Солнце заходит...

МРАЧНЫЕ МЫСЛИ В ДИЛИМАНЕ

Мое подавленное состояние объяснялось не только трудностями преподавания в университете. Светская жизнь в Дилимане также не содействовала улучшению моего настроения. Но что иное следовало ожидать? Теперь, оглядываясь назад, я смеюсь над одолевавшими меня в Дилимане мрачными мыслями. Но тогда мне было не до смеха. Я здесь об этом говорю потому, что многие иностранцы, оказавшись на Филиппинах, обычно постоянно пребывают в подавленном настроении, и еще потому, что в последующих главах дается объяснение моего непонимания в первое время местных нравов и обычаев.

Даже самый поверхностный наблюдатель, интересующийся жизнью филиппинцев, заметит в их поведении своеобразную двойственность. Вспомним хотя бы безобидный пример с туфлями на высоких каблуках. Молодым дамам очень важно произвести впечатление «светских» в глазах посторонних. Но дома, где их не видят чужие, они настоящие дети природы. Думаю, никто из них не верил, когда я говорил, что они мне больше нравятся такими, какие они есть. Этот пример лишний раз подтверждает, что культура и внешний лоск не имеют между собой ничего общего. Ясно, что на Филиппинах существуют свои культура и нормы поведения, во многом отличающиеся от западных.

Филиппинцы из аристократических кругов в высшей степени корректны. Они прекрасно держатся в обществе за столом, обязательно оставят немного еды на тарелке, тем самым давая хозяевам понять, что угощение было обильным. Но однажды, не предупредив заранее, я зашел к своему коллеге, который несколько лет учился в Соединенных Штатах. Он и его семья как раз сидели за столом и обедали. Я заметил, что они ели руками прямо из блюд, стоявших посреди стола. И они и я, конечно, были немало смущены, но, по правде говоря, напрасно, ведь на Филиппинах большинство ест именно таким образом. Иногда мне приходилось поступать так же, чтобы мои филиппинские хозяева не чувствовали себя неловко.

В день моего рождения я пригласил к себе домой студентов и устроил праздник с сосисками. Он удался на славу и прошел великолепно во всех отношениях. Гостям казалось очень забавным накалывать сосиски на палочки и жарить их на маленьком костре в саду. Так как на территории университета запрещалось пить вино и даже пиво, я угощал студентов минеральной водой и фруктовыми соками. Затем мы освободили место в зале для танцев и одолжили радиолу с американскими танцевальными пластинками. Нельзя сказать, что филиппинские юноши равнодушны к женским чарам, а девушки не интересуются кавалерами. Но стоит молодым людям оказаться рядом при посторонних, как они теряют дар речи: на Филиппинах так называемое «умение вести себя в обществе» находится не на должной высоте. Юноши стояли кучкой, как испуганные овцы, а девушки сидели вдоль стен. С моей стороны потребовалось немало искусства уговорить юношей приглашать дам танцевать. Но как только музыка умолкала, они разлетались в разные стороны, будто повинуясь какому-то непреодолимому закону. Мне казалось тогда, что они ведут себя как дети. Я не знал, что их поведение объясняется установившимися традициями и совершенно иными, чем у европейцев, представлениями о танцах.

Очень редко увидишь молодого человека, идущего с девушкой. Если и встречаешь таких, то скорее всего это брат и сестра. Девушки, как правило, ходят вдвоем или втроем, держась за руки. Точно так же ходят и юноши. Откровенно говоря, мне и по сей день это не нравится.

Поскольку я был холост, мне, естественно, хотелось познакомиться с дамами. Мои коллеги с удовольствием посвятили меня в тонкости сватовства на Филиппинах. Когда женщине предлагают руку и сердце, обязательно получают отказ. Даме считается неприличным дать согласие с первого раза. Обычно проходит немало времени, прежде чем мужчина, если он настойчив, услышит в ответ «да». Я заметил на это, что если тигр терпит неудачу в первый раз, он не пытается снова напасть на свою жертву, но коллеги не обратили никакого внимания на мои слова. Напротив, филиппинцам нравилось хвастаться тем, сколько раз их жены им отказывали, прежде чем дали согласие на брак. Мне это казалось глупым. Я не знал об обычае, не позволяющем девушкам самим выбирать мужа. Члены семьи определяют, подходит ли жених, причем отец и вся мужская половина имеют решающее слово.

Людей, впервые приехавших на Филиппины, шокирует один странный, но узаконенный среди состоятельных мужчин обычай иметь quenda («кериду»— исп.) — более или менее постоянную любовницу; конечно, не под одной крышей с женой. Эта «система», как называют ее мужчины, бесспорно является пережитком в стране, где брак освящен церковью. «Кериду» иногда даже принимают в обществе. Влиятельные люди, придерживающиеся этого обычая, не считают свое поведение аморальным, объясняют его остатками существовавшего ранее на Филиппинах многоженства.

…К концу первого семестра мы с Кремпом пребывали в довольно скверном расположении духа. Наша работа казалась бесполезной, а окружение — несносным. Как-то раз мы получили приглашение на вечер, устроенный студенческим обществом в честь иностранных профессоров. Нас было всего человек пять или шесть, преимущественно американцев. В программу вечера входили испанские танцы, которые на их родине исполняются значительно лучше, и американские лирические песенки, производившие одинаково жалкое впечатление независимо от исполнителя.

Но вот на сцене появилась Сантанина.

Сантанина изучала общественные науки и среди университетских красавиц считалась едва ли не самой очаровательной. Вызывало интерес то, что она приехала с островов Сулу, была настоящей моро и одной из немногих мусульманок, получивших разрешение учиться в университете. Ее отец работал старшим преподавателем на острове Сиаси. Она стояла перед нами, как принцесса из сказки, в нарядной, яркой национальной одежде Сулу, в кофточке с длинными, узкими рукавами, китайских шелковых шароварах, босиком и в индонезийском патаджонге, переброшенном через плечо. Шея, уши, грудь и запястья сверкали украшениями из крупных жемчужин, оправленных настоящим китайским золотом.

Раздались ритмичные звуки гонга, и Сантакина начала танцевать. Ее босые ноги едва заметно скользили, движения пальцев рук напоминали ползущую гусеницу-землемера. Сантанина то опускалась на колени, то вновь поднималась. Но главным в ее танце были руки. Для меня до сих пор остается загадкой, каким образом девушкам с Сулу удается производить руками от плеча до запястья движения, похожие на волны, в то время как кисти рук неподвижны и пальцы отогнуты назад. Каждый раз, когда эти тонкие руки протягивались в мою сторону, меня охватывала дрожь.

После Сантанины выступал молодой человек родом из области Ифугао, которая находится высоко в горах на севере острова Лусон. Он исполнял свои родные песни, чудесные мелодии которых я не мог сравнить ни с чем, слышанным ранее. Они производили неотразимое впечатление голоса, зовущего из незнакомого, непонятного мира. Этот голос увлекал куда-то, и противиться ему было невозможно.

По дороге домой Кремп, этот ученый и мыслитель, подняв длинный указательный палец, произнес:

— Эврика!

Такое же чувство было и у меня. После этого вечера нам многое стало понятнее.

В конце октября у студентов и преподавателей университета начались каникулы. Так как до Сулу далеко, я предложил Кремпу совершить совместную поездку в Ифугао. Однако такая поездка показалась ему слишком трудной и рискованной. Кремп был в полном смысле слова кабинетным ученым.

Мое намерение посетить Горную провинцию привело всех знакомых в крайнее замешательство. Они всячески пытались отговорить меня от опасной затеи.

— Неужели вы не знаете, что двое ваших американских коллег были обезглавлены племенем ифугао всего лишь за несколько месяцев до вашего приезда. Ради бога, не подвергайте себя такой опасности.

Все они считали своим долгом предупредить меня, но не понимали, что их предостережения только разжигают мое любопытство. Я хотел увидеть людей, которые по какой-то непонятной для нас причине сочли себя вправе лишить жизни двух человек, совершенно не желавших им зла. Я не внял ничьим советам и поступил по-своему.

Возможно, старый полковник Балфур был прав, когда однажды еще во время войны мудро произнес:

— Все говорят, что вы очень храбрый человек, капитан, но вы совсем не храбрый, вы просто чертовски упрямый.