Солнце заходит...

РОСИТА

От Бонтока дорога идет на север, проехать по ней можно автобусом компании Дангва, но нужно иметь крепкие нервы, чтобы выдержать этот путь, настолько дорога узка и извилиста.

Должен признаться, что, когда я ехал по ней в первый раз, сердце у меня уходило в пятки. Я сидел на крайнем правом месте и часто видел не дорогу, а глубокую пропасть, на дне которой бурлила река Чико. В одном месте я заметил обломки красного автобуса в ущелье, поэтому обратно решил возвращаться пешком. Пешком я, конечно, не пошел, но занял место с левой стороны. Мои ноги свисали наружу, и в случае необходимости я мог выскочить на ходу.

Ко всему привыкаешь, и во время следующих поездок я был настроен фатально, что позволило мне наслаждаться прекрасным диким пейзажем. К счастью, эти края труднодоступны, и миссионеры здесь еще не побывали: они ведь тоже люди и не очень-то любят рисковать жизнью. Поэтому здешнему населению удалось лучше сохранить свою древнюю культуру, чем тому, которое проживает вдоль Горной тропы и дороги в Ифугао.

Жизнь бонтоков я наблюдал в деревне Битваган близ границы, разделяющей области Бонток и Калингу. Из автобуса я увидел очаровательную молодую пару, что заставило меня прервать путешествие. Они охотно согласились проводить меня в свою деревню, расположенную высоко в горах.

Если бы я мог предположить, каким рискованным будет туда путь, я бы никогда не отважился на него. Когда наконец целым и невредимым я спустился обратно, то признался себе, что для подобных приключений стал уже староват. Зато я видел Битваган и очаровательных молодых девушек, которые еще не носят кофточек, а расхаживают совершенно голыми, как их создал господь бог. Помню, как-то я показал своим студентам фотографию девушек Битвагана. Они захихикали, и один из них спросил:

— А срывать эти цветы можно?

Я покачал головой:

— Неужели вы настолько испорчены, что не верите в невинность?

Какое огромное в сущности преимущество уметь бескорыстно любоваться женской красотой.

Битваган — одна из северных деревень Бонтока. Миновав деревни, попадаешь в незаселенную местность, «ничейную землю», отделяющую Бонток от Калинги. Деревни области Калинга — Калинга, Басау и Нгибат — находятся ниже и расположены вдоль дороги. Оказавшись на этой дороге, вскоре можно увидеть картину, наиболее характерную для Калинги: женщины несут на голове воду в черных глиняных кувшинах, поставленных один на другой — самый большой внизу, самый маленький сверху. Невольно удивляешься, с какой легкостью и грацией движутся они с целой башней на голове.

В столице этой области, Лубуагане, я навестил ныне покойного «конгрессмена» из Калинги, который обещал мне помочь познакомиться с жизнью своего племени. Случилось так, что один его родственник, Топагон из деревни Мабонгтот как раз был в городе и обещал взять меня с собой, когда пойдет обратно. Откровенно говоря, путь туда был нелегким. Тропа круто спускалась к реке, а так как последние несколько дней шли дожди, тропинка превратилась в пенящийся поток. К счастью, через реку лежали мостки, но на другом берегу ждала новая трудность — нам пришлось карабкаться вверх по скале, на вершине которой, подобно орлиному гнезду, прилепилась деревня.

По дороге в деревню у нас с Топагоном вполне хватило времени побеседовать, к тому же он хорошо говорил по-английски. Больше всего Топагон рассказывал мне о своей прекрасной жене Росите, в которую был все еще очень влюблен, хотя они прожили вместе уже несколько лет. Только одно омрачало их счастье: Росита не имела детей, а ему так хотелось хотя бы одного. Ведь я как ученый человек, может быть, смогу ему помочь?

Росита встретила нас чрезвычайно приветливо. Надо сказать, Топагон действительно не преувеличивал — она была женщиной редкой красоты, лет тридцати, с королевской осанкой и благородными чертами лица знатной дамы. В коротком красном праздничном таписе, едва доходившем до колен и завязанном на животе, с множеством агатовых ожерелий, переброшенных через плечо, она выглядела поистине восхитительно. Еще большую живописность ее наряду придавала отделка таписа тремя узкими серебряными полосами, сверкавшими на солнце.

Восьмиугольный дом их стоял, конечно, на сваях. Между сваями были построены деревянные стены, чтобы недруг не мог проникнуть под дом и проткнуть копьем бамбуковый пол. Перед входом- имелся небольшой балкон без перил. Попадали в дом по лестнице, которая на ночь убиралась наверх. В задней стене находилась дверь, ведущая на кухню, но окон в помещении не было, так что в нем было довольно темно, зато прохладно даже в самое жаркое время года. Вдоль двух остальных стен стояли невысокие нары, днем на них сидели, ночью спали. Очаг находился в центре комнаты, посреди пирамиды из длинных, гладких камней, а над ним висела квадратная полка с кухонной посудой.

Обед был превосходный: куриный суп, отварной цыпленок с красным горным рисом и кофе. После обеда собрались гости. Соседи приходили вместе с множеством славных малышей, которые быстро покончили с моим сравнительно большим запасом конфет. Я обратил внимание на очаровательную соседку с двумя малышами, она была очень хороша. Ее муж оказался нисколько не хуже, и я с уверенностью могу сказать, что калинга — одно из самых красивых племен на Филиппинах. Это племя напоминает индейцев американских прерий, тогда как племена бонток и ифугао больше походят на индейцев Нью-Мехико и Аризоны.

На следующее утро другая молодая пара проводила меня обратно в Лубуаган. Дорога была трудной для изнеженного профессора, чувствовавшего себя прескверно в мокрых ботинках. Я завидовал местным жителям, привыкшим ходить босиком. Молодая женщина, сопровождавшая меня, была почти такой же красивой, как Росита. Когда мы приблизились к городу, моя спутница зашла за куст и переоделась — в узле, который она несла на голове, лежали туфли и желтое платье.

Какое печальное превращение! Восхитительная принцесса в одно мгновение стала бедной маленькой работницей. Именно такой хотели ее видеть миссионеры. Она была католичкой и венчалась в крошечной католической церкви в Лубуагане.

— Это была обезьянья свадьба, — сказала она, — настоящую, по нашим старым обычаям, мы отпраздновали дома.

Я посетил Мабонгтот в последующие два моих отпуска. Каждый раз Росита принимала меня с одинаковой сердечностью и гостеприимством. Затем я уехал на несколько лет на юг, а когда вернулся, ее уже не было в живых.

Я часто вспоминаю об этой удивительной женщине, сохранившей на протяжении многих лет горячую любовь мужа и восхищение своего белого друга, хотя она была всего-навсего «язычницей» и никогда не ходила в школу.