Соль под кожей. Том второй (СИ)

Глава двадцать восьмая: Данте

Прошлое

По пути в больницу вызваниваю Павлова и коротко посвящаю его в проблему. Даже не удивляюсь, что в ответ на мое требование найти мне лучшего в мире специалиста и больницу, он обещает приехать на место и прежде чем пороть горячку, ознакомиться с ее анамнезом.

— Ненавижу всю вашу белохалатную братию, блять, — говорю едва разжымая губы, потому что в них зажата вторая о счету сигарета за последние несколько минут. Прошлую я скурил за четыре затяжки, и только после этого у меня перестали трястись руки. Но жопа так и не разжалась. — Перестраховщики ебаные. Я что — так много прошу?!

— Дмитрий, ради Валерии я сделаю что угодно, — напряженным голосом говорит Павлов, и я слышу знакомый щелчок зажигалки. Поборник здорового образа жизни, блять. — Но есть такие травмы, при которых категорически противопоказана любая транспортировка. И да, чаще всего это именно черепно-мозговые травмы. Мотая ее из больницы в больницу ты можешь сделать только хуже.

— Я не дам этим мясникам раздолбать ей череп!

— Эти, как ты выразился, мясники, профессионалы своего дела и спасли огромное количество жизней.

— Да пошел ты! — уже вообще не понимаю, что несу и на каком свете нахожусь. Может, я уже давно сдох? Окочурился на могиле Алины и мою жалкую грешную душонку колбасит на первом кругу моего персонального ада?

— Все, я выезжаю. Успокойся, Дмитрий, не забывай, что сам под богом ходишь.

К больнице я приезжаю до того, как истекает назначенный мною же лимит времени.

Взлетаю на крыльцо, оттуда — к регистрации. Называю ее фамилию и когда здоровая мужеподобная тетка открывает рот, сразу понимаю, что это с ней я разговаривал по телефону. Не удивительно, что после всего, что я наговорил, она смотрит на меня как на грязь из-под ногтей.

— Доктор Павлов уже здесь?

— Кто? — Она как будто делает огромное одолжение, просто раскрывая рот в мою сторону.

— Значит, не приехал, — говорю себе под нос и, махнув на нее рукой, иду о направлению к реанимации.

Сначала это просто обычный коридор, который дважды «спускается» ниже уровня пола несколькими короткими ступенями. Но постепенно он превращается в тонкую, обложенную мертвенно-белым кафелем, в которой каждый мой шаг рождает громкое зловещее эхо. И здесь почти нет людей, а светильники под потолком выглядят так, словно их взяли из реквизита какого-нибудь документального фильма про концлагеря. Да блять, черта с два я позволю, чтобы мою Лори разрезали как рыбину в этом уродливом месте!

Но когда коридор заканчивается, я оказываюсь около белоснежных дверей, над которыми ярко горит табличка: «Реанимация». На двух лавочках у стен сидят люди — разношерстные, по которым тяжело сказать, чем они занимаются и сколько зарабатывают. Обо всех, кроме, пожалуй, сморщенной сутулой бабульки, которая держится особняком ото всех. Она единственная, кто замечает мое присутствие: смотрит прямо на меня, хотя из-за обилия сладок вокруг ее глаз, я вообще с трудом понимаю, есть ли они у нее вообще.

— Мне нужен врач, — громко привлекаю к себе внимание. — Где я могу поговорить с врачом?

Седой мужик что-то мямлит о том, что они все здесь по той же причине. Длинная и сухая как стебель женщина приговаривает, что доктора нет уже больше часа, что так нельзя относится к людям, которые ничего не знают о своих родных и тут же начинает громко плакать. Сидящий справа от нее парень громко сморкается в мятый носовой платок.

Да твою ж мать.

Я делаю короткий реверс обратно по коридору, надеясь найти незамеченный коридор или дверь, или любое другое место, попав в которое, смогу найти человека, способного ответить на мои вопросы. Но в этом проклятом царстве Аида вообще ничего нет! Только какие-то далекие звуки сирен, вздохи, громкое сморкание мелкого придурка и причитания обездоленных родственников. Они наперебой делятся друг с другом своим горем, как будто эта боль уже слишком невыносима, чтобы нести ее в одиночку. Хотя со стороны это похоже на попытку хромого переложить свою ношу на безногого.

Я подхожу к двери и, наплевав на все, громко стучу в нее кулаком. Это производит два эффекта: по-первых, плакальщики мгновенно затыкают рты, а во-вторых — за дверью раздаются шаги.

— Вы чего тут хулиганите, молодой человек?! — громко спрашивает девчонка, которой на вид не больше чем моей Лори. Белый костюм и шапочка намекают, что она — медсестра.

— Валерия Ван дер Виндт, — произношу четко по словам, потому что знаю, как эти казенные сотрудники любят по десять раз переспрашивать ее фамилию. — Привезли только что. Черепно-мозговая. Я хочу забрать ее в другую клинику, где о ней позаботятся профессионалы.

Она смотрит на меня как на полоумного, интересуется, кто я такой.

— Любимый братец, — говорю с издевкой, потому что мои нервы уже не выдерживают этого потока ебучей бюрократии. Единственный минус в том, чтобы работать на себя и крутится в мире серьезного бизнеса заключается в том, что со временем полностью теряешь иммунитет к паразитам государственной системы и их «специфическому» отношению. — Где Валерия? Я хочу ее забрать. Что для этого нужно? Персональная машина «скорой»? Личный самолет?

Достаю телефон давая понять, что не шучу и если нужно — по одному моему звонку сюда подгонят хоть всю спасательную технику.

Девица окидывает меня высокомерным взглядом, а потом, бросив короткое «Ожидайте, доктор скоро выйдет», захлопывает дверь прямо перед моим носом.

Когда я в сердцах снова фигачу в нее кулаком, она больше не открывается.

— Мы все здесь ждем, — нервно приговаривает молчавшая все это время тучная тетка в платке. — Вы как будто особенный, молодой человек.

— Особенный, да, — огрызаюсь без зазрения совести. Какого хуя она придумала меня стыдить?

— Не грубите, — вступается мужик в спортивном костюме, который выглядит так, словно пришел сюда с намерением вывести кого-то на спор и устроить мордобой.

— А то что? — охотно ему «подыгрываю», потому что сам с удовольствием оторву кому-то голову.

— Сопляк, ты совсем что ли берега попутал! — напирает мужик, в повадках которого уже очень хорошо угадываются характерные «изюминки» работников сфера правопорядка.

Я верю в то, что в природе существуют четные неподкупные менты, но это явно вымирающий вид.

— И охота вам петушиться, — внезапно подает голос та сухонькая бабулька, и я чувствую себя так, словно мой рот только что просто стерли с лица.

То есть, пытаюсь что-то говорить, но это тупо невозможно, потому что губы не слушаются, язык задеревенел и я даже мычать не могу. Судя по выпученным глазам мужика — он чувствует примерно то же самое.

Да что за хуйня?!

Но нас перебивает скрип открывшейся двери и появившийся из нее доктор — высокий и довольно мощный мужик лет сорока, выглядящих так, будто тоже нарочно прибежал на звук намечающейся потасовки. Окидывает нас хмурым взглядом, а потом спрашивает, кто тут родственники Кузнецовой Татьяны Филипповны.

Мужик сразу подается вперед, почему-то становясь мертвецки бледным.

— Это я, я, — говорит дрожащим голосом и зачем-то разжимает кулаки, которыми только что собирался начистить мне морду. — Таня моя жена. Да.

— Мне очень жаль, — роботическим, лишенным любых эмоций голосом говорит доктор. — Мы сделали все, что смогли, но гематома была слишком большой и прошло…

Я перестаю слушать, потому что переключаю внимание на старушку, которая медленно ковыляет по коридору от нас. Понимаю, что круглый идиот, но на всякий случай провожу ладонью по лицу, проверяя, на месте ли мой рот. Но стоит мне на секунду упустить ее из виду — как от нее уже и след простыл. Я делаю несколько шагов вперед, надеясь увидеть ее силуэт в полутемном коридоре, но старухи реально нет. Она как будто растворилась.

Ладно, да и хер бы с ней.

— Я хочу забрать Валерию Ван дер Виндт! — успеваю остановить его до того, как доктор снова скроется за дверьми.

Он останавливается, смотрит на меня как на придурка, а потом выразительно сует ладони в карманы, как будто только это останавливает его от желания выписать мне профилактических пиздюлей.

— Валерия Дмитриевна не транспортабельна.

— Я хочу ее забрать, — твержу как заводной попугай.

— Молодой человек, что именно в слове «не транспортабельна» вам не понятно? Мы стабилизировали ее состояние, но оно крайне тяжелое и пока вы тут боксировали дверь, персонал больницы делал все возможное и невозможное для того, чтобы сохранить жизнь вашей сестре. Позвольте вам напомнить, что в вопросах жизни и смерти ваши деньги и понты ничего не решают.

Нужно отдать ему должное — отлично меня нокаутировал. Чувствую себя обоссанным с ног до головы.

— Так, все, я здесь! — слышу голос Павлова за спиной. — Сергей, привет.

Он выходит вперед, как бы ненароком отодвигая меня плечом. Пожимает доктору руку и по их короткому разговору понимаю, что они как минимум хорошо знакомы. Павлов извиняется за мое поведение и отводит доктора в сторону, чтобы переговорить без свидетелей.

А у меня из головы почему-то не выходит та сухая старушка, и от воспоминаний о ней челюсть опять сводит приступ немоты.

— Вы ее видели? — спрашиваю Павлова, когда он снова подходит ко мне.

— Что? Кого?

— Старуха. Она должна была идти вам навстречу. — Киваю на коридор, прикидывая, что они никак не могли разминуться.

— Какая старуха, Дмитрий? Вы в порядке?

Ловлю его обеспокоенный взгляд. Для полного признания меня свихнувшимся не хватает только пощупать лоб и исключить белую горячку. Мысленно даю себе пинок под зад и напоминаю, что мне перевалило за тридцать, а в призраков и прочую чертовщину я не верил даже в глубоком детстве. Как говорится — нечего и начинать.

— Что с Валерией? Когда ее можно будет забрать?

— Она стабильно-тяжелая. В таком состоянии ее категорически нельзя транспортировать. Врачи сделали чудо, но операция нужна срочно, точнее — ее нужно делать прямо сейчас.

— В этом сортире?! Вы, блять, шутите?

— Дмитрий, да послушай же меня! — Павлов резко переходит на «ты» и, взяв меня под локоть, словно трепетную лань, отводит подальше от других посетителей.

До меня только сейчас доходит, что странный надоедливый звук, от которого меня тянуло матерится в голос — это вой того мужика, от драки с которым меня сдержал только вовремя появившийся Павлов. Ну да, сегодня ему не повезло. Блять, даже думать не хочу, какие звуки издавал бы я, если бы доктор сказал: «Мне очень жаль, но Валерию спасти не удалось».

Я чувствую прилив ледяного пота по всему телу, стоит представить, что Лори может исчезнуть из моей жизни. И не просто переехать на другой конец географии, не заблокировать мои номера, а быть там, откуда я не смогу достать ее за все деньги мира.

Стоп.

Что она вообще тут делала? Она же должна быть минимум пятьсот километров от столицы?

— У Валерии большая гематома, — голосом дотошного учителя, разжевывает Павлов, — это такой сгусток крови между черепом и мозговым веществом. Крайне неприятная вещь, которая может обернуться любыми последствиями. То, что она до сих пор жива — исключительная заслуга местных врачей. В том числе — Астахова, одного из лучших черепно-мозговых хирургов, которых я вообще знаю. Ты очень ошибаешься, если думаешь, что облегчишь ее состояние, устраивая никому не нужные перевозы из одних четырех стен — в другие. Если Валерию не спасут здесь — ее не спасут нигде, и никакие модные кондиционеры и душевые в палатах за пятьсот евро в сутки не уменьшат количество крови в ее голове!

Я заторможенно киваю.

Что она здесь делала? Зачем приехала?

— Дмитрий, ты должен разрешит врачам делать свою работу. Это лучшее, что ты можешь сейчас для нее сделать. — И, помедлив, нехотя добавляет: — Единственное, что мы оба можем для нее сделать. Проклятье, ей же всего двадцать три.

Зря он озвучил эти цифры — теперь они крутятся у меня в голове как навязчивая идея, как чехарда из двух цифр, из которых складываются причудливые мозаики.

Кажется, еще немного — и у меня реально поедет крыша.

— Дмитрий, ты должен подписать согласие, — настаивает Павлов.

Снова киваю.

Чувствую себя совершенно беспомощным.

Несколько минут туплю в кафельную стену напротив, а потом вскидываюсь, потому что внимание привлекает эхо нескольких пар тяжелых шагов.

Товарищи в форме. И прежде, чем они подходят, я уже знаю, что они пришли поговорить о Валерии.

— В чем дело? — снова загораживает меня Павлов, но на этот раз я отодвигаю его в сторону.

— Кто был за рулем? — спрашиваю прежде, чем кто-то из двоих полицейских успевает открыть рот.

— Капитан Макаров, — представляется тот, что повыше.

— Лейтенант Круг, — берет под козырек его напарник.

— Кто был за рулем?! — Плевать на их фамилии и звания, меня интересует только моя Валерия.

— В момент аварии за рулем был… — Капитан лезет в казенную папку с документами, чтобы подсмотреть. — Денисов Роман Денисович.

— В душе не ебу кто это, — озвучиваю те единственные мысли, которые у меня есть по поводу этой совершенно незнакомой фамилии. Но сразу чувствую острый прилив желания свойственными руками уложить этого пидораса в сырую землю. — Я так и знал, блять! Лори всегда очень аккуратно водит машину! Знаете, блять, сколько раз нас останавливали менты за то, что она едет слишком медленно?!

— Дмитрий… — Капитан снова подглядывает в свою папочку, — Александрович, я понимаю ваше состояние, но вынужден задать вам несколько уточняющих вопросов.

— Где этот гандон? — порываюсь вперед, но Павлов хватает меня за плечо и удерживает на месте. — Я эту суку на хер выпотрошу!

Если вдруг он сдох на месте — меня такой вариант тоже не сильно устраивает, потому что в таком случае мразина слишком легко отделался. То, что Гото с ним сделать я, и близко не так приятно, как влететь башкой в столб. Клянусь, если бы его поставили передо мной прямо в эту минуту — я бы содрал с него кожу, а потом собственными руками переломал каждую кость в его поганом теле, и сделал бы все, чтобы гнида не сдох, а промучался в таком состоянии лет сто.

— В крови Виктории Дмитриевны обнаружена незначительная доля алкоголя, — сообщает капитан.

— И? — Как человек который пару раз попадался на том, что садился за руль бухим, я прекрасно знаю, что «незначительная степень опьянения» может случиться и выпитых накануне пары бокалов шампанского, и от двух глотков утром. Это такая херня, что типовый алкотест ее даже показывает через раз. — Вы мне сейчас типа заливать будете, что это Лори виновата в том, что какой-то уебок не умеет водить машину?!

— Дмитрий, держи себя в руках, — снова притормаживает меня Павлов. По ходу, ему сегодня выпала незавидная участь быть моим голосом разума и совести. А я этих ребят вообще редко слушаю. — Просто ответь на вопросы, это стандартная процедура.

— Где этот гандон?! — Чихать я хотел на их стандартные процедуры, я так хочу крови этого гада, что рот наполняется слюной. — У меня к нему тоже есть пара «стандартных» вопросов, блять!

— Ты не сделаешь ей лучше, если будешь корчить из себя маленького обиженного мальчика! — рычит Павлов. — Успокойся!

Капитан и его шавка молча ждут, пока мы закончим пререкаться.

Мне нужно несколько секунд, чтобы хоть немного привести в порядок мысли.

Ладно, допустим, здесь и сейчас Павлов прав — все равно чуда не случится и никто не выдаст мне на справедливое поругание тушу Денисова Романа Денисовича, хоть бы в каком виде они ни была.

— Мы можем продолжит, господин Шутов? — Капитан как будто нарочно подчеркивает, что несмотря на свой статус, изо всех сил входит в мое положение.

Готов поспорить, эта сладкая парочка уже в курсе, кто я такой и на какие бабки меня можно «раскачать».

Молча киваю, временно удовлетворяясь тем, что в своей голове разрываю бесформенную тушу гандона Денисова на хулиарды маленьких пидарасиков, а когда они с визгом разбегаются в стороны — давлю ботинком и они хрустят как тараканы.

После стандартного уточнения данных Лори, капитан уточняет, как давно она приобрела черный «Таурег». На этом я спотыкаюсь, потому что такой тачки у Лори точно не было. Что я неосторожно произношу вслух.

— Но эта машина зарегистрирована на ее имя, — сверяется с бумажками капитан.

Называет номер и город регистрации — этот, в котором живу я. Я, блять, а не Лори! Потому что я отослал ее из столицы к ее долбаному морю и подальше от меня!

— Валерия Дмитриевна не поставила вас в известность? — Капитан выглядит так, словно поймал с поличным главного преступника года.

— Да, блять, а что в этом такого?!

Я злюсь на себя, потому что сам, по собственной инициативе снова на месяц вычеркнул Валерию из своей жизни. В месяце тридцать долбаных дней, за которые можно успеть натворить что угодно. А иногда для «что угодно» достаточно получаса, придурка, который выйдет в дверь и одного открытого окна.

В сухом остатке имею тот факт, что за этот месяц Лори как минимум приехала в столицу, купила здесь машину и даже умудрилась напороться на пидара, который не знает, чем и как держать руль. «Таурег», блять?! У нее был на двести процентов безопасный «Ленд Крузер», что это за детский бунт?! Или это влияние Денисова Пидараса Денисовича?!

О том, что меня снова несет, понимаю по крепко сжавшимся на моем плече пальцам Павлова. Ладно, хуй с ним, с «Таурегом», пойдет на металлолом, где ему самое место. А Лори, когда поправится, получит от меня еще парочку поучительных подзатыльников.

«Поправится? — У моего внутреннего голоса — нотки иронии Алины. — Или станет еще одной жертвой твоего похуизма, Шутов? Еще одной мраморной плитой, на которую ты будешь трусливо таскать цветы и плюшевые игрушки?»

— Заткнись, слышишь?! — ору во всю глотку и луплю себя кулаками по вискам, в надежде выколотить ее оттуда.

Плевать, что в эту минуту похож на сумасшедшего — я просто хочу, чтобы она замолчала.

— Господа, вы же видите, в каком он состоянии? — заступается Павлов, видимо заодно решивший примерить и доспехи моего ангела-хранителя. — Жизнь Валерии Дмитриевны висит на волоске, а ваши вопросы, насколько я понимаю, не имею существенного значения для расследования ДТП. Если только никто не…

Павлов спотыкается, но я даже в полностью расквашенном состоянии понимаю, к чему он клонит. Если в ДТП есть пострадавшие — то Валерия все равно может быть причастна даже если не сидела за рулем, потому что тачка принадлежит ей. Серьезным тюремным сроком это вряд ли грозит, но если ее начнут таскать по судам, то могут всплыть и другие факты ее биографии. Я абсолютно уверен, что ее поддельные документы сделаны на совесть и в повседневной жизни докопаться до чего-то просто невозможно, но если за дело возьмется полиция — хуй его знает, как глубоко будут копать эти архаровцы и что могут вырыть.

— «Таурег», зарегистрированный на имя Виктории Дмитриевны Ван дер Виндт, совершил наезд на пешехода, — сообщает капитан. — Гражданка Костина Алина Геннадиевна, получила телесные повреждения легкой и средней тяжести, в данный момент ее жизни ничего не угрожает.

— Алина? — Это шутка такая?

— Костина Алина Геннадиевна, тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года рождения. Вам знакомо это имя?

Если бы Алина была жива, то сейчас ей было бы двадцать девять, потому что она родилась в том же году. Это какой-то блядский сюр.

— Впервые слышу, — говорю с каменной мордой. — Дайте угадаю — гражданка Костина написала заяву? Только причем тут Валерия?

— Дело в том, — капитан внимательно следит за моей реакций, — что есть свидетели, утверждающие, что за рулем находилась именно гражданка Ван дер Виндт. Это косвенно подтверждает и тот факт, что у второго пассажира, Денисова Романа Денисовича, присутствует только легкое сотрясение мозга и легкие ссадины головы. Будет еще дополнительно расследование и техническая экспертиза, но предварительный осмотр «Таурега» подтверждает, что характер полученных Валерий Дмитриевной травм совпадает с вмятинами на корпусе автомобиля. Пассажирская сторона почти не пострадала и…

— Совпадает, блять?! Вы ее синяками прикладывали что ли? Что у вас там совпадает?! У Лори нет ни одного штрафа за нарушение ПДД! Идите на хуй! Где, блять, этот пидар гнойный?! Какого хуя вы не задаете вопросы ему?!

Где-то на заднем фоне раздается металлический лязг дверей, шаги и Павлов снова влезает между мной и неприятностями.

— Господа, предлагаю на этом пока закончить. — На этот раз он становится между мной и «сладкой парочкой» в форме, готовый, в случае чего, отхватить с обеих сторон. У этого мужика реально стальные яйца — на его месте я бы давно завалил мне хлебало. — Дмитрию Александровичу предстоит уладить вопросы с операцией Виктории. Его на месте происшествия не было, ничего по существу дела, кроме уже сказано, он все равно не добавит. Валерия находит в критическом состоянии и так же не даст показания. Здесь ее лечащий врач, если вы хотите — можете переговорить с ним.

Потоптавшись на месте еще секунду, лейтенант записывает мои контакты, и полицейские, наконец, переключаются на хирурга.

— Дима, да что у тебя в голове! — как на нерадивого сыночка, прикрикивает на меня Павлов. Не огрызаюсь только из уважения к его терпению и в целом к самому этому мужику. — Тебе ничего не нужно делать — просто молчать, но ты даже в таких простых вещах умудряешься наломать дров.

— А если бы это была твоя дочь, Павлов? — Кривлюсь, вспоминая как мгновенное взвился, стоило мне просто поглазеть в ее сторону. — Ваша любимая девочка с ее милыми кучерями и личиком-сердечком, по вине какого-то пидара сейчас болталась между жизнью и смертью, потому что в ее голове бултыхается стакан крови — что делали бы вы, а? Блять, какого черта она вообще приехала?! Что ей тут понадобилось?

— Валерия приезжала из-за тебя, — нехотя говорит Павлов.

И я в который раз за день чувствую, как в спину впиваются ледяные иглы дерьмового предчувствия.

— Я не звал ее, блять! — снова повышаю голос, но на этот раз сам беру себя в руки. На фоне стонущего новоиспеченного вдовца, мой мат и правда звучит как сатанинская месса во время летаргии. — Павлов, я с ней месяц не разговаривал, ни единым словом не обмолвился, ни строчки не написал! И знаешь что? Она тоже на меня хер забила! Так что…

— Мы так договорились, — перебивает Павлов, но и ему перебивает подошедшая медсестра.

Протягивает бланки, которые я должен заполнить перед тем, как голову моей Лори расколют, словно орех, чтобы откачать оттуда кровь, которая мешает ей жить. На пару с Павловым (точнее, под его диктовку) я заполняю дурацкие строчки казенными фразами, как будто пишу не про живого человека, а заполняю лабораторный лист на ручного кролика, прежде чем сдать его на опыты.

— Ты поступаешь правильно, — говорит Павлов, прежде чем снова надолго оставить меня одного.

Мне нужен трехлитровый бутыль крепкого как ад кофе, чтобы просеять все это дерьмо и вычленить только то, что действительно важно.