Солнце заходит...

РЕКТОР

В течение многих лет я втайне надеялся и мечтал стать ректором университета или хотя бы колледжа. Мой отец занимал такую должность, а ведь потомки не должны опускаться ниже по служебной лестнице. В Бонтоке мои мечты не сбылись, но в 1955 г. мне наконец представилась такая возможность. Когда начался второй семестр в Лисеуме[22], я получил телеграмму с предложением должности ректора в Кесонском мемориальном колледже на Холо. Это новое и пока не очень большое учебное заведение принадлежало известному адвокату сеньору Гарсиа и его жене. Условия работы оказались приемлемыми, и кроме того я был не прочь обосноваться в собственном королевстве. Декан, ознакомившись с телеграммой, согласился с тем, что мне представлялся подходящий случай получить более интересную и выгодную работу. Поэтому он помог расторгнуть договор с Лисеумом. Я подписал новый контракт и на одном из военных самолетов отправился на юг. Преимущество полета на таком самолете для меня заключалось в том, что я летел бесплатно: несмотря на мое сочувствие «бандитам», высшие чины относились ко мне неплохо.

В самолете я оказался рядом с весьма колоритной фигурой — старым султаном из провинции Ланао, что на острове Минданао. Султан не знал ни слова по-английски, но с ним летел его сын, который служил нам переводчиком. Мы быстро подружились, а когда султан узнал, что я его Туманггонг, стал относиться ко мне, как к брату. Он рассказал, что у него тридцать две жены.

— Это неплохо. Но как тебе удается справляться со своими супружескими обязанностями?

Султан от души рассмеялся — его этот вопрос не волновал. Он объяснил, что столько жен нужно для обработки земли в его больших владениях. Жены получают еду, жилье, а иной ночью — его общество.

Затем султан стал показывать свои брюки, порванные на обоих коленях. Сын пояснил, что отец просит меня подарить ему брюки, так как эти у него единственные. Непонятно — иметь тридцать две жены и только одну пару брюк, да и те с дырами! Я открыл чемодан и подарил султану одну из своих лучших пар.

Как ни странно, ревность не является важной проблемой для филиппинца, имеющего несколько жен. Я в течение нескольких лет бывал в одной состоятельной семье, и на мой взгляд в этом доме царило большее согласие, чем во многих западноевропейских семьях. Жены скорее напоминали сестер, которые все вместе баловали своего единственного, горячо любимого брата. Все дело в том, как рассказал мне адвокат из Ланао, чтобы обращаться совершенно одинаково со всеми женами. Они должны пребывать в полной уверенности, что муж их всех любит. В доме моего знакомого каждая из четырех жен имела свою небольшую комнату. Он же спал в большой комнате на двуспальной кровати, и жены по очереди приходили к нему. Чтобы ни одной из них не пришло в голову, что он какую-нибудь любит больше остальных, они имели право спать в большой комнате на циновке на полу и наблюдать за происходящим.

В Кесонском мемориальном колледже меня очень тепло встретили. На мой предмет записалось много студентов и даже преподавателей. Перспективы были самыми радужными, и я с вдохновением принялся за работу. Одним из моих первых административных шагов явилось создание совещательного совета, членом которого стала и принцесса Тархата. Тархата была так довольна, что пригласила меня жить у них в летней вилле, стоявшей на берегу моря в получасе ходьбы от города. Никто из христианской части населения не мог понять, как я отваживаюсь проделывать туда путь дважды в день, причем часто в темноте. Я же чувствовал себя в полной безопасности. Однажды вечером разыгрался сильный шторм, волны заливали берег так, что в некоторых местах нельзя было пройти. Вместо того чтобы вернуться, я решил сделать крюк и идти через лес. Стояла такая темень, что я не различал дороги, и шел, ориентируясь по просвету между вершинами деревьев. Судьба привела меня прямо в руки вооруженной группы отверженных. Мне не оставалось ничего другого, как гордо и с достоинством приветствовать их: «Мир с вами». К счастью, я услышал в ответ: «И с тобой мир».

Филиппинцы суеверны, и в этом были для меня свои преимущества. Я всячески поддерживал распространившийся обо мне слух, будто я обладаю какой-то сверхъестественной неуязвимостью и поэтому ничего не боюсь. Когда меня спрашивали, почему я не ношу с собой оружия, как другие, я отвечал с таинственной улыбкой:

— Потому что вы ничего дурного мне не можете сделать.

Отвечая так, я подумал: «Чему быть — того не миновать». Но они понимали мои слова по-своему. Моро носили на шее антинг-антинг — кусок из корана, зашитый в черную ткань. Этот амулет должен был охранять их от пуль и ударов меча. С помощью солдат я собрал с убитых в бою моро более двадцати таких антинг-антингов — свидетельство того, что не очень они помогают.

Моя радость по поводу получения должности ректора длилась недолго. Нам не платили денег, лишь иногда кое-кто получал незначительную часть того, что полагалось. Когда настало первое число следующего месяца, у господина Гарсиа снова не оказалось денег для преподавателей, в том числе и для меня. За три месяца я получил всего сто крон, причем большую часть их — в виде товаров, которые господин Гарсиа купил в кредит. В то же время у него хватало денег, чтобы напиваться, после чего он бил жену, не стесняясь даже присутствия студентов. Мне прислали и? отеля счет почти на две тысячи крон, которые он задолжал, развлекаясь там с учительницей — его возлюбленной. Состоялся суд, пришел судебный исполнитель и конфисковал весь учебный инвентарь, включая микроскопы и химические препараты.

Гарсиа между тем болтал, что он сможет всем заплатить в марте, когда более ста студентов сдадут экзамены, получат свои дипломы и уплатят оставшуюся часть денег за учебу. Эта сумма должна была по меньшей мере составить сто тысяч крон. Гарсиа лихорадочно готовил экзаменационные свидетельства и добивался одобрения их министерством просвещения. Свидетельства должен был подписать и ректор, т. е. я.

Гарсиа не учел того, что, прежде чем подписать какой-либо документ, я считаю необходимым удостовериться в-его правильности. Просмотрев экзаменационные протоколы, я легко обнаружил, что они — чистейший обман. Студенты прослушали лишь часть из перечисленных в протоколах предметов, тогда как выпускные отметки им были проставлены за все; кроме того, колледж не имел права выдавать свидетельства о высшем педагогическом образовании. Большинство студентов заплатили за курсы лекций, вообще в колледже не читавшихся. Их просто-напросто обманули. Но в то же время студенты хорошо знали, что они получили отметки за дисциплины, которых не изучали, следовательно, и они оказались нечестными.

Я отправился в Манилу, сделав вид, что намерен лично передать экзаменационные бумаги в министерство просвещения. Прибыв туда, я позвонил заместителю министра просвещения и сенатору, с которыми был знаком, рассказал им всю историю и спросил, что мне делать. Имелись две возможности: во избежание скандала выдать студентам дипломы или предать дело гласности со всеми вытекающими отсюда последствиями. В последнем случае я должен был телеграфировать в колледж о своем уходе в отставку, затем под присягой изложить все факты. В министерстве не могли не согласиться с тем, что я прав. Через полгода колледж Гарсиа был закрыт.