Солнце заходит...

КАМПО-МУСЛИМ

Прошло немного времени, и я снова продолжал свою преподавательскую деятельность, на этот раз в качестве профессора в большом колледже в Замбоанге. Я еще недостаточно хорошо знал мусульман, а почти четвертую часть студентов этого колледжа составляли мусульмане с южных островов. Сорок процентов жителей Замбоанги также были мусульманами и жили в пригородах, по обе стороны от христианской части города. Замбоанга когда-то была центром испанской культуры, и руины старого Форт-Пилара до сих пор являются одной из немногочисленных достопримечательностей города. Испанцев давно уже нет, но они оставили после себя два незабываемых следа: почти все красивые христианки в Замбоанге — метиски; язык — удивительнейшая смесь малайского и испанского. Местный гимн всегда поется по-испански.

В море выдается длинная Т-образная набережная, где находится порт, в котором на иностранные корабли грузят копру, отправляемую в Америку и в Европу. Вывозится также строевой лес отличного качества и огромное количество раковин и кораллов. Во Флориде последние продают американским туристам, стремящимся привезти домой сувениры в память о пребывании в Майами и Палм-Биче. Туристы здесь, впрочем, как и в других местах, слишком заманчивые жертвы, чтобы их не обманывать.

Широкая улица в Замбоанге, ведущая к морю, — это аллея стандартизированных баров. Муниципалитет сдает их лицам, занимающимся оптовой торговлей напитками и красивыми девушками. Лучшие, но и самые буйные клиенты, несомненно, многочисленные скандинавские матросы, далеко превосходящие представителей всех других национальностей в отношении выпивки, драк и беспорядков на улицах. В связи с тем что в городе нет скандинавского консульства, а я был единственным жителем севера, мне не раз приходилось помогать наиболее отчаянным буянам отправляться спать во избежание ареста. Не могу сказать, что всегда имел повод гордиться своими соотечественниками.

Так как в то время меня больше всего интересовала жизнь мусульман, я купил себе дом в мусульманском пригороде Кампо-Муслим, расположенном вдоль берега устья реки Рио-Хондо. В море, у самого устья, на сваях раскинулся город сулу-самаль и баджао, называвшийся, как и река, Рио-Хондо. За дом я заплатил четыре тысячи крон. Это был хороший двухэтажный дом с соломенной крышей, стоял он на сваях в реке. На втором этаже имелись две большие комнаты. Одна из них служила мне кабинетом, другая — спальней. С веранды открывался чудесный вид на реку и море. На первом этаже были просторная кухня, гостиная и огромная пустая комната.

Как у Туманггонга, у меня, разумеется, были общественные обязанности, но в их выполнении встречались трудности, связанные, в частности, с тем, что мне не удалось раздобыть домашнюю прислугу. Христианки не хотели жить среди моро, а мусульманки, как известно, не могут жить в доме постороннего мужчины. Мне самому приходилось выполнять всю домашнюю работу: чистить, убирать, готовить, мыть. Безусловно, мужчина все это может делать, но я не испытывал особого восторга от необходимости заниматься подобной деятельностью. Впоследствии мне все-таки удалось заполучить в помощницы девушку из племени субанон. Но через месяц после того как она у меня поселилась, ее выкрали. Ни полиция, ни я так и не смогли ее разыскать.

В Кампо-Муслиме и Рио-Хондо насчитывалось примерно четыре тысячи жителей. Перед ними стояло много серьезных проблем. Но самой основной являлась проблема питьевой воды.

Единственным водопроводом, подведенным к Рио-Хондо, владел один местный политический деятель. Пользуясь своей монополией, он продавал воду по пять эре за ведро, а пять эре — это большие деньги для бедных рыбаков. Поэтому они предпочитали употреблять загрязненную воду из реки. В результате много маленьких детей умирали от дизентерии. Что же я сделал? Возле моего дома находилась небольшая открытая площадка, на нее я вывел отвод от моего водопровода с приделанным к нему краном и объявил населению, что разрешаю бесплатно брать питьевую воду. Дважды повторять не пришлось. Несколько сот лодок с женщинами и детьми, нагруженные глиняными кувшинами и бамбуковыми трубками, ежедневно приходили за водой. Меня это очень радовало. Но вскоре женщины сообразили, что около крана стирать гораздо удобнее, к тому же тут можно и выкупаться, когда стемнеет. Чтобы ночью иметь покой, мне пришлось закрывать кран после захода солнца и открывать его на восходе.

Владелец водопровода пожаловался в муниципалитет, потребовав установить у меня водомер и взимать плату за каждый кубометр воды. Я со своей стороны направил ходатайство в ту же инстанцию с просьбой о разрешении получать воду в неограниченном количестве за прежнюю плату. Мое ходатайство отклонили. Тогда я пошел к бургомистру и заявил, что и впредь намерен бесплатно давать воду беднякам, несмотря на причиненное мне неудобство, но ославлю муниципалитет в печати, если мне пришлют счет за воду. Бургомистр снял телефонную трубку и отдал распоряжение счет не посылать. Таким образом, я получил возможность продолжать свою благотворительную деятельность, невзирая на отрицательное решение муниципалитета.

Вскоре я обнаружил, что из многих сотен детей школьного возраста лишь четверо или пятеро ходят в школу. Я спросил имама и некоторых других мусульманских высокопоставленных лиц, почему мусульмане не посылают своих детей учиться читать и писать. Причин оказалось много: мусульмане не хотели, чтобы их детей обучали учителя-христиане; считали неприличным для девочек учиться у преподавателей-мужчин; дети мусульман боялись детей христиан; дети не имели одежды; родители не в состоянии были платить многочисленные сборы в Красный Крест, общество борьбы с туберкулезом, организацию бойскаутов, которые взимались, если дети посещали школу.

Тогда у меня возникла идея устроить школу в моем доме, найти учительницу-мусульманку, обещать не производить никаких денежных сборов, достать детям одежду и таким образом добиться для них разрешения ходить в школу. Вначале в первый класс записалось всего тридцать шесть детей. Некоторым из них исполнилось уже по тринадцать-четырнадцать лет.

Я рассказал обо всем этом одному из членов школьного совета и предложил переоборудовать первый этаж своего дома под школу, если он со своей стороны предоставит в мое распоряжение учительницу-мусульманку. Он охотно согласился. Так была организована «Начальная школа дату Туманггонга», явившаяся филиалом государственной школы. Он принял также мое предложение освободить новую школу от налогов и сборов.

Дом мой перестроили таким образом, что получилась классная комната на шестьдесят человек. Над входом повесили название школы. Открытие ее превратилось в настоящее торжество, с речами, музыкой и процессией, в которой участвовали все тридцать шесть учеников. Теперь посылать своих детей в школу стало делом чести. В течение двух недель число учеников возросло до ста десяти, и их пришлось разделить: одни занимались до обеда, другие — после. Девочки, члены организации скаутов, помогли мне собрать у населения ношеную детскую одежду, в результате каждый мальчик получил пару штанов и рубашку, а каждая девочка — платье. Я подарил ученикам гребни и зубные щетки.

Врач и две медсестры осмотрели всех детей, выписали рецепты против кожных заболеваний и глистов. Я даже не представлял себе, что существует такое множество глистов. За лекарства платил я, но аптекарь продал их мне по оптовой цене.

Учительница оказалась замечательной, правда, у нее было много детей, и каждый раз, когда кто-нибудь из них заболевал, приходилось временно закрывать школу.

Дети прилежно занимались и постепенно научились читать, писать и считать. Мне, естественно, приходилось снабжать школу бумагой, карандашами. Я никогда не был так беден, как в тот период, когда все они пребывали на моем попечении.

24 октября на Филиппинах празднуют «День ООН». Кроме того, это день моего рождения. Требовалось отметить такую дату по-особому. Я организовал небольшой хор из тринадцати девочек. Комитет по проведению праздника согласился включить три песни в исполнении хора в концертную программу. Я купил материю на тринадцать белых платьев, а в школе швей мне обещали бесплатно сшить их. Платья получились очень красивыми. Мы с учительницей без конца репетировали с девочками.

Наконец настал знаменательный день. Все население Кампо-Муслима и Рио-Хондо вышло на городские улицы, чтобы увидеть своих детей, выступавших вместе с детьми богачей. Я сам дирижировал хором. Пели не очень хорошо, но все остались довольны, а это главное.

Моя небольшая школа получила широкую известность. Когда наступила предвыборная кампания, сенатора — главу управления социального обеспечения, очаровательную даму-миллионершу, бывшую балерину, и двух других искушенных политических деятелей правительственной партии ожидали в Замбоанге. Мне сообщили из муниципалитета, что Пасита[23] желает посетить мою школу и подарить детям одежду. Одежда уже прибыла из Манилы. Меня попросили также, чтобы присутствовали родители всех детей во время ее посещения. Это был один из многочисленных примеров того, как государственные деньги использовались для финансирования выборной кампании правящей партии. Я отправился в муниципалитет посмотреть детские вещи и увидел, что на них были отпечатаны предвыборные лозунги. Я отказался от подарка и сказал, что министр и сенаторы, безусловно, желанные гости в нашей школе, но их визит не должен превращаться в политическое мероприятие.

Посещение школы, однако, являлось самым важным пунктом программы во время пребывания в городе кандидатов в сенат. Вся процессия прямо с аэродрома прибыла в мой дом. Пасита села за одну из школьных парт и подарила каждому малышу свою фотографию, с тем чтобы они отнесли ее домой и передали своим дорогим родителям. Затем гости зашли в мою квартиру. Их похвалам не было конца. Конечно, все трое прошли на выборах.

Не так просто иметь дело с добрыми моро. Однажды ко мне пришли два имама и два мирских руководителя мусульман с обращением ко всем главам семейств пожертвовать по одной кроне на ремонт и покраску мечети. В таких случаях нельзя отказывать, и я внес значительную сумму. В последующие дни я заметил, что все четверо постоянно ходят навеселе, хотя общеизвестно, что мусульмане не имеют права употреблять алкогольные напитки. У меня возникли подозрения, и я отправился к мечети посмотреть, как там идут дела. Но мечеть и не собирались ремонтировать. Эти четверо пропили все деньги. Когда же я их выругал, они обозлились на меня и перестали пускать своих детей в школу.

Вскоре после рождества у меня каждую ночь стали пропадать деньги из записной книжки, лежавшей в заднем кармане брюк. Я не мог понять, как ко мне проникал вор. Ложась спать, я не сомневался, что вор придет, как только я засну. В первые две ночи ему достались сто пятьдесят крон. Тогда я стал осторожнее, но всегда оставлял в книжке несколько крон, чтобы он, разочаровавшись в своих ожиданиях, не убил меня. К сожалению, я быстро засыпаю и даже необходимость подстеречь приход вора не может заставить меня бодрствовать.

Так как я намеревался поехать куда-нибудь после рождества, я пошел в полицию и попросил помощи: не мог же я спокойно уехать, зная, что каждый день или ночь в дом наведывается вор. Мы договорились, что один полицейский проведет у меня ночь, спрятавшись в спальне. В пять часов утра он разбудил меня. В ту ночь вор не пришел, и полицейский хотел уйти домой. Я предложил ему посидеть со мной минут пятнадцать и съесть апельсин. Затем он попрощался и, когда спускался с лестницы, буквально нос к носу столкнулся с вором — совсем молодым парнем. На вора надели наручники и привязали к стулу. Парень сказал, что он изгнанник и не из этого города. Но когда мы позвали соседей и спросили, не знают ли они его, выяснилось, что это сын имама. Я видел, как наш добрый священнослужитель строил себе новый дом, но я и не догадывался, что он делал это на мои деньги. Парень рассказал, что все украденные деньги отдавал отцу.

Когда вора отвели в полицейский участок и посадили за решетку, я позвал его родителей и мусульманских деятелей. Я объяснил им, что имам опозорил не только свою религию, но и весь приход. Мне хотелось избежать публичного скандала, и я заявил, что требую лишь вернуть украденные двести крон. Тогда не стану передавать дело в суд. Имам ответил, что истратил деньги и не может их вернуть. Но я твердо стоял на своем: или до обеда получу деньги, или происшествие получит огласку. Днем ко мне пришла делегация и принесла сто восемьдесят крон. Они объяснили, что собирали деньги со всех жителей и надеются, что я тоже внесу свою часть, т. е. недостающие двадцать крон. Что можно было возразить? Пришлось подарить самому себе двадцать крон. Парня выпустили. Но я потребовал, чтобы он показал, каким образом проникал в дом, окна и двери которого были закрыты. Я и не предполагал, что человек, даже самый худой, может пролезть в щель между крышей и стеной, через которую проходил лишь свежий воздух.

В колледже у меня возникли трудности со студентами моро. Все они, за небольшим исключением, учились скверно и получали плохие отметки. Они обозлились на меня, так как считали, что моя обязанность, как их Туманггонга, заботиться, чтобы они не провалились на сессии. Но что я мог сделать? В конце каждого семестра студенты-мусульмане, у которых не было надежды сдать экзамены, угрожали мне расправой. Но я держался стойко и не слишком волновался: И действительно, ничего не случилось, только мои коллеги жили в постоянном страхе за мою жизнь. После четвертого семестра ко мне домой неожиданно заявился огромный детина. Он уже однажды провалил экзамен, и его снова ожидало то же самое.

— Я пришел сказать, профессор, что, если вы провалите меня еще раз, я убью вас. И вашу лаборантку мисс Меркадо убью, а в канцелярию брошу ручную гранату.

Я улыбнулся:

— Прекрасно, Багумбаян. Заходи, я угощу тебя кофе. Побеседовав с ним в течение получаса, я понял, что он приведет свой замысел в исполнение.

И я сказал ему:

— Глупо с твоей стороны сидеть здесь и угрожать мне — я уже отослал отметки в канцелярию колледжа. Поскольку ты прослушал мой предмет дважды, я поставлю тебе тройку.

Мои слова произвели удивительное действие. Детина преобразился.

— Профессор, куда бы вы ни отправились, я последую за вами и убью любого, кого вы прикажете.

— Хорошо, хорошо, Багумбаян. Когда мне потребуются услуги бандита, я пошлю за тобой.

Директор колледжа от души поблагодарил меня за то, что я спас не только свою, но и его жизнь. У других второгодников также имелись основания благодарить меня, ибо все они получили возможность перейти на следующий курс, — какое это имело значение, если самый худший из них получил это право.

Но я был этим сыт по горло, к тому же со всем, что меня интересовало в Замбоанге, я уже ознакомился. И решил поставить точку на своей профессорской карьере на Филиппинах.

Меня попросили организовать музыкальную часть прощального вечера. Я подготовил две песни, с которыми выступил смешанный хор.

Затем я продал дом, единственный, какой мне когда-либо принадлежал. Детей перевели в государственную школу, получившую со временем новое благоустроенное помещение.