Соль под кожей. Том второй (СИ)

Глава сорок первая: Лори

Настоящее

— Ты вернулась?! — Андрей выбегает мне навстречу, стоит переступить порог дома.

Я присаживаюсь на полку для обуви и перевожу дыхание, медленно, без помощи рук, стаскивая туфли, в которых всю обратную дорогу мучилась словно в колодках. Выдыхаю, протягиваю вперед ногу и взглядом предлагаю Андрею помассировать ступни. Он сначала непонимающе водит глазами, изображая тупую рыбку, потом, когда мозг в его голове совершает сложный мыслительный акт, смотрит на мою ногу.

Ступни распухли до размеров сытой лягушки. Да и выглядят примерно так же.

На лице Андрея написано такое отвращение, будто я предложила ему заняться сексом.

— Тебя отпустили?! — переключается на старую пластинку. — Так… и должно быть?

— Нет, вообще-то мне уже выдали полосатую арестантскую робу, но я отпросилась домой переночевать и взять зубную щетку. Завтра нужно подъехать к шести, — делаю вид, что копаюсь в сумке, — где-то тут были талончики на бритье головы и сеанс клеймения. Хотя, я слышала, за два блока сигарет и шесть банок тушенки можно договориться просто набить номер. Вот здесь, — хлопаю себя по затылку.

Андрей громко матерится, начинает бегать вокруг и причитать, как тяжело ему было сегодня, как мерзкие дядьки на него давили и угрожали, и что все они заплатят за это своими должностями. Я даже внимания не обращаю — было бы странно, если бы вдруг он посыпал голову пеплом и признал, что обделался от страха.

— Есть какие-то инструкции от твоего отца? — спрашиваю я, ложусь на диван и с облегчением закидываю ноги на подушку. В свете недавно принятого решения оставить ребенка, надо почитать хотя бы какую-то литературу на тему материнства. Хочу знать, длятся ли эти страдания все девять месяцев или скоро наступит долгожданное облегчение.

— Он просил позвонить ему, когда ты выйдешь на связь.

— Именно так и сказал? Ты пересказываешь слово в слово?

Я не просто так придираюсь, потому что в контексте случившегося, имеет принципиальное значение, использовал старый боров слово «когда» или «если». Во втором случае, мое появление живой и здоровой его точно не порадует. Хотя, даже если бы эта «проверка» не была частично инсценирована, нет ни единой объективной причины сажать в колодки именно меня — человека, который во всей этой финансовой махинации стоит ровно ни фига. С другой стороны — Завольскому-старшему, если бы он мог влиять на процесс, ничего не стоило бы повесить на меня всех собак. Как однажды он уже поступил с моим отцом. Как до и после той истории поступал со многими другими людьми. Если бы он хотя бы каким-то боком был причастен к происходящему — никакого «когда» не было бы. Но зато очень могло быть «если» на случай, если что-то пойдет не по плану.

Хотя, объективности ради — Завольский так носился с моей беременностью, что вряд ли стал бы меня утилизировать до того, как вскрылась права.

Забавно.

Я горько улыбаюсь, представляя гомерическую сцену в лучших традициях «Декамерона», где старый боров тычет в Авдеева, упрекая что тот задел мне ублюдка, а Вадим с квадратными глазами доказывает, что чертовски окончательно и безоговорочно бесплоден.

— Ты что — смеешься? — шелестит где-то неподалеку Андрей, вынуждая меня вынырнуть из созданного в моем воображении «реалити-шоу». — Тебя все это … ВЕСЕЛИТ?!

— Повтори еще раз, что сказал твой отец, — не обращаю внимания на его крики. В последнее время истерика стала его почти перманентным состоянием. Может, Андрюша в тайне от всех нас собирается сделал новомодный «переход» и подсел на гормональную терапию? Если бы это могло быть правдой — я бы никаких сил не пожалела, чтобы оказаться рядом и тот момент, когда старый боров узрит любимое дитятко в новом обличии. Жаль, что это простом мечты.

— Приказал, чтобы ты ему перезвонила! — взвизгивает Андрей и бросается наверх.

Но он даже сбежать не может без помарок — дважды спотыкается, один раз почти падает кубарем вниз, но все-таки сбегает. Уверена, где-то там, сидя в запертой комнате, чувствует себя Суперменом, что превозмог два лестничных пролета всего с третьей попытки.

Звонить старому борову мне не хочется таки сильно, что я ощущаю физическую боль в руке, когда пытаюсь нажать на клавишу вызова. Но это нужно сделать, иначе Завольский найдет другой способ заставить меня разговаривать, но уже на своей территории, в окружении его верных псов.

— Какие условия? — первое, что слышу в динамике после нескольких гудков. Ни приветствия, ничего.

— Они оформили все необходимые акты, я проверила — все документы заполнены правильно.

— Где они? Ты взяла копии?

— Взяла, отвезла в офис юристам. Копытину тоже скинула в отсканированном виде. — С моей стороны это были первичные минимальные действия, которые должна выполнить послушная «шестерка», которой Завольский-старший меня считает.

— Хорошо. — Старый боров берет паузу, что-то противно чавкая как будто нарочно мне на ухо.

Война войной, а набить брюхо — строго по расписанию.

Приходится терпеливо ждать, успокаивая себя тем, что уже сейчас, когда эта ненасытная глотка запихивает в себя очередную порцию деликатесов, он уже начал гнить изнутри. Медленнее, чем мне бы того хотелось (и гарантировало бы безопасность мне и ребенку), но он уже запущен.

— Какие у тебя есть идеи насчет того, кто организовал облаву? — спрашивает Завольский, очень характерно отрыгивая воздух. Как нарочно.

— Я была уверена, что вы в курсе, — отвечаю спокойно, и в двух словах пересказываю наш с Андреем утренний разговор.

— Это должна была быть стандартная проверка, тупая ты овца! — выкрикивает Завольский и я, пользуясь тем, что меня никто не видит, отодвигаю трубку от уха. Дышать сразу становится легче, и плевать, что это абсолютное плацебо. — Делать мне больше нечего — натравливать на себя же этих шакалов?! Кто вообще эти суки? Имена, фамилии!

Нет, определенно, Андрюша сын своего отца и теперь у меня есть одно, но железобетонное доказательство. Когда их яйца попадают в тиски — визжат эти свины абсолютно одинаково.

Продолжая отыгрывать роль послушной марионетки, сдаю пароли и явки — никакой секретной информации тут нет, все их документы, я уверена, служба безопасности «ТехноФинанс» проверила вдоль и поперек. Как уверена и в том, что Завольский увидел их самое большее через час после начала «облавы». То, что он задет эти вопросы мне — банальная проверка. Думает, что начну отнекиваться, сделаю вид, что ничего не знаю, не видела и не слышала. Именно так, по мнению этой жирно твари, ведут себя слабаки, когда их прижимают к стенке. Именно так, скорее всего, вела себя Регина, за что и поплатилась жизнью.

— Их уже проверили! Кто еще?!

— Еще?

— Не прикидывайся дурой, Валерия! Я прекрасно знаю, какая ты хитрая тварь!

— Юрий Степанович, я отвечу на все ваши вопросы, если вы будете задавать их прямо и четко. Я действительно тупая овца, но я не понимаю, что вы хотите услышать на вопрос: «Кто еще?»

— Думаешь, я совсем из ума выжил?! — Он уже натурально заходится. Бьет посуду, судя по фоновому шуму. А вот этот громкий треск — наверное, от удара хрустального графина о стену. — Думаешь, я не понял, зачем они тебя забрали? Кто вышел с тобой на связь? Имя, фамилия, должность! Какие выдвинули условия?! Я хочу знать, кто под меня копает!

— Больше никого не было. — Правду всегда легко говорить, потому что правда звучит одинаково и не дребезжит от парочки разбитых тарелок, пусть даже баснословно дорогих. — Никаких дополнительных условий. Я подписала документы от лица представителя «ТехноФинанс» о том, что документ, изъятые из офиса, были получены в первоначальном виде и что осведомлена о начавшейся проверке по статье…

Странно, но Завольский не пытается вставить свои пять копеек, пока я, чуть не зевая, перечисляю длинный список открытых против его финансовой империи дел. И только в конце (нарочно оставила на «сладкое» две самых забористых, грозящих не просто крупными штрафами, а криминальной ответственностью и конфискацией имущества) слышу от него короткое и приятно дрожащее: «Пиздец, сука, блять…»

А ведь он испугался.

Я больше года знаю эту тварь «в лицо» и видела его в разных ипостасях, но это впервые, когда он реально заикается.

— Это все? — Он очень старается держать голос, но дрожь я слышу особенно хорошо. Может потому, что последние шесть лет жила с мыслью однажды ее услышать.

— Да, больше ничего.

— Какое, блять, ничего?! — взрывается во второй раз за наш короткий разговор. — Что тебе сказали передать лично мне?

Я понимаю, что он хочет услышать условия, на которых «ТехноФинанс» и его изнеженную вседозволенностью жирную тушу оставят в покое. Ждет, что я озвучу понятные ему условия игры — кому и сколько нужно отстегнуть, чтобы снова сытно есть и сладко спать.

— Юрий Степанович, это все.

Я знаю, что мой ответ ему не понравится еще до того, как Завольский снова начинает истошно вопить в трубку и поливать меня отборной грязью. Если бы этот разговор был глаза в глаза, в этой комнате, жирный боров уже набросился бы на меня с кулаками. И даже мое беременное состояние его бы не остановило. Потому что сейчас он отчаянно, впервые за очень долго время (а может вообще впервые в жизни) испытывает ужас — как так, никто не хочет взять го грязные деньги? А что же тогда от него хотят?

«Когда человек говорит, что ему ничего не нужно, это значит, что он хочет все».

— Ты тупая ёбаная овца!!! — как резаный орет Завольский, беря в точности те же высокие ноты, что и его сынуля несколько минут назад. — Ни хуя сделать не можешь! Только жрешь и срешь!

Его прорывает как старую канализацию, и наружу исторгается такой поток гнили, вони и фекалий, что хочется продать душу дьяволу за акваланг и баллон с кислородом. Но я слушаю, не перебивая. Есть в этом какая-то толика и моего личного удовольствия — в конце концов, это ведь только начало, а чудовище уже скулит от боли.

— Звони этим гандонам, спрашивай, что им нужно, кто дал отмашку меня кошмарить! Или, на хуй, будешь землю жрать!

Вот тебе и большой злой крутой дядечка — как только запахло жаренным, так сразу и в кусты, и прикрываться беззащитной девчонкой. Как будто от того, как сильно я буду испугана, ситуация для него кардинально изменится.

— Юрий Степанович, я думаю, вам нужно уладить этот вопрос самостоятельно. Я же просто…

— Ты, сука мелкая, подписала ебучие бумажки! Я ни хрена не знаю об этой истории!

Интересно, что он думает, я должна на это ответить? «Конечно, Юрий Степанович, я сейчас же поеду в прокуратуру. Напишу явку с повинной на то, о чем понятия не имею, поплачу и попрошу дать мне пожизненно, ради вашего спокойствия»? Что я в принципе могу сделать кроме того, что уже и так сделала?

— Копытин с тобой свяжется! Делай все, как он скажет, сука, или очень сильно пожалеешь!

Но перед тем, как бросить трубку, еще разок «шлифует» меня трехэтажными матами.

Если честно — вообще все равно.

После спокойного разговора с Авдеевым, я чувствовала себя гораздо более грязной и использованной.