от Бонтока-Илли до двадцатого столетия рукой подать, там все осталось так, как было тысячу лет назад. Это живая иллюстрация, по выражению английского историка Тойнби, статичной цивилизации, которую, впрочем, постепенно разрушают бельгийские католические «братья и сестры», с одной стороны, и американо-англиканские — с другой.

Постройки Бонтока-Илли беспорядочно разбросаны и занимают много места. Улицы как тропинки, такие узкие, что по ним можно двигаться только гуськом. Дома — клетушки с дверями и высокими соломенными крышами. Окон нет. Свет и воздух проникают в них через отверстие между стенами и крышей, опирающейся на деревянные столбы. Иногда часть клетушки отгорожена для маленькой кладовой, где хранится семейная драгоценность — старинная китайская ваза для рисового вина. Мебели нет. Часть пола, выстланная досками, заменяет кровать. Несколько кастрюль, сковородок и кружек, приобретенных в лавке, составляют все хозяйство.

Правда, кое-кто строит новые, современные дома, похожие на ящики с железной крышей — некрасивые и непрактичные. Представьте, как душно в таком доме в жаркое время года и как холодно в прохладное. Зато сразу видно, что люди в этих домах живут «богато». Чтобы заработать денег на постройку сих отвратительных, уродующих ландшафт ящиков, молодые люди вынуждены надрываться на медных и золотых рудниках, работая в ужасных условиях.

Главный источник доходов бонтокской семьи — рисовые поля, которые чаще всего расположены далеко от села. Поэтому — что очень разумно — сельское хозяйство ведется здесь коллективно, под руководством более опытных и зажиточных крестьян. Бонток-Илли, по сути дела, десяток слившихся вместе деревень, каждая из которых сохранила свою «ратушу», или, как здесь ее называют, ато. Она представляет собой длинную землянку; в ней живут пожилые вдовцы и останавливаются приезжие старики. Перед ато есть площадка, вымощенная плоскими камнями, часто огороженная невысокой каменной стеной. Тут собираются мужчины и, сидя на корточках, часами обсуждают проблемы своей деревни.

Работу распределяют старейшины. Трудоспособные мужчины покидают деревню только для выполнения самых тяжелых полевых работ, обычно же они заняты строительством домов, ремонтом крыш и другими подобными делами. На полях трудятся, работая по старинке, главным образом женщины и девушки. Совет старейшин распределяет и устанавливает очередность полевых работ. Владелец участка обязан кормить работников и вовремя отпустить их на участок соседа, когда у того подойдет очередь обрабатывать поле, сеять или убирать урожай. Кроме риса выращивают бататы. Ими питаются, когда кончаются запасы риса. Странно, но камоте — сладкий картофель— не пользуется успехом. На мой взгляд, вареные камоте с солью и маслом или маргарином очень вкусны.

В Бонтоке-Илле разводят черных свиней и кур. Свиньи содержатся возле дома, в выложенных камнем ямах, кормят их преимущественно листьями батата и отбросами. Перед тем как заколоть животное, совершают жертвоприношение богам и духам. Это довольно сложный обряд, сопровождающийся особыми религиозными танцами, подобными ритуальным пляскам других стран; в них отсутствует романтика. Танцы начинаются с наступлением темноты, когда все соберутся у большого костра. Вокруг костра кладут пять или шесть в тон настроенных гонгов. (Иногда можно увидеть старинные гонги с колотушкой из нижней челюсти человека, но их становится все меньше и меньше, так как племена бонтока перестали охотиться за черепами). Внезапно несколько мужчин вскакивают, хватают гонги и, стоя в ряд, начинают плясать вокруг огня, отбивая ритм во все нарастающем темпе. Затем, подняв руки, выходит одна женщина, к ней присоединяются другие, и вскоре все качаются в такт ритму, воздев руки к небу. Это совершенно захватывающее зрелище!

Впечатление еще больше усиливается одеждой. Мужчины племен бонток обматывают кусок ткани длиной около трех метров вокруг пояса, затем пропускают его между ног таким образом, что один, украшенный узорами и длинной бахромой конец свисает спереди, другой — сзади. Бедра с обеих сторон обнажены. Молодые люди предпочитают широкие и пестрые набедренные повязки, преимущественно красного цвета, старики — повязки более узкие и темные. На голове те и другие носят маленькую кокетливую соломенную шапочку, украшенную кабаньими клыками и перьями. В случае необходимости она же служит кисетом и огнивом. Мочки ушей у многих длинные, оттянутые книзу тяжелыми серьгами, которые делают из чего угодно. Я видел мужчину, чье ухо украшал английский замок. Волосы, подрезанные до нужной длины большим ножом, падают свободно.

Женщины носят удивительно красивый тапис — прямоугольный кусок ткани длиной около полутора метров. Он обматывается вокруг бедер и удерживается поясом, который несколько раз охватывает талию и заканчивается двумя длинными, свисающими сзади концами. Концы пояса колышутся при движении. В расцветке таписа преобладают красный, белый и черный цвета, черный — в виде одной или нескольких широких продольных полос на белом фоне. Узоры синего и зеленого цветов представляют собой изображения животных и орнамент геометрического характера. Пояс желтый с зеленым узором. Материя, естественно, домотканая. Пряжу покупают в магазине. Искусство крашения пряжи, к сожалению, совсем забыто. Волосы украшают венцом из длинных белых и круглых красных бусин. Белые раньше делали из кости, красные — из самоцветов, теперь то и другое заменила пластмасса — это значительно дешевле. Многие женщины носят на голове венец из позвоночника змеи. По поверью, он защищает от молнии!

Цивилизация, однако, проникла и сюда. В Бонток-Илли и других более или менее доступных поселениях все девушки уже надели кофточки. Лучше всего, если кофточка белая, хотя вообще она совсем не подходит к этому наряду. Грудь должна быть обнажена, но христианство проявляет необыкновенное усердие в борьбе за нравственность. Когда Адам и Ева увидели, что они голые, — это было первым грехом. Научить девушек Бонтока чувствовать себя грешницами было главной задачей миссионеров. И это им, к сожалению, удалось. Правда, есть еще отдаленные поселения, где райский сад не осквернен.

Постепенно у женщин Бонтока исчезает еще один обычай, а именно: татуировать руки от запястья до локтя — болезненная и не бескровная процедура. Чего не вытерпит молодая девушка, чтобы быть красивой. Нужно привыкнуть к этой татуировке, прежде чем она понравится. Я не совсем уверен, что смог оценить ее в должной мере. Но она больше не кажется мне такой отталкивающей, как вначале.

Бонтоки очень религиозны. Они имеют своего бога — Лумавига. Жители Илли показывают большой камень в городе, на котором якобы Лумавиг как-то отдыхал, спустившись с гор, чтобы взять в жены одну из девушек Бонтока. До сих пор сохранилось круглое отверстие в камне, оставленное копьем бога. Лумавигу и другим богам приносят жертвы, надеясь на исцеление от болезней, помощь в решении серьезных вопросов или дождь, когда поля в нем нуждаются.

Чтобы узнать, каков совет бога, старейшины вынимают внутренности у жертвенных животных и исследуют печень и желчный пузырь. Когда они в порядке, все хорошо, но если с ними что-нибудь неладно, это воспринимается как предостережение. На мой взгляд, очень разумно считать здоровое животное хорошим предзнаменованием.

Бывает, что Лумавиг сразу откликается на мольбу своего народа. Я вспоминаю одну ужасную засуху. Старейшины призвали все население молиться о дожде. Ночью тут и там зазвучали гонги, в горах зажгли жертвенные костры, танцевали девушки. Вдруг пошел сильный дождь.

На следующий день я разговаривал с озабоченной бельгийкой-монахиней. Каким образом она теперь заставит людей поверить, что Лумавиг всего лишь суеверие.

— Мне кажется, сестра, вы не должны так огорчаться, — сказал я, пытаясь ее утешить. — Разве господь бог понимает не все языки? Я уверен, он слышал гонги, видел воздетые с мольбой руки в танцах и понял, что перед ним хорошие, добрые люди, которые нуждаются в помощи. Вот он им и помог. Поэтому не следует их верования называть суеверием.