Соль под кожей. Том второй (СИ)

Глава девятая: Данте

Прошлое

— Меня утомила эта вечная зима, — хнычет лежащая у меня под подмышкой девица, чье имя, я по старой доброй традиции, не помню.

Потому что теперь из принципа их не запоминаю. Вычеркиваю из памяти как мусор, которым не стоит забивать драгоценное серое вещество. Какая разница, как зовут кусок мяса на тарелке, если основное — и единственное — его предназначение — определенным образом меня насытить? И этому мясу, по большому счету, все равно на такие нюансы до тех пор, пока я оплачиваю его хотелки.

— Заай, ну зай! — Она дует симпатичные губки с самым минимум космологической коррекции и пихает меня локтем в бок. — Давай слетаем куда-то к солнышку. На пару дней. Ну заааай…

— Сейчас много работы, малыш. Я же говорил, что невыездной на ближайшие пару недель.

— Ты говорил это месяц назад, — продолжает капризничать она.

— Малыш, месяц назад я трахал другую бабу — абсолютно точно в этом уверен. Могу и фотки показать, и домашнее видео.

Она сначала пытается хихикать, потому что ее крохотный, как у рыбки, мозг, пока еще не развился до стадии многозадачности и сложных вычислительных процессов. Но секунд двадцать спустя она, видимо, начинает что-то подозревать. Морщит нос, посылает меня на хуй и порывается выбраться из-под одеяла. Я задерживаю ее за руку, тяну на себя, подавляя слабые и сто процентов наигранные потуги сопротивляться. Ей, как и всем моим предыдущим телкам, абсолютно все равно, кто был до нее и кто займет ее место, и трахаемся мы не потому, что без ума друг от друга. Просто на данном отрезке времени ее мечта о красивой гламурной жизни встретилась с моими «жирными» финансовыми возможностями. Ничего личного и, избави бог, глубокого. Все болтается на поверхности, как бензиновая радуга в луже — такое же бессмысленное и непродолжительное, но довольно симпатичное, если смотреть под правильным углом.

— Обязательно говорить это через пять минут после того, как я тебе ососала? — возмущается моя «присоска», хотя уже сама льнет к боку, потираясь носом об мою шею.

— Просто немного ясности, чтобы не чувствовать себя пиздаболом. — Я запускаю пальцы в ее белокурые длинные волосы, наслаждаясь их приятной мягкостью. Буквально как шелк. — Слушай, ты же можешь слетать куда-нибудь и без меня? С подружкой. На недельку. Под пальмы.

Отметка ее хорошего настроения ползет вверх буквально на глазах. Малышка заползает на меня сверху, изображая страстную наездницу, ничуть не стесняющуюся своей наготы. Но я все равно не даю ей выдернуть край одеяла, все еще разделяющий наши тела. У меня важное свидание, и если я снова проебу свою запись, Поляков точно от меня откажется.

— Зааай, но это же… дорого.

— Я все оплачу.

Волшебные слова. Жизнь стала намного проще с тех пор, как я стал сознательно выбирать женщин, все проблемы с которыми решаются этим заклинанием.

— И я сама могу выбрать отель? — Она снова страстно на мне ёрзает.

— Да.

— И взять… двух подружек?

— Ага.

— И присылать тебя много много… много обнаженных фото с пляжа?

«Да мне на хер не уперлись твои потуги изображать девушку с разворота Плейбоя», — мысленно лыблюсь я, но вслух говорю:

— Естественно.

К Павлову я все-таки опаздываю, хоть и на символических пять минут. Симпатичная секретарша из его приемной предлагает мне кофе и печенье, на что я, со смехом, интересуюсь, сколько кофейный бренд платит ей за скрытую рекламу в «чистилище» перед кабинетом у кардиолога.

— Дмитрий, — слышу басистый мужской голос из полуоткрытой двери, — если вы немедленно не оставите в покое Юлию Сергеевну, это будет наша последняя встреча.

— Все, уже растворяюсь в тумане!

Миролюбиво задираю руки и подмигиваю румяной сочной малышке, которую не стал бы трахать просто по причине того, что она наверняка провалила бы кастинг на пороговое количество извилин в голове. Чтобы быть подружкой Шутова, Юлия Сергеевна, увы, слишком умна, а в ареал моей охоты сейчас попадают исключительно однодневки бабочки-капустницы.

— Ну, кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось? — Усаживаюсь в удобное кресло, закидываю ногу на ногу.

— Больше, чем если бы вы, Дмитрий Викторович, прожили бы, если бы сказали еще хоть слово моей дочери.

— А это сокровище — ваша дочь? Простите, но она явно в маму.

— Ваши анализы. — Поляков выкладывает на стол папку, к которой прикреплены разные шуршащие бумажки, пленки, снимки и куча эпикризов. — Я же запретил вам курить.

— Клянусь, что изо всех сил сопротивляюсь этой коварной привычке, но пока что она ведет со счетом «over дохуя» не в мою пользу.

— Вы всегда корчите клоуна, когда играете со смертью?

— А вы всегда такой пафосно трагичный?

— Нет, только когда натыкаюсь на клоунов.

Я засовываю язык в задницу, потому что во взгляде этого здорового почти двухметрового мужика есть что-то… отеческое. Так на меня смотрели только раз в жизни — отец Лори, в тот день, когда сидел надо мной в занюханом медпункте и, без прикрас, учил правде жизни.

— Очень хорошо, что вы, Дмитрий Викторович, справились с собой и готовы к серьезному разговору. На две с половиной минуты быстрее чем в прошлый раз.

— Эволюционирую, — уже без капли сарказма, говорю я.

— Если вы не откажетесь от сигарет, то на следующий сеанс можете не записываться.

— Типа, не доживу?

Он снова слишком категорично смотрит прямо мне в глаза.

Черт.

— Все, завяжу. Клянусь святым пупком.

— Боюсь, что это все равно не решит все наши проблемы, но хотя бы что-то.

Он встает из-за стола, развешивает на подсвеченных панелях все свои снимки и тычет пальцем в пару темных пятнышек, переходя от первых снимкам, сделанным несколько лет назад, к последнему, трехдневной давности. Пятна стали значительно больше, но я выбираю валять дурака.

— А можно мне копию четвертого? А то моя девушка не верит, что у меня есть сердце.

— Продолжайте в том же духе, и от него скоро ничего не останется. Хотя, боюсь, вы умрете гораздо раньше.

— Док, я слышу эти страшилки плюс-минус с пяти лет.

— Возможно, смерти просто надоело терпеть ваши насмешки?

Я отвлекаюсь на входящий звонок и слышу в трубке истеричный голос финансового директора, что минуту назад к нам в офис пожаловала налоговая инспекция в количестве тринадцати рыл. Никогда не было, и вот опять.

— Хорошо, док, я все понял. — Встаю, одергиваю пиджак. — Все плохо. С этим можно что-нибудь сделать? Таблеточки попринимать, прокапаться?

— Мне кажется, вы меня не поняли, Дмитрий.

— Я понял, понял. Просто если через полчаса не прилечу в офис, то наше обожаемое государство сожрет меня еще раньше, чем я скопычусь от черной дыры в груди.

Павлов смотрит на меня как на слабоумного.

— Ладно, я понял. Можно мне еще раз заговорить с Юлией Сергеевной, чтобы записаться на следующую консультацию? Где-то… недельки через две? Я бы и рад раньше, но когда в ход пускают тяжелую артиллерию в виде налоговой, нужно приготовиться к затяжной обороне.

— Дим, прекрати относиться к своей жизни так, будто у тебя есть запасная.

Обычно я не выношу, когда со мной переходят на ты без видимых причин к такому формализму. Но Полякову можно — этот чувак знает «в лицо» мои внутренности гораздо лучше, чем я сам.

— Я обещаю завязать с куревом.

— Это уже не решит проблему.

— Ну, я хотя бы выиграю время чтобы повоевать с борцами финансового фронта.

— В гробу карманов нет, Шутов. А впрочем — дело твое. Скажи Юле, чтобы записала тебя в «окно» между двадцатым и двадцать вторым. Если снова пропустишь — просто ищи другого врача. Ты не маленький, в конце концов, чтобы я тебе шнурки завязывал.

Я трачу неделю на то, чтобы разобраться из-за чего устроили облаву на мою маленькую миролюбивую IT-империю. Боже благослови всех продажных чиновников и мелких прихлебателей, которые, за умеренную мзду, готовы сдать своих «покупателей». Вооружившись, для достоверности, сразу парочкой источников, узнаю, что на рынке интерактивных технологий появился новый игрок, за спиной которого стоят «такие солидные люди, что аж страшно». Сначала контора под именем «Torn-iX» раскидала игроков помельче, потом взялась за более крупные фигуры и вот — объявила мне шах. Что в такой ситуации делают нормальные люди? Сдают ферзя, чтобы сберечь королеву и остаться на плаву даже с ощутимыми потерями. Что делает Дмитрий Шутов? Вооружает короля и валит в рукопашную.

Через неделю у меня в рукаве было пять тузов и три Джокера, полученные из таких ебеней, что на встречу с представителями «Torn-iX» я еду по-царски — в каких-то уебанских кроссовках из модного бутика, косухе на голое тело и потертых джинсах с матней до колен. Никогда в жизни я еще не чувствовал себя настолько в своей тарелке.

Захожу в снятую по этому случаю отдельную «комнату» в ночном клубе. Усмехаюсь, вспоминая проведенные здесь пару часов с одной из танцовщиц, заваливаюсь за занавеску — и натыкаюсь взглядом на крайне знакомую рожу.

Угорич, мать твою.

«Ван дер Виндт, какого хуя твое прошлое теперь гоняется за мной?» — мысленно ржу в голосину, и с наслаждением разваливаюсь на мягком диване тупейшего синего цвета.

Константин Александрович Угорич (в девичестве «Гарин»), явился не один, а с командой поддержки в виде сгорбленного сухого чувака и парочки замаскированных под «людей в черном» братков.

— А зачем ты притащил с собой засохшую мамкину пуповину? — тычу пальцем в сухого сморчка.

Угорич даже глазом не ведет. Просто молча дергает плечом, когда его охрана синхронно делает пару шагов вперед. А что, есть еще олени в наше время, кто ведется на эти дешевые понты из лихих девяностых? Ну типа, если бы не его великодушие, то эти додики уже растерзали бы меня как зайца?

— Дмитрий Викторович, добрый вечер.

— Давай обойдемся без прелюдий, — все еще улыбаюсь, но уже не так добродушно как в ту минуту, когда мой мозг еще только пытался осознать то, что видят мои глаза. — Ты уже пытался меня поиметь — ты это знаешь, я это знаю. Больше чем попытки меня трахнуть без согласия, я не переношу напускную вежливость.

Угорич ничего не отвечает и просто смотрит по сторонам, разглядывая здешний, довольно типовый для таких мест интерьер. Разговор как будто вообще перестает его интересовать, в отличие от разноцветного узора на потолке.

— А здесь довольно неплохо, — как будто услышал и собирается подтвердить мою догадку.

— Ага. Пару недель назад на том диване мне отсасывали сразу две сисястых тёлки. — Киваю на занятое им место.

У Константина едва заметно дергается глаз.

Вот и замечательно.

Я все равно пробью эту скорлупу и обязательно доберусь до мягкой плоти, которая есть у всех. А у таких индюков с претензией она, как правило, особенно чувствительная.

— Я не хотел, чтобы все так получилось, — наконец, подает голос Угорич, приправляя свое наигранное сожаление нотками снисходительности.

— Чувак, в смысле? Ну, если тебе не очень приятно греть жопой места моих порнографических подвигов, ты можешь попросить заменить диван. Ты же, я слышал, крутой? Натрави на них комиссию по этике и морали… ну или там. Налоговую на худой конец, пусть по каплям отмеряют количество проданного алкоголя и подобьют дебит с кредитом. Подключи фантазию!

— Может, прекратишь уже валять дурака?

— А зачем?

Чтобы довести его еще больше, нарочно вальяжно разваливаюсь на диване, закидываю обе руки на спинку делаю вид, что отлично провожу время и всем доволен.

— А знаешь, — снова спотыкаюсь об его сухого и горбатого, как сгоревшая спичка, помощника, — если твоя подружка мне отсосет — я сам тебе подарю новый диван! И даже оплачу на нем пожизненное нетронутое никем место для твоей задницы!

Снова замечаю, как у этого придурка очень характерно подергивается нижнее веко. Константин слегка ведет головой, поворачиваясь так, чтобы ухудшить мой угол обзора. Но поздно — я уже все увидел. Обожаю нервный тик — его, в отличие от широкого спектра эмоций, невозможно скрыть ни за какими масками.

— Много наслышан о твоей… специфической манере общения, — уже не так спокойно, отвечает Угорич. — Но рассчитывал, что с учетом всех обстоятельств, у нас получится нормальный диалог.

— А какие такие у нас с тобой есть «обстоятельства»? То, что ты пытался натравить на меня своих шавок, чтобы расчистить дорогу наверх? У меня плохие новости, Костян — ты мало, очень мало им платишь. В следующий раз, когда будешь покупать какую-то бюджетную «целку», будь щедрее. И тогда, может быть, ее не перекупят богомерзкие конкуренты.

— Все в этой жизни покупаются и продаются. Даже ты.

— Ага.

Не вижу смысла вести дискуссии на эту тему. Тем более с уродом, который точно не собирался заключать со мной честную сделку. В свое время я видел многих уверенных в собственной неподкупности. Но как выяснилось — это, всего навсего, был вопрос спроса и предложения. Я никогда не исключал возможность того, что однажды кто-то захочет купить и меня, и предложит такие условия, от которых у меня просто не хватит совести отказаться. Но если такое и случится, это точно будет не Угорич и его занюханная дилетантская конторка.

— Дмитрий, а теперь давай серьезно. — Он, как будто смекнув крайне неудачный для него расклад разговора, пытается его перечеркнуть, и переиграть с начала. — Мы деловые люди. Мы оба хотим не просто держаться на плаву, но и питаться лучшими сортами креветок, а не собирать и фильтровать мелкий криль, с которого так себе навар.

— У меня аллергия на креветки, Костян. — Подаюсь вперед, чтобы не упустить ни одной толики раздражения, которые буйным цветом распускаются по всей его роже. — И в отличие от тебя, я абсолютно доволен своим рационом.

— Но теперь мы оба охотимся в одних и тех же водах.

— Уверен?

Он пытается высмеять мой вопрос, но я опережаю — достаю телефон, набираю на нем одно единственное слово: «Погнали» и отправляю как сообщение. Первые пару минут ничего не происходит, и Угорич снова заводит волынку с идиотскими аллегориями про рыб.

— Ну куда ты так спешишь, родной? — Прижимаю палец к губам, призывая его заткнуться. — Давай насладимся этими чудесными минутами тишины. Возможно, очень скоро, это единственное, что у тебя останется.

— Договор. — Угорич щелкает пальцами и его «мамкина пуповина» оживает, делает шаг вперед, как палочник, когда опасность уже миновала и можно больше не маскироваться под сломанный сук.

Константин швыряет на стол между наим увесистую папку. Делает это нарочно пренебрежительно, жестом, который я называю «я сделала все, чтобы разойтись по-хорошему, но ты не оставил мне выбора».

— Тебе нужно только подписать, — продолжает смешно раздувать щеки. — Ты остаешься в совете директоров, сохраняешь двадцать процентов акций и право вето на ближайшие три года.

Ничего себе, какая «щедрость».

Типа, я должен уписаться от счастья, что после того, как у меня фактически, спиздят труд всей моей жизни, я смогу сидеть за большим столом и иногда протестовать против изменений в правила трудовой дисциплины?

У Константина звонит телефон. Он даже не смотрит на экран — просто морщится и сбрасывает вызов. Я снова занимаюсь удобное положение, и всем видом даю понять, что не собираюсь даже притрагиваться к туалетной бумаге, которую он самонадеянно выдает за «справедливую сделку».

— Лучше соглашайся, Дмитрий. Это максимум, который я пока еще готов предлагать. И то лишь потому, что наслышан о том, как ты ведешь дела. Без обид, но…

Его монолог — уверен, многократно отрепетированный для пущего эффекта — снова вторгается телефон. И на этот раз, когда Угорич снова пытается его игнорировать, перезвон случается еще до того, как он успевает спрятать аппарат во внутренний карман пиджака. Одновременно трезвонит и телефон «стручка», но он, в отличие от хозяина, отвечает и тут же меняется в лице. Наклоняется к Угоричу, что-то шепчет ему на ухо. Теперь они оба выглядят как стручки с фасолью — такие же длинные, смешные и идиотские.

— Прошу прощения, — Константин так резко встает, что даже слегка заваливается на пятки, но все-таки сохраняет равновесие. — Работа.

— Что-то случилось? — интересуюсь ангельским голосом.

Угорич подозрительно хмурится.

— Нет, все под контролем.

— Прекрасно. — Улыбаюсь еще шире.

И пока Угорич пулей вылетает за ширму, с довольной рожей читаю сообщения в чате моих парней, где они, на чисто програмисском сленге, ржут над тем, как за пару минут обвалили все сервера «Torn-iX», стырили базу и сейчас, пока его «высококвалифицированная команда» еще только начинает отдуплять, что происходит, уже вовсю имеют их по всем фронтам. Пишу им, что они удовлетворили меня лучше, чем самая дорогая проститутка в Вегасе, и обещаю прибавить к озвученным цифрам их гонорара еще двадцать процентов.

Пользователь jore (я даже не в курсе, кто это, потому что в офисе знаю их под обычными человеческими именами) внезапно присылает огромную батарею смайликов и вставляет в чат скриншот с какими-то закорлючками, в ответ на что сразу же сыпется шквал сообщений о том, что кто-то только что стал миллионером.

Пишу, чтобы объяснили простым языком, что за Клондайк они вырили, и попадаю в яблочко — мои парни наткнулись на залежи биткоинов, в которые Угорич переводил львиную долю выручки, работая по старым-добрым (на самом деле — давно не безопасным) схемам. Боже, и это чмо возомнило, что может лезть на IT-Олимп?

Константина так долго нет, что во мне начинает затихать звериный азарт и жажда крови.

Встаю, делаю пару кругов по комнате, наблюдая за реакцией оставленных присматривать за мной «шкафов». А потом двигаю к двери. Один слабо дергается в мою сторону, на что я тут же предупреждаю:

— Ребятки, спокойно, у нас просто деловой разговор. Я не арестант, а вы — не конвой. Не советую протягивать ко мне руки. И вообще поберегите силы, они скоро понадобится. Есть у меня чуйка, что очень скоро придется помогать хозяину отбиваться от тысяч недовольных клиентов.

Угорич нервно расхаживает по коридору, его сучок топчется в стороне, максимально, но не очень удачно, мимикрируя под… что-то.

Я становлюсь неподалеку, наваливаюсь плечом на стену и жду пока Угорич заметит мое присутствие. Жду довольно долго, потому что этот поц, похоже, полностью увлечен поиском новых матов, взамен уже не работающих старых. Но когда наши взгляд, наконец, пересекаются и я издевательски машу рукой, Угорич начинает прозревать.

Ну так не интересно. Он что, реально до сих пор не отдуплял, откуда ветер дует? Даже после того, как я дал ему жирную подсказку?

Константин, прерываясь на полуслове, прячет телефон в карман, но не спешит сокращать расстояние между нами. Сначала отправляет сморчка с каким-то заданием, которое шепчет чуть ли не ему на ухо.

— Не поможет! — погромче говорю я, чтобы перекричать музыку. Здесь, в отличие от ВИП-комнаты, она уже ощутимо лупит по барабанным перепонкам. — В принципе, при большом желании, я могу даже пошарить у тебя в карманах, или выебать тебя в жопу, и ты об этом даже не узнаешь. Хотя… погоди. Я тебя как раз сейчас и ебу. Как ощущения, партнер?

С Угорича, наконец, сползает его маска невозмутимости, под которой обнаруживается перекошенное от бессильной злобы лицо. Надо же, и кулачки сжимает, смотрите все, почти как взрослый. Делает пару стремительных шагов в мою сторону, но когда понимает, что я не собираюсь отступать и даже бровью не веду — останавливается.

— Это твоих рук дело?

— Нет, это моя бабушка, — стебусь от души. — Слушай, Костик, я понимаю, что стресс и все такое, и у тебя это первый раз, но ты как-то что ли… я не знаю… соберись. Начни шевелить мозгами вместо того, чтобы задавать капец какие тупые вопросы.

— Ты совсем охуел?! — ревет он, заглушая сразу все электронные мотивы клубного транса.

— И это тоже не актуальный вопрос. Давай, с третьей попытки точно справишься — я в тебя верю.

— Скажи своим шавкам немедленно прекратить, и тогда, может быть…

— … может быть что?! — грубо перебиваю его понос. — Ты попытаешься украсть мой бизнес? Заберешь «щедрые» двадцать процентов и запретишь решать, какого цвета лифчики под блузками должны быть на сотрудницах?

— Я тебя в порошок сотру… — сквозь зубы цедит Угорич, но выражение его лица и близко не соответствует градусу угрозы. Да у него натурально рожу перекосило от происходящего пиздеца. — Ты понятия не имеешь, с кем связался, уёбок.

Я выдерживаю небольшую паузу, изображая строгого критика.

— Нет, знаешь, вообще не впечатлило. Давай еще раз, но с душой. Представь, что ты действительно хочешь кого-то напугать. Что ты лев. Тигр! Пока это тянет максимум на «отпизженный обоссаный Бобик».

Я испытываю по-истине садистское удовольствие, хотя обычно довольно редко мучаю кого-то, а тем более — с таким иезуитским наслаждением. Но я вспоминаю историю моей Лори — и чувствую невероятное сожаление только за, что не могу отгрызть голову этой твари.

Мне на хер не уперлись его бабло, которое мои парни нашли за считанные минуты. До того, как я узнал, что за рожа стоит за «Torn-iX», у меня был простой и довольно демократичный план — немного пощипать пидара за яйца, чтобы понял, с кем взялся бодаться и вовремя отвалился сам. Стандартная схема, ничего такого, из-за чего стоило бы париться. Но это, еби его мать, Угорич! Загрызть его прямо сейчас я не могу — это святое право Лори, однажды собственной рукой заколотить последний гвоздь в крышку гроба всех своих обидчиков. Лишать ее такого удовольствия, зная, сколько сил она тратит, готовясь к началу битвы, с моей стороны было бы просто по-скотски. Но немного помочь, например, «подать» Угорича хорошенько отпизженнм — самое то.

— Если ты думаешь, что тебе это сойдет с рук, — Угорич еще пытается трясти ручонками, но когда телефон начинает снова трезвонить, с него слетает и этот напускной героизм.

— Чё, и даже не ответишь? — смело делаю несколько шагов навстречу, становясь прямо перед ним, так близко, что слышу удушающее амбре его одеколона. Наверняка жутко дорогая хуйня, которую окружающие нахваливают вслух, а про себя только и ждут, как бы «носитель» этого говна поскорее от него же и скопытился. — Давай, будь смелее, Костик. Вдруг там скажут, что все хорошо и твой разрыв жопы отменяется.

— Я тебя размажу, пидар!

Когда голос неожиданно срывается на фальцет, Угорич сглатывает и пытается отступить, но в эту минуту я делаю свой главный ход и хватаю его за грудки. Одной рукой, мне больше и не нужно, потому что ровно столько приложенных усилий стоит этот моральный конч.

— А теперь слушай меня сюда, мамкин генерал. — Я говорю тихо, но бедолага мгновенно покрывается испариной — типичная реакция всех мудаков, которые способны воевать только с беззащитными женщинами. А как только дело доходит до равного по силе противника — моментально поджимают хвост. Хотя — я ни хера не равный ему противник, я ему в принципе не по зубам. — Обычно, я никогда не захожу настолько далеко. Но ты — особый случай, потому что с какого-то хуя возомнил себя равным мне. И даже начал допускать мысль, что можешь со мной тягаться за право брать со стола самый сочный кусок мяса. Да и будем честными — ты достаточно напиздел, чтобы разрушить все мои благие намерения. Поэтому, в качестве моральной компенсации, я заберу себе все, что было в той кубышке, которую нарыли мои парни.

— Ты не посмеешь. — Его глаза выкатываются так сильно, что я почти слышу треск десятков маленьких капилляров, и его белки начинают краснеть от крови.

— Я уже посмел. Перебьешь меня еще раз — оборзею еще больше. И если бы ты действительно был адекватным человеком из нашей среды, то знал бы, что здесь не принято разбрасываться такими предупреждениями просто так.

Он сглатывает.

«Ну давай, дай мне повод разъебать тебя еще разок», — просит моя уже почуявшая кровь волчья натура, которую я периодически выпускаю на охоту.

Но на этот раз Угоричу хватает мозгов держать рот на замке.

— Эволюционируешь, молодец. — Отпускаю его, на прощанье издевательски, как мальчика для биться, похлопывая ладонью по роже. Достаточно ощутимо, чтобы его голова комично дергалась на шее. — Твои сервера полежать немного. Дня три, думаю, хватит. Но ты можешь попытаться это исправить — возможно, у тебя даже получится. В этой жизни всякие чудеса случаются. Назовем это «техническим обслуживанием». Через три дня тебе все вернут в первозданном виде. Ну… почти.

Отхожу, надеясь, что эта тварь все-таки откроет рот и даст мне повод еще разок хорошенько его уебать. Но он только что-то невразумительно тявкает.

— Маленький совет. — Когда снова поворачиваюсь, Угоричу не хватает выдержки вовремя спрятать выражение паники на лице. Ладно, буду считать это компенсацией за неустроенный мордобой. — Когда твои клиенты, большие и важные люди, придут к тебе требовать назад свое бабло, свои ресурсы и свои репутационные издержки — постарайся быть более убедительным чем сегодня. А то прям детский сад, Костик, ну честное слово.