Ступень Четвертая. Часть первая

Глава 10

— Что он хотел? — спросил Постников, сразу как мы вышли из снохождения.

— Ничего такого, что стоило бы пересказывать, — фыркнула Марта. — Дань, он не стоит того, чтобы о нем переживать. Насколько я понимаю, до нас он никак не дотянется, а приходить к нему на свидание я могу только в сопровождении Ярослава. Так что обломается Дамиан. — Она рассмеялась. — Но свое обещание Ярославу он выполнит, поскольку рассчитывает еще на одну встречу. Я не стала говорить ему твердое нет, но, имейте в виду, больше не пойду ни под каким предлогом. Он вызывает у меня стойкое отвращение, которое мне очень сложно скрывать.

— И это правильно, — выдохнул Постников. — Ярослав, надеюсь, ты это слышал и не будешь больше просить мою жену участвовать в столь сомнительных мероприятиях?

— Даниил, знаешь, как давно он ко мне пристает с просьбой о встрече? С того самого раза, как впервые увидел Марту. Я хоть раз заикнулся об этом? Ни разу. И не заикнулся бы и дальше, если бы не приперло.

Постников кивнул, принимая мои слова, и заговорил о другом:

— Слушай, Ярослав, я тут подумал. А ты не можешь вызвать и допросить духа этого Воронцова? Не может быть так, что с духа слетела клятва и он выложит все как есть?

Я поморщился. Этот раздел я откровенно не любил.

— Дань, во-первых, я не силен в некромантии. То есть базовые вещи знаю, но скорее для противодействия, чем для использования.

— А во-вторых, — поддержал меня Серый, — это запрещенные практики. Кроме того, есть и «в-третьих». Думаешь, дух там летает и стенает: «Допросите меня, я весь ваш, все расскажу, не утаю»? Его еще сразу можно было зацепить, а сейчас он наверняка давно улетел либо в Воронку перерождений, либо, если есть место привязки, то к ней. Но это точно не место смерти.

— Но как вариант, если он улетел к месту привязки, его оттуда можно призвать на место смерти? — заинтересовался Постников. Теперь его вопрос адресовался нам обоим, потому что он смотрел то на меня, то на Серого. Видно, выбрать не мог, кто в его глазах более информирован. — Реально облегчило бы работу. Якорь для духа на месте смерти всегда есть. Что касается того что призыв — запрещенная практика, так кто узнает, что мы делали, если Ярослав поставит отвод глаз?

— Попробовать можно… — Серый почесал в затылке. — Но гарантировать ничего не могу. А если там, где взорвался Воронцов, кто-то ходит и делает замеры?

— Что там мерить-то? — хмыкнул Постников. — Наверняка все закончили уже. Поехали?

— Вы куда? — подскочила Полина, которая неожиданно оказалась рядом. Умеют же некоторые незаметно перемещаться: только что была рядом с мамой — раз — и уже у нас. — Я с вами.

— С чего бы? — опешил Серый.

— Для отвлечения внимания. И для страховки.

— Отвлекать наше внимание сейчас точно не надо. А для страховки ты идешь и готовишь зелье восприятия, — отрезал я. — Потому что Серега уболтал меня на дополнительные занятия для тебя по паркам, а на них лучше идти под зельем, чтобы наверняка все запомнить.

Нет, я подозревал, что Полина будет рада, но настолько бурной реакции не ожидал. Она захлопала в ладоши и запрыгала как маленькая девочка, которой пообещали давно желаемую игрушку. И если бы она этим ограничилась. Так нет — полезла целоваться, сначала ко мне, потом к Серому. Тот хмыкнул и сказал:

— Полина, тебе чего сказали? Идти готовить зелье, чтобы наша работа по твоему обучению не пропала, понятно?

— Так точно, мой генерал. — Она насмешливо отсалютовала Серому и наконец убежала.

Но удивило меня не то, что она не стала настаивать, чтобы мы ее взяли с собой, а то, что Серый смотрел ей вслед с такой задумчивостью, которая в его варианте предполагает зарождение планов либо в отношении Полины, либо в отношении ее умений. Наверное, уже прикидывает, как будет устраивать сложные висячие сады и торговать этим умением направо и налево. Постников его быстро вернул на землю, напомнив, что чем быстрее мы займемся, тем вероятнее что-то узнаем. Серый согласился с ним и утопал к себе за ингредиентами для ритуала, Марта и Ден с Тимофеем ушли за ним.

Я издалека помахал улыбающейся маме, которая помахала в ответ мне, не отходя от коляски, и выдвинулся к машине, где ко мне вскоре присоединились Серый и Постников, после чего мы выехали проверять гипотезу последнего. Хотя я был уверен, что ничего мы там не надыбаем: Воронцов ушел окончательно и даже тени его присутствия не было, когда я уходил после дуэли. Но говорить этого не стал: всегда лучше проверить, если есть возможность, чтобы потом себя не корить.

На месте дуэли уже никого не было. Если там кто-то и делал замеры, то уже давно закончил. Машину я маскировать не стал: движение оживленное еще врежется кто при попытке обгона по обочине, а интересующимся, что мы делаем здесь, всегда можно сказать, что я посеял во время дуэли важный артефакт или подаренную мамой ручку. Второе даже серьезнее, потому что о первом мама не узнает, а от второго расстроится.

Я набросил на нас отвод глаз и запустил фантомы, которые с деловым видом принялись шнырять по изрытому заклинаниями грунту, периодически наклоняясь и просеивая его сквозь пальцы.

— Серега, можешь приступать.

— Может, ты? — неожиданно стушевался он.

— Я же сказал, что в некромантии не силен. Предпочитаю довериться специалисту в этом вопросе.

Я похлопал Серого по плечу.

— Да какой я специалист.

— Лучший, чем я. Серег, не тяни время. Мы его можем с куда большей пользой потратить. Мне еще заказ на артефакт доделывать за эти выходные. Хоть с собой в школу их бери — ничего не успеваю.

Серый вздохнул и принялся вычерчивать формулу призыва, благо материала вокруг было предостаточно. Не знаю, что будут хоронить в гробу Воронцова, но здесь его осталось непозволительно много. Я недовольно выдохнул, но запах крови никуда не делся. Скорее бы закончился этот балаган.

Тем временем Серый закончил вычерчивать, зажег свечки и старательно проливая линии зельем, нараспев затянул заклинание. Дух остался безучастен к его призыву и в этот раз, и в остальные два, когда он пробовал иные методики.

— Все, — наконец огорченно сказал Серый. — Если дух Воронцова и мог что-то нам рассказать, то мы этого никогда не узнаем. Его тут нет, и он сюда не призывается.

— Обидно, — признал Постников. — Что ж, возвращаемся.

Серый начал уничтожать следы ритуала, чтобы никто не догадался, что здесь призывали духа. Потом прошелся заклинанием, затирающим магические следы. Нет, все же Серый самый предусмотрительный из моих учеников — мне даже править ничего не пришлось, все сделано так, как нужно. Вот теперь можно и возвращаться.

Один из фантомов радостно вскрикнул, найдя искомое, остальные подошли к нему, и вскоре они дружно слились с нами и развеялись, одновременно с нас ушел отвод глаз, после чего мы пошли к машине.

— Я все думаю, а вдруг что неправильно сделал, вот Воронцов и не пришел, — огорченно сказал Серый, оглянувшись в последний раз на место упокоения.

— Если ты даже что неправильно делал, то на дух Воронцова это никак не повлияло, поскольку он здесь не чувствовался. Возможно, в клятве был блок, принудительно оправляющий душу в Воронку Перерождений сразу. Тому, кто натравил Воронцова на меня, нельзя отказать в предусмотрительности.

— А так можно сделать? — удивился Серый.

— Почему нет? К клятве много чего можно прикрутить, если знать как.

Назад мы ехали никуда не торопясь, и я рассказывал про те типы клятв, которые знал. Что Серому, что Постникову некоторые мои откровения были в новинку, поскольку либо в этом мире не знали сложных типов клятв, либо те, кто знал, хранили свои знания в секрете. Я бы поставил на второе, потому что клятва Воронцова, среагировавшая на намерения, точно была не из простых.

Разговор мы продолжили и по приезде, поскольку тема оказалась интересной, и я был уверен, что мы проговорим до ужина. Но ошибся, поскольку поступил вызов с проходной поместья. Постников выслушал по телефону дежурного и повернулся ко мне:

— К тебе Воронцов. Примешь?

— В каком смысле Воронцов? — напрягся я.

Постников посмотрел на мое ошарашенное лицо и неожиданно гнусно захихикал, прижимая к себе трубку так, чтобы в нее ни одного звука не просочилось. Авторитет глава клана блюдет, не иначе.

— Ой, не могу, — ржал он совершенно неприличным образом. — Ты что, подумал, что это дух упокоенного тобой Воронцова решил с небольшим опозданием откликнуться на призыв Серого и вежливо постучал в ворота? Сын это его, сын.

— Не вижу ничего смешного, — отбрил я. — Если сын тоже приперся вызывать меня на дуэль, то, боюсь, Ефремов мне не простит полного обезглавливания клана. Могу я его не принять?

— Можешь, но это оскорбление. То есть даже если ты болен или отсутствуешь, его должен принять кто-нибудь из твоих доверенных лиц.

Захотелось завести специальное доверенное лицо, на которое перевалить все контакты с визитерами. Мало того что знать не знаешь, что от него ждать, так еще и время драгоценное отбирает.

— А то, что он приперся без приглашения, это не оскорбление?

— Нет, это невоспитанность. Или, как вариант, он был уверен, что ты его не примешь, если он договаривался бы по телефону. И еще, он вряд ли будет вызывать тебя на дуэль, не тот типаж. Если деньги начнет клянчить, в чем я тоже сомневаюсь, ты ему имеешь полное право отказать, или даже, напротив, потребовать уже с них компенсацию.

— Компенсация — это хорошо, — решил Серый. — Ярослав, пусть проходит. На месте сориентируемся. Может, ему достаточно будет пары слов в утешение.

— Вряд ли Евгений сильно переживает из-за смерти отца, — сказал Постников. — Они были в плохих отношениях. Покойный Воронцов господин был умный, себе на уме и клан свой держал в кулаке, Евгений же не таков. Так как, Ярослав, говорить, чтобы пропускали?

— Говори, — махнул я рукой. — Надеюсь, этот не такой упертый, как его отец.

Еще я понадеялся, что визит не затянется. В конце концов, убитому горем родственнику было чем заняться, кроме как предъявлять мне претензии.

Но Воронцов предъявлять мне претензии не стал. Признаться, я никогда бы не подумал, что Никита Львович — его отец, потому что более непохожих персонажей сложно было представить. Если покойный своими отвисшими щеками напоминал дурно воспитанного бульдога, то его сын производил впечатление человека, зацикленного на внешности и манерах. Сначала он многословно здоровался и извинялся, что побеспокоил меня без предварительного звонка. И все это стоя посреди дверного проема. Я даже заподозрил, что это отвлекающий маневр и он тайком формирует какое-то заклинание, но ни малейшего признака этого не нашел. Тем не менее я сказал, старательно скрывая нахлынувшее раздражение:

— Евгений Никитич, проходите и садитесь. Как говорится, в ногах правды нет, а вы так до сих пор и не перешли к причинам, побудившим вас ко мне приехать.

При этих словах его красивое ухоженное лицо, со слишком тонкими для мужчины чертами, искривилось в гримасе удивления.

— Разве, Ярослав Кириллович? Мне казалось, причина моего визита очевидна.

— Вам казалось, Евгений Никитич. Я навскидку могу предположить причин пять, начиная от желания отомстить мне и вызвать на дуэль и заканчивая…

Договорить я не успел. Воронцов, уже усевшийся в кресло, дернулся так, что чуть из него не выпал, и укоризненно погрозил мне пальцем.

— Шутить изволите, Ярослав Кириллович? Довольно жестоко, особенно в такой тяжелый день.

— Приношу вам свои соболезнования, Евгений Никитич, и уверяю, что у меня не было желания лишать вашего отца жизни.

— Отец был слишком несдержан в своих желаниях и слишком уверен в собственно превосходстве, — ответил Воронцов. — За что и поплатился. Уверяю вас, Ярослав Кириллович, у меня и в мыслях не было в чем-то вас обвинять. Напротив, вы поступили необычайно великодушно, и я не могу не испытывать признательности по отношению к вам.

Хмык Серого раздался в полной тишине, потому что я, честно говоря, потерял дар речи от слов Воронцова, из которых выходило, что приехал он меня благодарить. Воронцов посмотрел на нашего финансового директора с легким презрением и продолжил:

— Вы могли его убить, но предпочли пощадить. Вот он, признак воистину великого человека. Вы еще молоды, Ярослав Кириллович, но у вас великое будущее, в котором я бы хотел стать вашим другом. Мне очень хочется надеяться, что вы не затаили обиду на наш клан. Поверьте, линии моего отца мало кто у нас придерживался, и думающие люди у нас вздохнули с облегчением.

Он говорил, говорил, говорил, и через некоторое время я понял, что окончательно утратил нить в его рассуждениях. Что он хотел сказать, зачем приехал — для меня оставалось все так же загадкой. Не заверить же в вечной дружбе человека, который убил его отца?

— Ярослав Кириллович, вы приедете проститься с отцом? Проводы будут послезавтра.

— Извините, Евгений Никитич, мне это кажется неуместным. Прямо или косвенно, но я послужил причиной его смерти.

— Это так. Но мы должны показать, что трений между нашими кланами нет. Я как раз приехал, чтобы согласовать с вами ваше присутствие.

Ехать на похороны совершенно левого для меня мужика я не собирался, что и дал понять сразу.

— И все же мне кажется это неуместным. Ваши родственники могут посчитать оскорбительным для себя мое присутствие. Похороны — не место для демонстраций, уж простите, Евгений Никитич. Кроме того, вашего отца я не знал совершенно. Наше знакомство было слишком коротким и неприятным, чтобы я мог посчитать себя вправе прийти на похороны.

Воронцов не выглядел расстроенным смертью отца, но его родственники могли чувствовать совсем другое. Мне только скандала не хватало, который непременно появится в «Клановом Вестнике», столь усердно читаемом Деном. Наверняка там уже в красках описали дуэль и смерть Воронцова.

— Ваша тонкая душевная организация делает вам честь, Ярослав Кириллович, — склонил голову Воронцов. — Мне жаль, что ваши принципы не позволяют вам отринуть непонимание. Тем не менее основной целью моего визита было сказать, что клан Воронцовых не имеет претензий к клану Елисеевых.

Он столь ожидающе на меня посмотрел, что я сразу догадался, что нужно сказать, чтобы этот тип наконец убрался:

— Клан Елисеевых не имеет претензий к клану Воронцовых.

— Надеюсь на дальнейшее плодотворное сотрудничество, — Воронцов говорил это уже стоя. — Мне очень жаль, что наше знакомство произошло в таких обстоятельствах, но я все же должен отметить, что очень ему рад.

— Я тоже рад был познакомиться с вами, Евгений Никитич.

Но куда больше я был рад тому, что этот тип наконец уходит. И в этом случае — даже искренне.