«РЕЧНЫЕ» НАРОДЫ

На западе второго по величине острова Филиппин — Минданао находится полуостров Замбоанга, похожий на длинный согнутый палец. На Филиппинах его называют Самбуанган, что означает «конец земли». Первые жители этой части острова — племя субанон, т. е. жители речных побережий, — своим названием обязаны тому, что их деревни всегда располагались вдоль берегов рек. К сожалению, в настоящее время они находятся так далеко в горах этого района, что до них трудно добраться. На северном побережье есть небольшой городок Синданьган, в окрестностях которого проживает часть племени субанон. Эти люди, к их несчастью, подверглись значительному воздействию со стороны миссионеров и филиппинцев-христиан.

Лето 1956 г. я провел в поисках племени субанон и начал с Синданьгана. От этого города сравнительно недалеко до деревни субанон Манди, и туда можно доехать на лошади. Правда, лошади приходится по шею в воде преодолевать реку, подобно крепостному рву омывающую владения местного населения. По статистике, преобладающее большинство жителей Манди — католики, но нигде наносная лакировка христианства не является такой тонкой, как здесь. Здесь она совсем прозрачна.

Несомненно, самый важный человек в Манди — это дату Танкилан Андус, в превосходном роскошном деревянном доме которого я остановился. Мне тут не грозила ни одна напасть, потому что во дворе, раскинув руки, стоял бог, вырезанный из дерева. В нижней части статуи в углублении находилась небольшая чаша, куда клали рис для божества. Ночью рис съедали крысы, но все думали, что это бог совершает ночную трапезу. Если бог сыт, он в хорошем настроении, а ради этого и делают жертвоприношения.

Мне очень повезло: когда я прибыл в деревню, там шла подготовка к двум свадьбам. Два брата собирались жениться на девушках, одна из которых была теткой другой. Но прежде заинтересованные стороны одной из пар должны были договориться о выкупе за невесту. Это событие, на мой взгляд, — одно из интереснейших, которое мне довелось видеть. Девушку представляли ее отец Ангсугмат и дядя Аксай. Молодого человека — его отец Ибуд. Дату Танкилан играл роль арбитра.

Аксай взял широкую плоскую корзину и принес кукурузных зерен, при помощи которых они собирались высчитать стоимость невесты. Каждое зерно заменяло одно песо (примерно две кроны). Затем Ибуд положил в корзину монету в одно сентаво и бумажку в десять песо в знак того, что он сватает сына к девушке. Аксай помахал над корзиной горящим куском дерева, тем самым благословляя этот торг, после чего добавили еще одно сентаво и положили лист пальмы раттан. Потом на плоское дно корзины кинули еще несколько монет.

Не прекращая разговор, они аккуратно разложили рядами небольшие кучки зерен. Каждая кучка или ряд что-нибудь означали, например: штраф за ухаживание за девушкой до свадьбы, наценку за красоту, подарки бабушке и двоюродному брату, плату человеку, ведавшему свадебной церемонией, и т. д. После бесконечных споров остановились наконец на цене в сто десять песо плюс карабао стоимостью в сто песо. Общая стоимость невесты составила около четырехсот двадцати крон. Так как девушка училась в школе, носила современную короткую стрижку и, кроме того, была весьма хорошенькой, я считаю, что молодой человек получил слишком много за свои деньги.

Церемония венчания оказалась весьма простой. Жених и невеста подошли к одному из столбов, на которых стоял дом. Невеста поставила ногу на топор, а жених наступил на ее ногу. Она тут же положила руку на столб, а он — свою руку поверх ее. Подошел мулла с длинным, только что сорванным пальмовым листом, смоченным в куриной крови, и окропил их обоих. Лист — знак плодородия, топор символизирует совместный труд, а кровь изгоняет из супругов все плохое. После того как венчание окончилось, начали есть и пить, а одна из подруг невесты стала танцевать.

Так как мне очень хотелось познакомиться с менее цивилизованными субанонами, Танкилан пригласил меня с собой в Джунган, расположенный двадцатью километрами дальше по реке Синданьган. Там находились поля Танкилана. Памятуя о прошлых походах, я не особенно любил ходить вдоль берегов рек, но то, что выпало на мою долю на этот раз, превзошло все ожидания. Нам пришлось девятнадцать раз переходить реку вброд, и, когда мы наконец добрались до деревянного дома Танкилана, я едва держался на ногах от усталости, голода и жажды. Вокруг дома Танкилана был выжжен лес, а на его месте раскинулись рисовые поля.

Мое настроение поднялось при виде четырех шестнадцатилетних дочерей хозяина. Счастливый человек! У него шесть жен и четыре из них в течение года подарили ему по дочери, одну лучше другой. Они-то теперь и обрабатывали рисовые поля; оказывается не так уже нелепо платить за жену деньги. Будучи католичками, дочери носили христианские имена: Анита, Кларита, Розалина и Хуанита, но общность с христианами на этом и кончалась. В этих краях поклонялись старым языческим богам, которые, несомненно, помогали людям, если те приносили им жертвы. Около дома стояли два неповторимых божества. Одно называлось Бинобунг Тумаяк, т. е. держащее землю. Его голова и длинные волосы были сделаны из кокосового ореха с приклеенными к нему волокнами растений. Другое называлось Даон Дулаван Лумаби. Два первых слова означают лист и золото, но я так и не понял, какие функции выполнял этот бог. Кроме богов имелся тапае — своего рода алтарь. Перед ним происходили так называемые кано — жертвоприношения, состоящие, например, из курицы и яйца. Тапае представлял собой своеобразную корзину, напоминающую перевернутую пирамиду с семью ступенями.

На следующий день после нашего прибытия Танкилан пригласил соседей на празднество по случаю моего посещения. Праздник был устроен очень разумно: в качестве подарков гости приносили с собой различные продукты. Собралось около ста человек: красавцы мужчины и изящные маленькие темнокожие женщины с очень приятными чертами лица. Волосы их были подстрижены челкой, и они носили разноцветные украшения.

В Замбоанге у меня занималась красивая студентка Леонида. На следующий год она стала учительницей английского языка. В нашем любительском спектакле она играла Антигону в трагедии Софокла. В Замбоанге мне не удалось познакомиться с ней ближе. Но я навестил ее семью, когда был в городке Лапуян на южном берегу острова Минданао, где учительствовал ее отец. Леонида заинтересовала меня, так как была наполовину субанон, на четверть — тагалог и на четверть — китаянкой. В Замбоанге Леонида, статная молодая дама, была председателем женского студенческого объединения и превосходным оратором. Когда же я увидел ее дома, она выглядела совсем по-другому, на мой взгляд, гораздо лучше: это была крестьянская девушка с длинными черными волосами, падающими на спину. Больше всего она нравилась мне, когда направлялась к реке, неся корзину белья на голове. В те дни, которые я провел у них, я всегда должен был есть с ее отцом. Подавала нам еду Леонида. Выглядела она при этом не так, как я ожидал, но эта роль ей тоже очень шла. В действительности она была типичной «современной» филиппинской женщиной.

Лапуян — один из самых странных городов на Филиппинах, какие я посетил. Все его население принадлежало к своеобразной баптистской секте. Там не было ни петушиных боев, ни каких-либо иных развлечений. Вместо кино люди собирались в церкви слушать чтение Библии. Мне нравился их американский пастор-миссионер и его жена, шведка по происхождению. Мы не раз дискутировали по поводу своеобразия религиозной веры местных жителей. Ни пастор, ни я не понимали, как она возникла. Но мне удалось кое-что выяснить по этому поводу.

Примерно на рубеже нынешнего столетия в Лапуяне всем заправлял один моро-работорговец, который непомерно обогатился на этом поприще. Но когда пришли американцы, хитрому дельцу стало ясно, что его коммерческим делам пришел конец. Следовало непременно подружиться с новыми хозяевами, и он быстро понял, что именно понравится американцам и что они поддержат. Он обратился к местному представителю американской власти с просьбой прислать в их город миссионера. Со своей стороны он обещал построить церковь и призвать всех горожан креститься и принять новую веру. Американцы прислали миссионера, принадлежавшего к баптистам. Работорговец построил церковь, и все население было обращено в новую веру.

Когда я поделился добытыми сведениями с моим знакомым миссионером, он рассмеялся и ответил:

— Скорее всего это правда, тем более что, несмотря на исправное посещение церкви, здесь нет, по моим наблюдениям, ни одного человека, кто обладал бы тем, что мы называем «религиозным чувством».

Я не знал, как объяснить форму христианства, распространенную на Филиппинах. Во времена испанского владычества предки филиппинцев были обращены в католичество насильно. Если это известно, перестаешь удивляться тому, что новая религия не проникла слишком глубоко. И филиппинцев нельзя за это винить. Ведь почти то же самое имело место и в Европе.

Самым сильным из моих впечатлений того лета было событие, свидетелем которого я случайно оказался. Я приехал в маленький городок Лилой, когда все его постройки горели — результат набега небольшой группы моро. Они ограбили город, убили дочь торговца и ранили несколько человек. Больше сотни домов превратилось в пепел, только один уцелел.

Загрузка...