Глава двадцать четвертая: Данте

Прошлое


— Так как, ты говоришь, тебя зовут? — Пытаюсь всмотреться в лицо моей собеседницы, которое странно переливается в свете клубных огней, становясь то кислотно-желтым, то темно-синим, словно у призрака.

— Что?! — Она, стараясь перекричать грохот музыки, наклоняется ко мне через весь стол, даже не замечая, что ее рыжие патлы угодили прямиком в закуски из морепродуктов, выложенные на огромном блюде в виде перламутровой ракушки.

Ну и хрен с ним, я все равно не собирался жрать эту дрянь, только оплатил заказ этой тёлки — самое меньшее, что нужно сделать, чтобы обеспечить себе халявный минет.

— Имя! — кричу ей в ухо.

— Гела! Мама говорила, что это в честь героини какой-то книги, но я не запомнила, какой!

«Мастер и Маргарита», — мысленно отмечаю я, но вслух говорю, что это героиня точно не была такой красивой, как она. Тёлки почему-то всегда клюют на подобную банальщину. Ну серьезно — на моей памяти не было ни одной, кто врезала бы мне по роже за попытку склеить ее фразочками из типового набора пикапера. Я знаю только одну девушку, которая может с легкостью сопротивляться моим попыткам манипулировать ее эго, но после той совместной вылазки в супермаркет мы больше ни разу не сталкивались нос к носу. Хотя прошла уже почти неделя и через два дня нам пора паковать чемоданы домой. Но я никак не предполагал, что отпуск, на который я сначала воообще не возлагал никах надежд, а потом посчитал его чуть ли не манной небесной, в итоге превратиться в еще один повод для бегства от прошлого.

— Красивое имя! — вспоминаю о своей спутнице только потому, что она делает не слишком удачную попытку меня поцеловать. Здесь такое сплошь и рядом, как будто каждая приехавшая на тропические острова женщина, заодно решила осуществить и парочку сексуальных фантазий.

— Ты тоже ничего, — уже заметно заплетающимся языком говорит она и снова обнимает меня за шею.

На этот раз не сопротивляюсь, терплю, пока она впихнет свой пьяный язык мне в рот и начнет елозить по зубам, как будто проверят, все ли на месте. Потом морщится, когда понимает, что что-то не так. Отодвигается, пальцами, словно я какая-то экзотическая игрушка, разжимает мне челюсти.

— Скобки? Серьезно? — У нее такое выражение лица, как будто она нашла у меня во рту змеиный язык. — Ты, блять, носишь скобки? Сколько тебе лет?

— Хочешь прижать меня к своей трепетной груди, мамочка? — издевательски спрашиваю я, одновременно наклоняясь вперед, чтобы еще раз заглянуть в ее почти ничего не скрывающее декольте.

Точнее, это какой-то топ, хотя даже на этот предмет женского гардероба лоскуток на ее рвущихся в бой сиськах тянет с натяжкой. С таким же успехом прости_господи_Гела могла бы нацепить на себя носовой платок — вряд ли он открыл бы больше, чем несуразный огрызок в разноцветных пайетках.

— Это, блин, стремно, — морщится Гела. Целовать меня она явно раздумала, и даже демонстративно отодвинулась подальше на стуле. — Прости, но у меня… типа, знаешь, детская травма. Был один мальчик еще в школе, он меня как-то в подсобку затащил и хотел изнасиловать, и представляешь — у него во рту было такое же дерьмо.

В то, что не она хотела кого-то поиметь, а наоборот, верится с трудом. Но Гелу уже не остановить — ее буквально несет подробностями тех «трагических событий». Ей-богу, лучше бы и дальше пыталась трахнуть меня языком — это было хотя бы не так противно, как понос, который фонтанирует из ее детской травмы.

Хорошо, что ей явно достаточно моего номинального присутствия и редких сочувствующих кивков. Между делом осматриваю зал, прикидывая, «голоден» ли я настолько, чтобы подцепить другую тёлку или сегодня можно ограничится только коктейлем.

В пестрой толпе кого только нет. Девочку можно выбрать, как говорится, на любой вкус и кошелек. Большинство из них брюнетки — сейчас можно быть сучкой с длинными черными патлами, отутюженными до состояния зеркальной гладкости. До Алины, я не обращал на них внимания, но потом и до сих пор, даже когда передо мной десять голов с аналогичной прической, я все равно обращаю на них внимание. Но сейчас меня куда больше привлекает мелькающая в толпе белокурая голова. Приподнимаюсь на стуле, чтобы перевеситься через верхотуру, на которой мы с Гелой занимаем самые смотровые места прямиком на дрыгающуюся толпу. Белокурая голова движется в сторону стойки.

Я узнаю ее сразу.

Отсюда, сверху, отлично видны татуировки на ее голых плечах, хотя в разноцветных пятнах неона ее ощерившая пасть самурайка выглядит еще более зловеще.

Лори, блять.

Я буквально сюда чую ее особенный запах, хотя готов поспорить, что с тех пор как мы приехали на тропический курорт, Валерия ни разу даже не потянулась к любимому флакончику, которому не изменяет уже несколько лет. Хотя точно взяла его с собой. Я слишком хорошо ее знаю, даже до вот таких мелочей. Мог бы даже поспорить на деньги, что процентов на восемьдесят угадаю содержимое ее дорожной косметички — ее любимый, дешевый и пахнущих как мазь «Звездочка» бальзам для губ, расческа от известного бренда, пачка сухих и пачка влажных салфеток, упаковка таблеток от головы, жвачка со вкусом «БаблГам» и пара заколок для волос — самых обычных, купленных еще в те времена, когда по земле ходили динозавры.

«Ты зациклен на этой девочке, Шутов», — прищелкивает языком мой внутренний голос. А другой, его брат-близнец, грозит пальцем: «Старик, завязывал бы ты с этим, пока еще кто-то не пострадал».

— Увидел кого-то знакомого? — Гела буквально повисает на моей спине, пытаясь рассмотреть в толпе предмет моего интереса.

Наверное, лучше не говорить ей, что это бесполезно.

— Клевые татуировки, — кричит мне на ухо, каким-то дьяволским чутьем понимая, на кого я так долго пялюсь.

Хотя, Лори выделяется из толпы — и цветом своих волос, и почти приличным видом. Хотя насчет приличного вида я явно погорячился: она забирает коктейль (синий, с ее любимым «Блю Кюрасао»), поворачивается лицом в зал и я только теперь замечаю, что то, что я с какого-то перепугу принял за платье-рубашку, на самом деле — топ, едва прикрывающий ее грудь. Это просто пиздец как неприлично — с таким охуенным мускулистым животом носить такой короткий верх. И то, что внизу у нее относительно длинная шелковая юбка (хотя, она так облепила ее задницу, что это тоже тянет на «18+»), никак не делает наряд Лори… сдержанным. Добрая половина девок на этом танцполе может вообще на хрен раздеться догола, но они все равно не будут даже на треть такими горячими, как Валерия.

Сколько, блять, времени прошло? Три года? Неужели это ее я подобрал на том пустом пляже?

Чур меня.


Мотаю головой, разворачиваюсь, хватаю Гелу и резко впиваюсь ей в губы. Надо просто переключиться, заставить кровь прилить к члену и не думать о том, что мы с Лори заперты в одних стенах. Не пытаться представить, что может случиться, если я спущусь в зал.

Просто не думать.

Губы у Гелы на вкус как грязь. Наверное. Могу предполагать. Мне нужно приложить усилия, чтобы отвязаться от ее рвения, с которым Гела накидывает руки мне на шею и всасывает в себя буквально как ёбаный пылесос. Но когда, наконец, отделываюсь от нее, она вопросительно выпучивает глаза, как будто тот факт, что я до сих пор не сую в нее член, чрезвычайно ее оскорбляет.

— Прости, я, видимо, перебрал, — говорю первое, что приходит в голову.

— Ты издеваешься? — Она сует мне под нос мой же стакан с разведенным минеральной водой ананасовым соком. — Я тебе не нравлюсь? Или ты… не по девочкам?

— Я сто процентов по девочкам.

— Тогда в чем твоя проблема? — Сует руку в сумочку, которая странным образом до сих пор болтается у нее на плече, вынимает пару презервативов. — Я без претензий, просто хочу потрахаться.

«Я тоже хочу потрахаться, но не с тобой», — чуть было не говорю вслух, но успеваю сообразить, что за такое меня вполне справедливо могут прикончить точным ударом каблука прямо в лоб. Поэтому говорю что-то о плохом самочувствии, изображаю рвотный позыв и тупо сбегаю в туалет.

Закрываюсь изнутри, перевожу дух, пытаясь заодно понять, упал ли я уже ниже плинтуса или дно еще не пробито. Реально сбежал как школьница от старшеклассника. И в отражении на меня смотрит чья-то бледная рожа с впалыми щеками и синяками под глазами словно от перепоя.

Лори еще в зале? Уже присмотрела себе парочку потенциальных кандидатур? Интересно, она когда-нибудь уже трахалась вот так — просто с первым встречным? Поверить не могу, что однажды я буквально требовал от нее пойти в клуб, снять мужика, трахнуть его и прислать мне фото- и видео- доказательства. Так однажды я исцелил собственные душевные раны, превратив секс в бездуховный механический процесс, и надеялся точно так же исцелить свою Лори.

— Шутов, ты идиот, — говорю своему кривому отражению в зеркале, а потом, не вполне соображая, что делаю, снова заваливаюсь в зал.

Но на этот раз — на танцпол. Выискиваю то место, где была Лори, но ее там уже нет.

Шарю взглядом по танцующей толпе, но это и близко не то же самое, что смотреть на эти дрыгающиеся тела сверху. Здесь, внутри нее, искать Лори даже с ее белокурыми волосами и напрочь лишенными загара плечами все равно, что искать иголку в стоге сена. Но я все равно пытаюсь — пару раз прохожу сквозь толпу, даже иногда хватаю за руки похожих на нее девушек, но это — и близко не Валерия. Может, у меня уже тупо едет крыша, но я даже запах ее не чувствую.

Бесполезно — Лори здесь нет.

Я вываливаюсь наружу, в надежде глотнуть немного свежего воздуха после отравленных выхлопами чужих легких стен клуба, и столбенею, потому что именно здесь натыкаюсь на Валерию. Точнее, успеваю увидеть ее ровно в тот последний момент, когда она садиться в машину к какому-то пиздёнышу. Я еще могу успеть их притормозить — достаточно просто выскочить на дорогу, прямо под колеса его внедорожника. И я даже хочу это сделать, но ноги словно примерзли к асфальту.

— Ну и вали на встречу счастью! — беспомощно ору вслед безобразно пылящей тачке.

Мне по хуй.

Пусть живет как хочет.

Лори — просто мой маленький ручной зверек, о котором я всегда доподлинно знал две вещи — наступит день, когда она отрастит назад вырванные зубы, и однажды мне придется отпустить ее в мир, где она найдет подходящего мужика. Может, не такого обеспеченного как я, может даже уродливого и с щелью между зубами, но он, блять, точно никогда не заставит ее плакать, а тем более — взбираться на подоконник от безысходности.

Улица уже давно опустела, утихло эхо ревущего двигателя, но я продолжаю стоять ровно на том же месте, где и несколько минут назад. Мне уже почти… все равно. Но почему-то снова болит в груди.

— Я люблю тебя, Лори, — произношу как заклинание исцеления, но становится только хуже.

Загрузка...