Соль под кожей. Том второй (СИ)

Глава двадцатая: Лори

Настоящее

Я подъезжаю к конюшням без десяти минут шесть, немного раньше назначенного времени. Не люблю опаздывать, поэтому во все незнакомые места, чье расположение знаю только по геометкам, всегда выезжаю заранее, чтобы была фора на «заблудиться», если вдруг заеду куда-то не туда. У меня в жизни случались такие конфузы даже с навигатором.

Но когда выхожу из машины, Вадим идет мне навстречу.

Сам. Без всяких там пафосных сотрудников конюшни, которых здесь наверняка человек тридцать, если не больше. Еще не очень поздно, и закатное солнце светит мне в лицо из-за его широкой спины. Прикладываю ладонь козырьком ко лбу, наслаждаясь видом этого роскошного мужика. Сегодня он снова в потертых джинсах, мешковатой толстовке, которая ни капли не скрывает его габариты. До сих пор не представляю, как мы вообще нормально потрахались без членовредительства. Но одна мысль о том, чтобы снова ощутить его между ног, заставляет меня буквально споткнуться на ровном месте. Вадим успевает поймать меня под локоть и страхует от падения.

— Привет, — здороваюсь слегка невпопад, одновременно настойчиво высвобождая руку.

— Привет, Лори. Крутая… обувь.

Мы оба пару секунд рассматриваем мои «казаки» на устойчивых приземистых каблуках. Минуту назад они были идеально чистыми, а сейчас носки уже полностью в пыли.

— Ты сказал взять сапоги, я подумала, что эти будут как раз.

— Приготовься к тому, что они будут в навозе, — посмеивается Вадим, и жестом предлагает пройти за ворота.

У него здесь реально целое ранчо.

Мы идем уже несколько минут, и за все это время я нигде не вижу ни намека на людей или постройки — только поля, и где-то вдалеке намек на ряды приземистых зданий. Судя по всему — конюшни расположены именно там.

— Это все… твое? — Поверить не могу, что я вот так запросто приняла его гранжевые ботинки — за подделку на известный бренд. Хотя, нужно сказать, даже сейчас он одет не как типичный миллионер. Хотя, Марк Цукерберг тоже носит простые серые футболки без логотипов (фигня, конечно, что все они от супер-дорого бренда и шьются такими специально для богачей, которые не любят выпячивать бирки).

— Ну да, — спокойно, без намека на зазнайство, отвечает Вадим и снова берет меня под руку, показывая, как лучше обойти встретившийся нам на пути стог сена. Просто стог сена, круглый и приглаженный кроме одной стороны, с которой пара мужиков с вилами натаскивают что-то в то длинное здание, откуда теперь отчетливо раздается ржание лошадей и лай собак. — Это же конюшни, Лори, лошадям нужно пространство.

Я всегда любила лошадей. Точнее, думала, что люблю их, потому что все воспоминания об этом остались в той части моего детства, где папа катал меня на большой пони с ободком единорога на голове. А потом, когда я стала старше и в моей жизни появился Наратов, я мечтала о том, что замуж не пойду — а поеду верхом на белой лошади, как сказочная принцесса. Однажды даже поделилась с ним этой фантазией, о чем потом сильно пожалела, потому что Сергей, конечно, сначала просто высмеял этот цирк, потом в красках расписал, как обильно срут лошади, ну а потом, когда почти довел меня до слез, погладил по голове и «извинялся» — типа, кто-то должен был раскрыть мне глаза до того, как я начала думать, где раздобыть белый генератор громкого ржания и вони.

Скоро впереди появляется большая, как стадион, огороженная площадка, где как раз выгуливают пару лошадей. Одна из них, гнедая и тонконогая, заметно прихрамывает. Я опасливо озираюсь по сторонам в поисках посторонних, но поблизости нет никого, кроме обслуживающего персонала. А им вообще как будто нет до нас дела.

— Расслабься, — слегка посмеивается Вадим. — Я не настолько отбитый, чтобы приглашать на шпионскую сходку парочку свидетелей с телефонами.

— Прости, что предпочитаю верить своим глазам.

— Хорошее качество, но раз мы решили быть партнерами — тебе придется научиться мне доверять.

Мы останавливаемся около заграждения и я, взобравшись на верхнюю часть забора, наслаждаюсь тем, как другой жеребец, молодой, горячий, серый «в яблоко», лихо берет одно за другим сразу несколько препятствий. Я ни черта не разбираюсь в лошадях и породах, почти ничего не знаю об их экстерьере, но этот конь выглядит очень дорогим.

— Готовишь его на скачки? — не могу удержаться от вопроса. Хотя с трудом представляю, есть ли в наших краях что-то подобное.

— Мои лошади не участвую в скачках.

— Сейчас ты скажешь, что просто наслаждаешься их видом, а деньги на содержание всего этого рая просто падают с неба.

Даже очень, очень богатые люди не могут позволить себе роскошь содержать гектары земли, покупать корма, оплачивать работу обслуживающего персонала — и не иметь с этого абсолютно никакого финансового выхлопа. А у Вадима здесь просто море земли, почти в буквальном смысле, и около десятка лошадей. И сам он вряд ли подпольная звезда первой десятки мирового списка «Форбс».

— Вот эта лошадь, — Вадим показывает на хромую кобылу, которая просто ходит кругами по стадиону, и работающий с ней мужчина только очень ненадолго пускает ее аллюром, — принадлежит одной женщине. Подарок мужа на их юбилей. Лошадь повредила сустав, ей требуется лечение и мои люди как раз этим занимаются. Один мой жеребец готовится встретить кобылу для вязки. Вчера привезли кобылу, которой тоже требуется лечение. А еще у меня арендуют загоны люди, которые могут позволить купить себе лошадь, но у которых нет финансовой возможности — или желания — выстраивать им отдельный лошадиный рай. Все это, как ты понимаешь, я не делаю за «спасибо».

— И оно правда окупается?

— И даже с небольшим бонусом, — подмигивает Вадим, становится рядом и уверенно берет меня за талию двумя руками. — Спокойно, Лори, я просто тебя страхую.

Только после этих слов я замечаю, что слишком наклонилась вперед, и если бы не поддержка Вадима — мое безобразное сальто вперед было бы просто вопросом времени.

Я быстро спускаюсь на землю и делаю так, чтобы расстояние между нами снова стало безопасным, прекрасно отдавая себе отчет, насколько глупо сейчас выгляжу.

— Есть хочешь? — Вадим никак не дает понять, что мое поведение его смешит или раздражает. Он просто вежлив и проявляет заботу, которую в некоторых самцовых сообществах, почему-то именующих себя «Движениями настоящих Альфа», принято считать «рабским».

— Хочу. — У меня был тяжелый день, а после встречи с Завольским я почти силой заталкивала в себя еду.

Вадим предлагает пройтись еще немного, за здание, которое, видимо, служит чем-то вроде главного офиса. На заднем дворе — хорошо бетонирована площадка, столик, стулья, навес от дождя. Все довольно просто, но, на этот раз я не даю обмануть себя видимой «дешевизной». Уверена, что даже эти простые на вид стулья из ротанга, стоят почти как крыло от «Боинга».

— Садись. — Вадим отодвигает для меня стул, предлагает плед, от которого я отказываюсь. Погода отличная и на улице тепло даже в закатное время.

Я молча наблюдаю за тем, как он сам приносит еду — две доски с огромными ребрышками «томагавк», еще одну доску с разнообразием овощей на гриле. Два стакана и еще один полный графин с соком. Интересуется, нет ли у меня аллергии на гранаты. И в конце — еще одно блюдо с разнообразием сыров. Не могу удержаться и все-таки воровато хватаю один ломтик, в котором угадываю свой любимый сорт с трюфелями.

— Все это — чтобы усыпить мою бдительность? — спрашиваю я, когда Вадим заканчивает «накрывать на стол» и садится напротив.

— А мне это нужно?

— Ты всегда теперь будешь отвечать вопросом на вопрос?

Он с легкой усмешкой приподнимает бровь вверх, и я сразу понимаю, насколько часто в действительности сама этим грешу.

Какое-то время мы просто едим, обмениваясь разными фразами обо всем — о погоде, о том, как он выбрал своего первого коня, о планах на выходные. Вадим не боится говорить, что в субботу забирает дочь до вечера воскресенья. Ни намека на то, что я могу к ним присоединиться или что-то в том же духе, он просто озвучивает это как данность, часть своей жизни, которую не собирается скрывать.

И я снова вспоминаю Сергея, который на определенном этапе наших отношений вообще перестал говорить прямо и однозначно. Даже чтобы выяснить, увидимся ли мы вечером или заберет ли он меня из библиотеки, приходилось буквально клещами тянуть из него каждое слово, потому что сам он предпочитал отделываться абсолютно размытым «посмотрим» или «я тебе потом скажу». В девяносто девяти процентах случаев его «посмотрим» и «потом» оказывались полным игнорированием меня. А еще позже он начал закатывать мне скандалы, обвиняя в том, что я пытаюсь его контролировать и что кольцо на моем пальце не делает меня его хозяйкой.

— Что ты планировал делать с Завольским до того, как всплыла я? — резко и без предупреждения перевожу разговор в более спокойное и понятное для меня русло. Мы встретились для дела, как партнеры, и чем скорее все это встанет на нужные рельсы, тем лучше для нас обоих.

Вадим откладывает вилку, снова уходит и на этот раз возвращается не с очередным блюдом, а с папкой. Предлагает ознакомиться с ее содержимым.

Внутри — счета и расписки от разных людей. Их много. Несколько… тысяч, возможно. Юридически заверенные документы, с показаниями и всеми необходимыми подтверждениями того, что в разные времена своей жизни люди вложили деньги в подконтрольную «ТехноФинанс» банковскую сеть «Олекс», а та в скором времени обанкротилась и все их долги передала другой банковской сети — «ЮнитиФорс», которая в буквальном смысле занялась рекетом, взымая с людей конские, буквально нарисованные с потолка проценты. С другой стороны, всех вкладчиков личных средств «Юнити» отправляли разбираться в «Олекс» (считай, просто посылали известным маршрутом), аргументируя это нормами закона, которые изначально создавались специально для таких финансовых махинаций.

— Он прикарманил несколько миллионов, — озвучиваю ту примерную цифру, которая первой возникает в голове.

— Умножь это на сто — и как раз не ошибешься, — шокирует меня Вадим. — С самого начала «Олекс» позиционировали себя строительным банком. Государство вливало в него ссуды для подрядчиков, начиналось строительство, а потом случался «удобный» акт по земле — грунтовые воды, риск оползня, нестабильная почва. Создавалась комиссия, сносился фундамент, начиналась новая разработка с целью «подготовки оптимального фундамента», и так по кругу бесконечное количество раз. В итоге банк получал сразу из двух рук — и долю вкладчиков, и долю государственного кредитования.

— И в один день все это просто обанкротилось без обязательств, — заканчиваю за него.

— Там действительно огромные деньги, Лори. Но самое ужасное — люди, которые отдали их этому мудаку, копили эти деньги всю жизнь. Некоторые продали свои «однушки», чтобы вложиться в долю.

Я прекрасно знаю, что такое ипотека. Снова перебравшись сюда, я взяла свою квартиру в кредит, и хоть у меня была стабильная работа с хорошим доходом и финансовая «подушка», мне все равно периодически снились сны, как меня посреди бела дня вышвыривают на улицу из-за того, что я на сутки просрочила выплату по кредиту. Я знаю сотрудников «ТехноФинанс», которые буквально сносят все моральные и трудовые издевательства, потому что бояться потерять работу и лишиться жилья, в котором живут, но которое не будет их собственностью еще лет десять.

— Откуда это у тебя? — Еще раз просматриваю документы, обращая внимания на даты — это дела тех дней, когда я была еще студенткой. Естественно, так глубоко в прошлое Завольского я не копала.

— Просто у меня было время и возможности навести справки, — уклончиво отвечает Вадим.

Я прищуриваюсь, давая понять, что хотелось бы узнать подробности, но его ответный взгляд в упор красноречивее любых слов говорит, что он согласен быть откровенным в ответ на такую же откровенность с моей стороны. Логично и совершенно справедливо, но прежде чем я собираюсь открыть рот, среди бума, которые разложены передо мной, я замечаю знакомую фамилию.

Достаю листок и несколько долгих секунд вчитываюсь с содержимое искового заявления, среди которых несколько раз фигурирует «Гарин А. В.»

— Это чушь! — бросаю документ на стол, словно он отравлен и токсин может просочиться мне в кровь через кожу на пальцах. Встаю, едва не завалив резко отодвинутый стул. — Эти документы… филькина грамота!

Вадим откладывает салфетку и встает следом. Перечитывает проклятую бумажку, вертит ее со всех сторон.

— Лори, поверь, здесь не может быть подделок, потому что каждая бумага получена лично от заявителя, с его подписью и заверением у нотариуса.

— То, что там написано — ложь! — Мне снова адски больно в груди от одной мысли о том, что даже спустя столько лет, имя моего отца до сих пор смешивают с грязью.

— Что именно ложь?

— Все! — Я представляю, насколько истеричной выгляжу, но ничего не могу с этим поделать.

Прошлое накрывает с головой, как цунами. Тот ужасный день, когда в наш дом заявились «маски-шоу» — валящийся лицо в пол отец, со скрещенными за спиной руками в наручниках. Мама в слезах и с платком бежит, чтобы вытереть кровь с его лица, но один из громил в спецовке просто толкает ее на пол, словно побирушку. И тихий гул уже почти безликих слов в моей голове: «Все будет хорошо, солнышко, это просто недоразумение, рассосется».

— Черт, — я отступаю, неловко становлюсь на стопу и едва не падаю.

И Вадим снова очень вовремя приходит на помощь.

— Так, Лори, давай ты просто сядешь, выдохнешь и спокойно все объяснишь.

Его спокойный голос и уверенный синий взгляд действуют успокаивающе. Я, блин, не знаю почему, нов эту минуту уровень доверия к этому мужику так высок, будто мы знакомы три жизни. Он дает мне стакан с соком, я делаю пару глотков и кое-как восстанавливаю дыхание. Только после этого, собравшись с силами, говорю:

— Александр Гарин — мой отец. Уверяю тебя — он не имеет никакого отношения к махинациям Завольского. Он всегда стоял на пути у этого старого мудака. За что и поплатился. Жизнью.

Я по-детски громко шмыгаю носом.

— Твой отец. — Вадим озадаченно хмурится. — В смысле, ты…

— В смысле, да. Та самая, которая официально признана утонувшей.

Вадим наверняка слышал об этом. Историю нашей семьи в СМИ мусолили несколько месяцев, даже придумали ей издевательское название в духе Алана По — «Падение дома Гариных». Тогда на костях моей родителей не нажился только ленивый — снимали ток-шоу с издевательскими расследованиями, экстрасенсы пытались вызывать духов через вещи, которые якобы нам принадлежали. Мне больше всего запомнился сюжет, в котором тетка с дредами и нарисованным на лбу полумесяцем, вызвала якобы моего духа через «те самые кеды», которые нашли на берегу. Конечно же, это были абсолютно другие кеды, еще и на пару размеров больше, а пургу, которую она несла, я выблевывала еще несколько дней.

— Лори, я не знал. — Голос Вадима возвращает меня в реальность.

— Никто не знает. — Я запинаюсь. — Хотя нет, знает. Твоя… Марина в курсе. Мы с ней вместе учились и были подругами. Не самыми лучшими, но, кажется, кроме нее больше никто не знал такое количество моих секретов.

Он снова берет паузу, обдумывает и потом коротко бросает: «Теперь ясно».

Теперь в его голове должен был сложиться пазл, почему я так упорно брыкаюсь. Можно считать меня кем угодно, но если бы на месте Марины была любая другая женщина, и даже если бы они были официально женаты и проживали вместе — я все равно продолжила бы с ним трахаться. И меня ни за что не мучила бы совесть.

Я немного побаиваюсь, что сейчас наша деловая встреча снова скатится в обсуждение наших несостоявшихся «отношений», но Вадим не делает к этому никаких порывов.

— Давай прогуляемся? Похоже, с едой на сегодня все. — Он смотрит на кусок мяса, к которому я едва притронулась.

Я соглашаюсь, и мы вместе идем на ту часть конюшен, где вообще никого нет и территория разграничена на несколько зон под застройку. У Вадима большие планы на это место, но мне оно нравится даже в таком виде — видно, что архитекторы и ландшафтные дизайнеры стараются по максимуму сохранить все в первозданном виде. И в моей голове снова воскресает огрызок прошлых выходные на даче Наратовых, где абсолютно весь природный ландшафт просто сравняли с землей, чтобы на его месте выстроить типовый особняк в стиле «дорогобогато».

Мне не нравится, что я начинаю так сильно идеализировать Вадима.

Когда-то, точно так же, я собственными руками возвела на пьедестал Сергея, влюбилась в него и позволила ему абсолютно все. Некоторые вещи, которые он позволял себе в наших отношениях, мне до сих пор тошно вспоминать.

— Эти документы не подделка, Лори, — наконец, говорит Вадим, когда мы подходим к небольшому оврагу, внизу которого течет небольшая речка.

— Мой отец не мошенник, — упрямо твержу я. — Ты не знал его, а я знала.

— Он был твоим отцом, Лори.

— Если это намек на мою необъективность, Авдеев, то ты крепко ошибаешься. Папа не был святым. В мире больших денег святых распинают в первую очередь — мы оба это прекрасно знаем. Но он никогда не воровал. Тем более не взял бы последнее у многодетной семьи.

Вадим вздыхает.

— Знаешь, я вообще не понимаю, почему должна в чем-то перед тобой оправдываться! — только глухой не услышал бы в этом вздохе недвусмысленный намек, что во всей этой истории я пытаюсь играть роль слепого защитника. — Завольский прибрал к рукам бизнес моего отца. И ради этого он просто извел его в могилу!

— Лори, конечным бенефициаром «ЮнитиФорс» был Александр Гарин.

— Нет. — Мотаю головой.

— У меня есть доказательства. — счета, переводы, движение денег, которые перетекали в активы твоего отца. Они делали это вместе с Завольским. По крайней мере, с самого начала во всей этой мошеннической схеме Гарин и Завольский были партнерами.

— Это бред. — Я хватаю валяющийся под ногой камень и с досады швыряю его в воду. Если бы так же просто было утопить все мои сомнения, которые возникли секунду назад, но уже размножились в геометрической прогрессии. — Папа всегда говорил, что Завольский — грязная хитрая тварь, и что ни один приличный человек не станет вести с ним дела. Он не был настолько…

Язык не поворачивает сказать слово «лицемер», но оно все равно материализуется в воздухе даже без единого звука.

В памяти неожиданно всплывает странный обрывок прошлого, в котором я бегу через весь длинный коридор. Босые ноги шлепают по полу, на мне длинная пижама, но она почему-то вся в мокрых желтых пятнах. И в ноздрях знакомый неприятный запах. Где-то впереди маячат две фигуры — мужская принадлежит моему отцу, а женская…

«Вы ничего такого не видели, Лидия Валентиновна!» — говорит папа, и она покорно кивает в ответ. — Такого просто не может быть, вы же понимаете? Они брат и сестра!»

Лидия Валентиновна.

Почему-то даже мысленно мой язык выворачивает сказать «Ваветинова».

Она иногда нянчилась со мной, когда родители уезжали на отдых или просто хотели провести вечер за стенами дома.

— Нет, черт подери. — Я снова бросаю камень в воду, но он недолетает всего каких-то несколько сантиметров и падает на берегу.

— Чтобы прижать Завольского, мне не хватает документов, которые подтвердят финансовую связь между «Олекс» и «ТехноФинанс», — говорит Вадим. На этот раз его голос звучит максимально твердо, как будто он уже решил, что несмотря на вскрывшиеся факты, все равно не остановится и пойдет до конца.

— Хочешь, чтобы я собственными руками помогла тебе смешать с дерьмом имя моего оцта?

— Хочу, чтобы ты мыслила здраво, как та девушка, которая сюда сегодня приехала.

Если бы я была уверена, что мне хотя бы на немного станет легче от этого, я бы исцарапала его красивое лицо до неузнаваемости. Но я знаю, что легче мне станет только когда я сама раскопаю эту историю, и докажу, что мой отец никогда в ней не участвовал. А его имя, и все, что с этим связано, Завольский как обычно подтасовал: это его фирменный почерк — всегда заранее находить козлов отпущения.

— Завольский, чтобы свергнуть моего отца, провернул махинацию длиною в год, Авдеев. Я знаю, как все было на самом деле, потому что варилась в том же котле. Потому что меня тоже назначили жертвой, и я тоже помогла Завольскому, Угоричу и Наратову просочиться в мою семью. Потому что была глупой и наивной, потому что верила в человеческую порядочность. Мой отец был таким, Авдеев, и если ты планируешь отомстить за поруганную часть своей обожаемой Марины, откопав и снова полив дерьмом его кости, то у тебя ни хрена не получится!

Господи, и о чем я только думала, когда назначила его лучшим мужчиной в моей жизни? Он такой же как остальные — просто хочет дойти до цели по самому короткому пути, и не важно, сколько и чьих трупов для этого придется закатать в бетон. Те же яйца, только в профиль. С красивой, блин, мордой.

— Ты всегда называешь людей по фамилии, когда хочешь от них отгородиться?

— Подчеркиваю статус наших с тобой сугубо деловых отношений, Авдеев.

— Хорошо, Заволськая, как скажешь, — уже заметно язвит Вадим.

— Я, блять, Ван дер Винд, а никакая не Завольская!

Я буквально силой вдавливаю ладони в карманы толстовки, потому что в эту минуту мне с одинаковой силой хочется врезать ему по морде и набросится с недвусмысленным намеком на секс. Это просто адреналин. Я целый год лечила голову с разными специалистами, чтобы в конечном итоге научиться понимать биохимию реакций собственного тела.

— А может Гарина? — повышает ставки Вадим, резко пододвигается ко мне, легко, будто собачонку, берет за грудки одной рукой и подтягивает к своему лицу, так что мы почти сталкиваемся носами. — Или просто Лори, которая ищет разовых любовников, потому что боится пускать кого-то дальше своего красивого фасада?

— Да пошел ты! — громко шиплю я, но мои руки уже взлетают вверх, зарываются ему в волосы.

Мы так резко притягиваемся друг к другу, что от удара зубами во рту появляется соленый привкус крови. Я почти сразу чувствую, как на нижней губе напухает маленькая ранка. Маленькая часть моего мозга еще сигнализирует о том, что нужно немедленно прекратить, но я все-равно тянусь к нему, как будто оказалась в открытом космосе и губы этого мужика — единственный доступный источник кислорода, без которого я просто сдохну.

Мы буквально сжираем друг друга.

На этот раз я широко и доступно открываю рот, позволяя его языку там хозяйничать.

А сама что есть силы сжимаю в кулаках его волосы, которые просто чертовски мягкие и охеренные, как будто это какая-то дорогущая грива. Почему, блин, в этом мужике все настолько идеально, что в моменты помутнения рассудка, мне даже споткнуться не о что?

Я прижимаюсь к нему еще сильнее, буквально как будто хочу оставить на его коже подлый отпечаток своего тела, чтобы Марина обязательно это увидела. Чтобы вся эта идиотская ситуация просто рассосалась сама собой. Она увидит, поймет и просто перестанет мне названивать, как это часто бывает с друзьями детства, которые в один из дней просто уходят в прошлое, чтобы больше никогда оттуда не вернуться.

А потом вдалеке громко и навязчиво срабатывает автомобильная сигнализация.

— Да блин… — Вадим пытается удержать меня, пока я настойчиво выдёргиваю себя из его хватки. — Лори, это просто машина. Сейчас разберутся и…

— Это моя машина, Авдеев. — Усмехаюсь и быстро стираю ладонью его поцелуй со своих губ. — Я этот звук узнаю из тысячи.

До стоянки мы возвращаемся энергичным шагом, не сказав друг другу ни слова.

Только пару раз ловлю на себе взгляды парочки сотрудников, недовольных тем, что моя машина так долго материлась и напугала лошадей. Вадим закрывает за мной дверцу, когда сажусь в салон, но остановится рядом, опираясь руками на открытое водительское окно.

— Мы договорились, Лори? Ты поможешь мне найти доказательства, а я помогу тебе утопить Завольского. Твоя схема, плюс эта кража бабла из государственного кармана — после такого он больше никогда не всплывает.

«И Марина будет довольна?» — хочется поинтересоваться напоследок, но я втягиваю губы в рот, на мгновение снова больно прикусывая свежую рану на губе. В ближайшие несколько дней я буду вспоминать этот поцелуй каждый раз, когда буду пить кофе, есть или просто разговаривать.

— Мой отец не имеет к этому отношения, Авдеев. Я найду доказательства, и ты в этом убедишься.

— Меня интересуют доказательства вины Завольского, а не то, какое отношение к этому всему имел Александр Гарин.

— Потому что ты заранее назначил его виновным.

— Нет, Лори, потому что это не имеет никакого отношения к Завольскому. Твой отец, был он виновен или нет, знал что-то об этом или нет, уже за все заплатил. Я не имею привычки мстить покойникам.

— А я имею привычку мстить тем, кто причинил боль моей семье. — Я локтем отталкиваю его руки и как только Вадим отходит, завожу мотор. — В пятницу вы подписываете сделку. Надеюсь, не нужно напоминать, что если мы столкнемся в офисе, здороваться со мной не нужно?

Он просто улыбается, хотя, честно говоря, на его месте я уже выписала бы мне пару ласковых.