Солнце заходит...

НЕИЗВЕСТНОЕ ПЛЕМЯ — АБЕНЛЕН

Две мои студентки из провинции Самбалес, что на западном побережье острова Лусон, рассказали мне о необычном случае, который произошел с ними в годы японской оккупации. Вместе с родителями они укрывались в горах и там встретили низкорослых людей, называвших себя абенленами. Выглядели они совсем иначе, чем черные маленькие курчавые негрито, населяющие возвышенности вокруг горы Пинатубо. Негрито, которых часто называют аэта, встречаются как во многих отдаленных горных районах, так и повсеместно на островах. Они, должно быть, одного происхождения с пигмеями Андаманских островов в Индийском океане к западу от Бирмы.

Рассказ девушек меня очень заинтересовал, и я с удовольствием принял приглашение Обдулиа Агилар провести октябрьские каникулы 1952 г. в ее доме в Ботолане, где я едва не стал жертвой филиппинского гостеприимства.

Я отлично знал, что мои хозяева — люди бедные, что Аполинару Агилару еле-еле удается наскрести денег на учебу дочери, которая собирается стать учительницей. Если у человека так мало сомнительных земных благ и если он ограничивает себя даже в самом необходимом ради будущего своей дочери, — это в высшей степени похвально. И я приготовился с радостью разделить их трапезу — рис и вяленую рыбу, не сомневаясь, что буду отлично себя чувствовать в маленькой дружной семье.

Но получилось не так, как я ожидал. Почетного гостя решили встретить как полагается. Иначе, что скажут соседи. Дом Агилара неожиданно стал центром, куда стекалось население маленького городка, чтобы засвидетельствовать свое почтение иностранному профессору. В первый день купили целого поросенка, которого зажарили на вертеле, а на следующий день наступила очередь индюка. Я умолял подавать обычную еду, но никакие уговоры не действовали.

Моя поездка не удалась еще и потому, что окрестности городка оказались местом военных действий. Еще со времен войны на Филиппинских островах, особенно на Лусоне, было неспокойно. Причиной волнений являлся организованный отряд вооруженных изгнанников — хуков. Число хуков составляло несколько тысяч. Они прятались в горах, но иногда подходили к самой Маниле. Когда я жил в «красном доме» в Дилимане, почти каждый вечер с близлежащих горных хребтов доносилась перестрелка хуков и солдат.

Некоторые из руководителей хуков, возможно, были коммунистами, например американский преподаватель Вильям Померой[14] и его жена филиппинка; их со временем схватили и посадили в тюрьму.

Я почти убежден, что большинство хуков — это бедняки, по тем или иным причинам находившиеся не в ладах с многочисленными чиновниками, помещиками и судьями. Благодаря политике, проводимой покойным президентом Магсайсаем, некоторым хукам впоследствии дали землю и деньги, что позволило им начать мирную жизнь[15]. Некоторые хуки погибли, другие сами отказались от своей полной опасности жизни. И сейчас, вероятно, осталось лишь несколько сот вооруженных повстанцев.

Незадолго до моего приезда в Самбалес в окрестных горах начались военные действия против нескольких скрывавшихся там отрядов хуков. Чтобы иметь большую свободу действий, власти распорядились эвакуировать местные племена в два пункта, вернее сказать концлагеря: Паска и Поомбато. Часть племен негрито и абенленов, ради которых я сюда приехал, подчинилась, но наиболее воинственные не захотели покидать привычные места и теперь жили здесь, постоянно подвергаясь преследованиям: их легко могли убить как. друзей хуков.

Командир воинских частей в Ботолане оказался настолько любезным, что предложил мне джип, на котором я и отправился в Поомбато в сопровождении его солдат. Но далеко нам уехать не удалось. После ливней река Бакилан разлилась так, что форсировать ее на машине было невозможно. Когда мы вброд перешли на другой берег и оказались невдалеке от жалких хижин абенленов, они поспешно бежали в паническом страхе при виде сопровождавших меня солдат. Нам пришлось вернуться ни с чем.

Тогда я отправился в Паску, где в ужасающих условиях жили несчастные эвакуированные негрито.

Некоторые этнографы считают, что негрито первыми заселили Филиппинские острова, придя туда с юга во время последнего ледникового периода, когда уровень океана понизился настолько, что от Борнео из воды выступили два материковых «моста»: один — до Палавана и другой — до Минданао. С тех пор прошло десять тысяч лет. но образ жизни негрито мало изменился.

Внешность этих маленьких темнокожих людей не соответствует нашим идеалам красоты, но надо надеяться, что молодым кавалерам негрито их возлюбленные кажутся прекрасными. Самое странное, что среди них много метисов. Мужчины из Самбалеса, видимо, не очень разборчивы, а во время эвакуации женщинам негрито приходилось себя продавать. Жить ведь как-то надо!

Негрито отличаются карликовым ростом и хрупким телосложением. Весьма своеобразны и их волосы. Они, правда, вьются не так мелко, как у африканских негров, но стоят дыбом в разные стороны.

Питаются негрито кореньями и плодами, собираемыми женщинами, и дичью, которую мужчины подстреливают из лука. Они не особенно разборчивы в пище и с удовольствием едят змей. Негрито не знают ни земледелия, ни скотоводства; более или менее постоянного жилья они не строят, а кочуют с места на место, проводя ночь там, где найдется естественное укрытие: скала, дупло дерева или навес из ветвей и листьев. По нашим понятиям, негрито — нищие. Но говорят, когда одна американская туристка спросила негрито, что ему прислать, он огляделся кругом и ответил:

— У меня есть все.

Между тем в настоящее время счастье и образ жизни этих несчастных переселенных негрито находятся под угрозой. Их усиленно приобщают к «цивилизации», заставляют носить одежду — они выглядят настоящими оборванцами, — ходить в церковь и посещать школу, где обучение ведется на чужом для них языке. Их старую, примитивную племенную организацию ломают, а взамен они получают полицейских-христиан, совершенно не понимающих их мира. Как заявил мне мэр Паски, негрито прививают «демократический образ жизни».

Чем все это кончится? Смогут ли они вернуться обратно в свое родное приволье после окончания неурядиц или будут обречены на медленное вымирание в условиях нужды и унижения?

Как только начались рождественские каникулы, я снова отправился в Самбалес. Родственник Агиларов богатый помещик Луис Гарсиа вызвался мне помочь и познакомил меня с человеком удивительно маленького роста, неким капитаном Бланко. Он-то отлично изучил абенленов! Бланко был женат на двух девушках племени абенлен и хорошо знал одну абенленскую семью из небольшой деревеньки Сан-Хуан по дороге в Поомбато.

Мы отправились все вместе навестить семью Мананга, Глава семьи участвовал в партизанской борьбе против японцев и погиб в бою. Вдова с детьми и другими родственниками поселилась в Сан-Хуане. Все, что у них имелось, — это несколько луков со стрелами для охоты на кабанов и птиц и ловли рыбы. Большинство этих стрел и луков сейчас находится в Национальном музее. Но не так уж трудно изготовить новые.

Абенлены тоже карликового роста, но совершенно непохожи на негрито. Цвет кожи у них коричневый, волосы рыжеватые гладкие или слегка вьющиеся, глаза карие. Черты лица значительно тоньше, чем у негрито. Странно, что абенлены выпали из поля зрения этнографов!

Не так уж много мне удалось узнать о жизни племени абенлен за такое короткое время. Несмотря на свою малочисленность, они довольно коварны. У них есть обыкновение делать чаши из черепов своих врагов. А ведь даже филиппинец едва ли поверит, что в наше время существуют «людоеды» и всего в ста километрах от Манилы!

После этой интересной встречи я отправился дальше на север, чтобы провести остаток отпуска в Калинге. Чтобы иметь деньги на поездки, я обычно писал статьи в различные газеты Манилы. Гонорар за статью составлял около пятидесяти песо — примерно сто датских крон. Рождественские каникулы обошлись мне в триста крон, следовательно, для покрытия расходов мне требовалось написать три статьи. Две из них я хотел посвятить племени калинга, а о чем же писать третью? О семье Мананга? Откровенно говоря, для статьи материала было маловато. Правда, у меня хранилось несколько хороших фотографий, сделанных в Сан-Хуане. Когда я показал их своему коллеге профессору Байеру, он заявил, что эти люди — наиболее примитивные и, вероятно, самые древние представители малайского типа. В конце концов появилась на свет статья о неизвестном до тех пор науке племени абенлен. Она получилась короче остальных, так как все, что я знал о них, уместилось на нескольких страницах. Статью напечатали в газете «Манила Таймс», я получил свои 50 песо и остался весьма доволен.

Но тут произошло нечто непредвиденное. Мне позвонили из нескольких агентств печати с просьбой прислать фотографии в качестве иллюстраций к моей статье. У меня не было других снимков, кроме тех, которые я уже использовал, поэтому их снова пришлось пустить в ход. В одно мгновение я стал всемирно известен. Со всех концов носы пались письма и газетные вырезки. Старые друзья в Копенгагене, Калифорнии, Австралии и даже на Тринидаде, с которыми я годами не имел связи, прочли в газетах о том, что датский профессор открыл на Филиппинах неизвестное племя. Даже американский еженедельник «Тайм» напечатал обо мне статью с фотографией, где я был снят с двумя девушками племени абенлен. Под фотографией стояла хлесткая подпись: Не took off the varmsh[16]. Лучше невозможно выразить в нескольких словах то, что я постоянно пытался делать — счищать с филиппинца толстый слой лака, который на него нанесли испанцы и американцы, и показать его таким, каков он есть в действительности.

Представьте себе мое замешательство, когда я получил телеграммы с просьбой прислать дополнительный материал с фотоснимками и узнал, что из США выехал корреспондент телевидения, чтобы заснять племя абенлен! Ведь все мои знания об абенленах уместились в маленькой статье в газете. Собрав телеграммы, я в отчаянии пошел к декану факультета. Он от души посмеялся над положением, в которое я попал, но любезно предложил мне взять недельный отпуск и отправиться в Самбалес, чтобы поискать там абенленов и раздобыть новые сведения об их образе жизни.

На этот раз я, наконец, попал в Поомбато. Нас было очень много, поскольку к нам примкнули вооруженные силы. Конечно, со мной находились мои старые друзья: Агилар, Гарсиа и Бланко, кроме того, школьный учитель из Паски, американский профессор социологии из Манильского университета и корреспондент телевидения со своими камерами. Охраняемые двенадцатью солдатами с заряженными винтовками, мы уселись на военный грузовик. Для большей безопасности нас сопровождал броневик под названием «Бетти»; на нем установили пушку и пулемет, направленные в разные стороны.

К счастью, уровень воды в Бакилане позволил машинам переправиться через реку. Дорога была ужасная, но нам удалось в целости и сохранности добраться до Поомбато, расположенного в восемнадцати километрах к востоку от Ботолана.

В центре города стоял казарменного типа барак, возле пего находился рынок. Южнее рынка — жалкие, грязные лачуги эвакуированных негрито, а к северу от него — опрятные бамбуковые хижины, которые населяло маленькое племя абенлен. Разница между двумя поселениями была поразительной, но любопытно, что цивилизация больше затронула негрито, чем абенленов. Негрито переселили из района, прилегающего к деревне Виллар, где имелась школа, тогда как абенлены прибыли из Кабатуана, совершенно дикого места. А ведь некоторые полагают, что стоит только отсталые народы послать в школу, как остальное придет само собой.

Племя абенлен возглавляли два вождя. Из них главную роль, вне всякого сомнения, играл Дикот. В переводе это имя означает «трава». Второго вождя звали Бокот, что, пожалуй, лучше всего перевести как «широкоплечий».

Корреспондент телевидения страшно спешил отснять свой фильм, который нужно было в тот же вечер доставить в Манилу, чтобы оттуда отправить самолетом в США. Я видел этот фильм несколько позже в одном из кинотеатров Манилы, он составлял часть американского журнала новостей. Мой коллега, американский профессор, тоже хотел вернуться домой: он боялся ночевать среди «дикарей». Я этому обрадовался, потому что с их отъездом в поселке наступил мир и покой, и после ужина я смог побеседовать с вождями. Учитель из Паски выступил в роли переводчика. У меня уже имелась хорошая практика разговора с помощью переводчика. Главное, чтобы он повторял фразы, не внося своих собственных мыслей. Поэтому, как правило, молодой переводчик лучше старого. К тому же очень важно, чтобы говорящий все время смотрел на того, к кому обращается, а не на переводчика. Тем самым он заставляет собеседника смотреть на себя и может следить за выражением его лица. В паузах между короткими фразами слышишь голос переводчика, как эхо сказанного тобой. Во время нашей беседы я старался подробно записывать, а затем при первой возможности восстановить весь разговор.

Вот основное из моей беседы с Дикотом:

— Давно ты живешь здесь, в Поомбато?

— Три года.

— Откуда ты пришел?

— Из Кабатуана.

— Сколько там было хозяйств?

Их подсчет занял много времени. Дикот и Бокот выдернули несколько соломин из стены и разломали их на кусочки длиной со спичку. Назовут имя — отложат «спичку». Сосчитать мне пришлось самому — получилось 36.

— А сколько человек жило в каждом доме?

Оказалось, в среднем по шесть. Получилось, таким образом, что в поселении было более двухсот человек. Но только четвертая часть согласилась эвакуироваться в Поомбато.

— А есть еще деревни абенленов?

— Да. Танган-Танган, Биналаган, Лента и Талектек.

Они расположены вдоль реки Кабатуан, ближе к провинции Тарлак.

Из других деревень только несколько семей переселилось в Поомбато. Большинство абенленов не подчинилось приказу об эвакуации.

— Всегда ли абенлены женятся только на девушках своего племени?

— Да. Но после эвакуации несколько наших девушек вышли замуж за людей из долины.

— Тебе нравятся негрито?

— (Твердо) Нет!

— Сколько жен может быть у одного абенлена?

— Одна, две или три.

— И все живут в одном доме?

— Да.

— Они ревнуют друг друга?

— (Улыбаясь) Иногда.

— А почему имеют несколько жен?

— Чтобы было кому работать в поле.

— У первой жены есть привилегии?

— Нет.

— Кто решает, кому на ком жениться?

— Раньше — родители, но теперь и молодые имеют право слова.

— Мужчина должен платить выкуп за жену?

— Да, сто песо.

— Молодожены вселяются в новый дом или живут у родителей?

— Если могут, строят себе дом, если нет — живут у родителей.

Молодой сын Дикота, женатый на совсем юной девушке, жил в доме отца. Здесь же жили три дочери и жена Дикота — семь человек на площади в три с половиной квадратных метра.

__ Вы живете всегда в одном доме или переезжаете с места на место?

— Мы не кочуем, как негрито.

— Что вы выращиваете?

— Рис, камоте, кукурузу, бобы, бананы, папайю, габи и уби[17].

— Вы орошаете рисовые поля или выращиваете горный рис?

— Мы сжигаем деревья и сажаем рис между пнями.

Эта система сейчас запрещена ради сохранения леса, но все равно ее практикуют по всей стране.

— Что вы держите из живности?

— Собак, кошек, свиней, кур, иногда буйвола или лошадь.

— Кого из них вы едите?

— Никого. Мы их продаем.

— Вы не едите мяса?

— Отчего же, едим: диких кабанов, косуль, обезьян, птиц. Но мы никогда не едим змей, как негрито. Прежде чем съесть мясо, мы его несколько дней выдерживаем.

— Что вы делаете с умершими?

— Хороним там, где они умирают. Мертвого нельзя нести через траву. Если человек умер в доме, этот дом покидают.

— А если он умер в чужом доме, что тогда?

— Его там хоронят и покидают дом. Но семья умершего должна выплатить владельцам дома компенсацию — четыре песо.

Дешевле, пожалуй, оценить дом невозможно!

— А если они не уплатят?

— Тогда их убьют.

— Как поступают с убитыми в бою?

— Их хоронят, тут же, на месте. Убитого тоже нельзя нести через траву. Семья убитого последней покидает место захоронения. Все, кто присутствовал на похоронах, должны вымыть руки после их окончания.

— После смерти ты воскреснешь к новой жизни?

— (Улыбаясь) Конечно, нет.

— Кто сотворил мир?

— Этого никто не знает.

— А духи существуют?

— Да, есть анито. Добрые анито живут на деревьях, злые — в термитных кучах. Будь осторожен, остерегайся наступить на термитник.

— Как выглядит анито?

— Этого никто не знает.

— Что делают злые духи?

— Напускают болезни.

— Как с ними бороться?

— Добрый дух должен вселиться в другого мужчину или женщину, а они потом из больного изгонят злого духа.

— Как же узнать, что в тебя вселился добрый дух?

— Это чувствуешь сразу и начинаешь танцевать, а во время танца можно определить болезнь.

Вот так они ставят диагноз.

— И что потом делают?

— У нас много лекарств.

Дикот перечислил множество лекарств и их применение. В большинстве своем это лекарственные растения, известные в медицине, но он назвал также желчь змеи боа, помогающую от ряда болезней, и мазь из термитов, которой пользуются при повреждении суставов.

— Как вы убиваете врагов?

— Стрелой или ножом. Мужчина, который идет убивать, повязывает вокруг головы красный платок. Если враг спит, он ему прежде кричит: «Проснись!».

— Что вы делаете с врагами, после того как убьете их?

— Обычно мы отрезаем им головы и съедаем немного мяса с головы, а также сердце и печень, чтобы стать храбрее. Затем раскалываем череп пополам и делаем из него две чаши.

— Ты отрезал кому-нибудь голову?

— Нет, но я видел, как это делают, очень давно, правда.

— У вас существует какое-нибудь другое наказание кроме смерти?

— Да. За меньшие проступки мы привязываем виновного к столбу внутри дома на неделю.

Дикот предостерег меня от двух вещей:

— Если ты увидишь человека с листьями анахао, привязанными к ногам, держись от него подальше. Если увидишь две скрещенные стрелы, не приближайся к ним. Иначе тебя привяжут к столбу и убьют.

Я привел почти полностью этот длинный разговор, потому что он, по-моему, дает достаточно ясное представление об образе жизни абенленов.

На ночь, которую я провел у Дикота, женщины перебрались в другой дом. Но среди ночи я проснулся оттого, что дверь отодвинули в сторону. Это маленькая невестка Дикота прокралась к своему мужу. При свете мерцающей свечки я видел ее лицо, видел, как она шептала ему что-то своим ласковым мелодичным голоском.

Утром я спросил ее, о чем она говорила с мужем.

— Я сказала, что ему пора прийти ко мне.