Соль под кожей. Том второй (СИ)

Глава двадцать вторая: Лори

Настоящее

На экране моего телефона висит голосовое сообщение от Марины.

Я только что вышла с длинного тухлого совещания и планировала сожрать целую упаковку обезболивающих в надежде, что это хоть немного притупит жуткую головную боль. После встречи с Вадимом пошли уже вторые сутки и с тех пор меня преследует жуткая, не прекращающаяся головная боль. Если бы не таблетки — я, наверное, уже загремела бы в дурку или пошла по пути Ван Гога и отрезала себе что-нибудь «ненужное».

— Валерия Дмитриевна!

Пока я кое-как перебираю ногами в сторону лифта, потому что точно не одолею два лестничных пролета вниз, меня догоняет Таня — помощница финансового директора.

— Вот, Игорь Петрович сказал, что вы забыли.

Смотрю на свой толстый ежедневник и не сразу соображаю, почему он вдруг оказался в посторонних руках. Там, конечно, нет никакой секретной информации — даже во времена наивной юности я не рисковала доверять свои мысли и планы бумаге — но там, блин, вся моя жизнь.

Быстро выхватываю блокнот, бросаю короткое «спасибо» и буквально пулей бросаюсь в пустую кабинку лифта. Но прокатиться без попутчиков все равно не судьба — ко мне присоединяется сразу вся команда из бухгалтерии, и от разлива ароматов их духов, моя голова взрывается с новой силой. Ехать всего несколько секунд, но даже они кажутся вечностью.

Наружу я вываливаюсь буквально как в сцене из дешевого фильма, где плохонькая актриса изображает рвотные позывы. Опираюсь рукой на стену и вот так, не обращая внимания на окружающих, добираюсь до женского туалета. До конца рабочего дня еще часа три, ноя была здесь раз десять — умывалась холодной водой в надежде прийти в чувство. Это помогло, жаль только, что ровно на десять минут. Но стоит войти внутрь, как от резкого химозного запаха освежителя воздуха вой желудок сдается. Я едва успеваю спрятаться в кабинке, прежде чем меня несколько раз выворачивает наружу.

Да блин.

Внутренности как будто подпрыгивают к самому кончику языка, но когда рвать становится нечем, я просто обессиленно сажусь на крышку унитаза и пытаюсь справится с головокружением.

— Эй, Маш?! — слышу женский голос, и еще чьи-то шаги. Далеко, видимо, около стойки с раковинами. — Это тебя там так ребенком тошнит, наша ты дважды беременная.

Понятия не имею, о какой Маше идет речь, но мне точно не надо, что мою рвоту тут же растиражировали как «скорое пополнение в семействе Большого Босса». Поэтому, зажав рот рукой, издаю невнятное мыгуканье, и на всякий случай проверяю, заперлась ли изнутри. Кажется, порядок.

— Этот день вообще когда-нибудь кончится? — говорит другой женский голос, в котором я узнаю писклявые нотки личной помощницы Андрея. — Еще и эти новости ужасные.

— Да уж, а еще говорят, что богатые живут до ста лет.

— Ужас просто. Кто бы мог подумать. Бррр! — Помощница Андрея издает звук отряхивающейся от грязи собаки. — Это к нам теперь полиция придет? Как думаешь?

— А мы к этой истории каким боком? Ты Регину вообще хоть раз в живую видела?

— Неа.

— Ну вот, с нас какой спрос?

Они говорят о Регине и полиции? Мне же не показалось?

Вчера мне было настолько плохо, что я сделала то, чего в моей карьере, кажется, не было вообще ни разу — осталась дома. Позвонила в офис и на правах важной птицы сказала, что меня не будет, а секретарше перепоручила разобрать все мои рабочие вопросы на другие дни. Напилась таблеток и буквально сутки проспала, вытаскивая задницу из постели только чтобы сходить в туалет и влить в себя необходимы для жизнедеятельности минимум воды. И снова засыпала.

И, кажется, по закону подлости именно вчера случилось что-то хреновое.

— И вообще — какая полиция? — продолжает одна из сплетниц. — Это же авария.

— Ну да, — неуверенно говорит писклявая помощница Андрея. — Но это все как-то… странно.

— Что странного в том, что люди попадают в аварии? Или, типа, богатеньких боженька в лобик поцеловал и с ними ничего плохого не может случится?

Регина попала в аварию.

Я аккуратно, стараясь не привлекать к себе внимания, достаю телефон и быстро гуглю имя жены старого борова. И на меня тут же вываливается тонна новостей с громкими заголовками о том, что вчера, около двадцати двух ноль-ноль Регина Завольская не справилась с управлением и ее автомобиль, пролетев не меньше десятка метров по скользкому шоссе, влетел в бетонное заграждение. От полученных травм Регина скончалась на месте.

Понятия не имею, почему зацикливаюсь на словосочетании «скользкое шоссе». Вчера был дождь? До этого несколько недель с неба не упало ни капли — странная «сухость» для конца октября. Такая же странность как и то, что Регина вздумала кататься на десять часу вечера в ливень, на шестом месяце беременности. Я не знала ее достаточно хорошо, но одно знаю наверняка — Регина была стервой, любила деньги и ненавидела садиться за руль.

— Эй, Машка, ты там еще не уплыла по трубам из этой кабалы?! — кричит подружайка, и я не придумываю ничего лучше, чем издать еще парочку рвотных звуков. — Фу, блин!

— Я слышала, что она была того… — Писклявый голос становится тихим почти до едва различимого шепота.

— Что «того»? Нормально можешь сказать?

— Ну типа она была наркоманка.

— Ты с башкой вообще дружишь? На ее-то сроке?

— Да кто их знает, что у них в головах — у этих богатых. Ой, блин, я тут языком чешу, а у меня полчаса осталось!

«Ну наконец-то вспомнила», — мысленно обращаюсь к ней.

Сегодня «ТехноФинанс» и «MoneyFlow» подписывают сделку, ровно в пятнадцать часов, и до этого времени осталось двадцать пять… нет, двадцать три минуты. Но Андре в офисе так и не появился. Он вообще до сих пор не выходит на связь — его телефон молчит, в офисе его нет, в социальных сетях — ноль фоток и пустые сторис (а ведь он без них жить не может, постит туда всякую хрень, как зависимый). Но до сегодняшнего дня я не сильно переживала по этому поводу — в конце концов, Завольский ясно дал понять, что это он изолировал Андрея, а по каким соображениям — мне, честно говоря, было вообще фиолетово. Но после новостей о Регине…

Я жду, пока сплетницы уйдут, выхожу из своего убежища и на всякий случай снова набираю номер Андрея. Но его телефон просто выключен. Да что, блин, происходит? Он должен был приехать хотя ради официального оформления сделки.

Ну… ладно. Старый боров не может не знать, что сегодня за день. Может, он отпустит Андрея ровно на пять минут — чтобы просто формально поставить подписи? В любом случае, формально я не имею к этому никакого отношения, а значит, лучше не забивать себе голову, подождать двадцать минут и посмотреть, что будет дальше.

Но когда я возвращаюсь к себе в кабинет, там меня уже ждет тощий нотариус в сопровождении двух помощников. Я видела эту троицу пару раз — они приезжали в офис, когда Завольскому была нужна какая-то очень сильно заверенная печать и подпись.

— Валерия Дмитриевна, эти люди… — пытается предупредить моя помощница, но тощий опережает ее, сунув мне в руки пластиковый кейс.

— Что это?

— Давайте пройдем в кабинет, Валерия Дмитриевна. Я отниму всего несколько минут вашего времени.

— Вы по поручению Юрия Степановича?

— Пожалуйста, пройдемте.

Он делает это так, будто пытается затащить меня на свою территорию, а не наоборот.

Но раз у меня все равно нет выхода — захожу первой и жду, пока последний из троицы закроет за собой дверь. Открываю кейс, достаю оттуда документы. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что передо мной — доверенность на право второй подписи. Доверенность лично от Завольского-старшего.

Почему-то в голове крутится только жутко клишированная фраза из кино: «Это шутка какая-то?» Но после новостей о Регине и исчезновении Андрея, во мне не осталось ни капли юмора.

— Что происходит? Вы кто?

— Меня зовут Игорь Александрович Копытин. Это, — кивает за спину, — мои помощники. Мы поверенные Юрия Степановича Завольского. Документ в ваших руках, дает вам право второй подписи.

— Я не слепая. Что это, блять, значит?! — Злюсь, что не могу держать себя в руках, но как еще мне справится с гадким предчувствием?

— Валерия Дмитриевна, давайте я объясню. — Он складывает руки перед собой и продолжает корчить лишенную человеческих эмоций статую. — Вы ведь знаете, что произошла страшная трагедия?

— Да.

— В виду случившегося, Андрей Юрьевич должен быть рядом с отцом, чтобы помочь ему пережить этот… во всех отношениях сложный период. Все мы знаем, что в моменты особенно тяжелых ударов судьбы, лучшая опора…

— Ближе к делу, — перебиваю его никому не нужную лирику.

— Юрий Степанович Завольский передал вам полномочия самостоятельно провести финальный этап сделки. Теперь для этого у вас есть все необходимые полномочия. — Указывает подбородком на бумаги, которые я по-прежнему держу в руках. — Юрий Степанович дал понять, что интерес, который вы проявляли к этой сделке и помощь, которую оказывали Андрею Юрьевичу в подготовке документов, делают вас наилучшим кандидатом.

Вот оно что.

Я чувствую нервный тик в уголках рта, как будто во мне проснулась готовая оскалить клыки звериная натура.

Андрей все ему разболтал.

Выложил абсолютно все. Тряпка! Становится стыдно за то, что были моменты, когда я почти искренне жалела это мягкотелое создание, и даже пыталась оградить его от папашиного гнева. В следующий раз, когда в моей голове зародится даже намек на сочувствие, я вырежу его каленым железом и вспомню этот день. Хотя, на фоне всех событий, сомневаюсь, что Завольский разрешит Андрею снова оказаться под моим влиянием. Ну или это произойдет точно не в ближайшее время. Сначала жирный боров убедиться, что сделка состоялась и все ее печальные последствия приземлились не на его, а на мою голову.

И старый боров знает, что все документы по сделке, буквально каждую бумажку, вела я. И… что теперь? Мне нужно просто подписать? Почему? Они столько времени потратили на то, чтобы заполучить Авдеева и эту сделку, Завольский буквально придумал многоходовку, которую разыгрывать очень долгое время — и все это он хочет дать мне? Никакого личного триумфа?

Я чувствую, как мои внутренности сворачиваются в ледяной узел.

Очевидно, что у всего этого может быть только одна цель — он просто в очередной раз хочет меня проверить. Андрей рассказал, что у меня был доступ ко всем документам, а значит, я могла нарыть то, что мне знать не следовало. Намеренно или случайно — какая разница. Хотя готова поспорить, он думает, что я нарочно отодвинула Андрея от сделки, чтобы навести там свои порядки.

— Валерия Дмитриевна? — привлекает мое внимание Копытин.

— Ну а если я откажусь подписывать сделку? Я могу не знать всех нюансов. В конце концов, нотариусы Авдеева могут внести изменения в самый последний момент. Я бы не хотела по незнанию подписать договор, который станет самой большой ошибкой «ТехноФинанс».

— Я и мои помощники, — он снова почти небрежно кивает на своих спутников, которые до сих пор не проронили ни звука, — здесь как раз на этот случай. Мы будем присутствовать во время подписания и если представители противоположной стороны захотят внести изменения — мы их изучим и проинформируем Юрия Степановича.

— Возможно, будет проще, если он будет присутствовать во время подписания хотя бы в формате онлайн-конференции? — Я понимаю, как странно выглядят мои попытки любым способом отделаться от этой «большой чести», но продолжаю сопротивляться до последнего.

Копытин слегка прищуривается, но я уверена, что его плечи только что едва заметно приподнялись, выдавая тяжелый вздох.

— Какие-то проблемы? — в лоб интересуется он. — Юрий Степанович заверил меня, что вы посвящены во все детали и абсолютно компетентны в таких вопросах. А также он полностью вам доверяет. Вы же понимаете, что сейчас он полностью сосредоточен на других, к сожалению, трагических обстоятельствах.

Я понимаю, что меня попросту загнали в угол. Если я продолжу сопротивляться, то это будет слишком очевидный повод начать что-то подозревать — в этом случае, даже если старый боров напрямую не знает о наших с Вадимом контактах, он наверняка заподозрит именно это. И тогда, под предлогом мести за промышленный шпионаж, с моей карьерой можно будет делать абсолютно все что угодно. Но это далеко не самое страшное — после случившегося с Региной, я ни капли не сомневаюсь, что Завольский-старший разделывается с предателями абсолютно безжалостно.

С другой стороны, если я подпишу сделку, то буду нести полную ответственность за все, что случится с «MoneyFlow». И тогда самого Завольского никак нельзя будет прижучить за попытку подло давить конкурентов, потому что на этот случай у него будет железное алиби — абсолютно чистые руки.

Я ненавижу себя за то, что снова позволила этому случится. Глупо, как овца, угодила в самую примитивную ловушку. Причем, старому борову даже ничего не пришлось делать, потому что я и без его помощи прекрасно вырыла «волчью яму». Только не думала, что рою ее для себя.

Один из помощников Копытина издает выразительное покашливание, тот сразу бросает взгляд на часы и напоминает, что у нас осталось пятнадцать минут.

— Если, конечно, представители «MoneyFlow» не будут опаздывать, — с подчеркиванием уточняет он. — Валерия Дмитриевна, если вы готовы и больше нет никаких проблем…

Я знаю, что это либо чертова проверка, либо подстава. А еще вероятнее — два в одном. Завольский может думать, что я подтасовала документы и, в таком случае, должна сделать так, чтобы на них не было моей подписи.

— Нет, — улыбаюсь Копытину одной из тех улыбок, которые держу на самый крайний случай, потому что от меня требуется максимум усилий, чтобы сложить губами сложить фигуру а ля «Вам меня ни за что не достать». — Никаких проблем. Я просто должна была уточнить.

— Я так и подумал.

— Может, кофе? — изображаю человека, который уже и думать забыл о напряженном разговоре. — Мы как раз успеем выпить по чашке. Не зря же я прошу помощницу держать у себя сорт отличной арабики.

— Нет, благодарю, — отказывается Копытин, но, еще раз взглянув на часы, опускается в кресло напротив моего стола. — Присядем на дорожку.

Будь моя воля — я бы пинками под зад вытолкала их и из своего кабинета, и из этого здания. Уже молчу о том, что рассаживаться в чудом кабинете без приглашения — верх наглости, но эта демонстрация — наверняка еще одно наставление от старого борова. С меня нужно не сводить глаз, чтобы я не дай бог не предупредила подельника.

Но даже если бы у меня была возможность что-то сообщить Вадиму — что я ему скажу? Если он откажется подписывать в последний момент — Завольский поймет кто его предупредил, и это аксиоматически сведет мои шансы на выживание примерно… к нолю? А если Вадим все подпишет, то я, как человек, который организовал и вел сделку, а потом ее же и подписал, буду автоматически виноватой во всем, что произойдет потом. Попытка разрушить «MoneyFlow» изнутри, как с самого начала планировал Завольский — моя вина и ответственность. Попытка Вадима подкопать под «ТехноФинанс», используя ту инфу, что я уже ему слила, тоже прилетит прямиком по мне. А старый боров при любом раскладе выйдет сухим из воды. Будет стоять в сторонке, трясти своими жирными подбородками и ржать над тем, как поимел «заговорщиков» руками друг друга.

Я решительно отодвигаю телефон на край стола, чтобы Копытин наверняка это видел. И когда ловлю его змеиный взгляд, то в ответ широко улыбаюсь, используя еще немного неприкосновенного внутреннего ресурса, чтобы у этой скотины не было шанса что-то заподозрить.

Иногда нужно просто расслабится и плыть по течению.

До момента, когда получится ухватиться за спасительную соломинку.