Ступень Четвертая. Часть первая

Глава 16

Слушали мы разговор Сысоева с одним из заговорщиков, сидя в одной из наших машин, то есть с куда большим удобством, чем те, кто сейчас болтал. Я бы еще понял, если они устроились бы в зале, но сидеть в туалете, в одной кабинке с Сысоевым — это нужно быть вообще человеком весьма странных вкусов. О месте встречи мне сообщил Ефремов, решивший подстраховаться. Его люди тоже сейчас где-то слушают Сысоева, но не факт, что что-то слышат. Очень уж занятная защита стояла на кабинке. Мужичка, который разговаривает с Сысоевым, я срисовал еще у школы, но физиономия была мне незнакомой. Возможно, Постников или Ден определили бы, кто это, но я их знаниями не владел.

Разговор закончился. Первым покинул туалет маг, предварительно вымыв руки. Я его понимал: после общения с Сысоевым хотелось не просто руки помыть, а душ принять и по себе пройтись скребком, которым лошадей чистили, потому что обычная мочалка в такой ситуации не помощник.

Маг в клубе задерживаться не стал, ушел быстро. По договоренности с Ефремовым я не только не стал за ним следить, но даже метку не поставил, хотя руки чесались. Но Ефремов сказал, что при необходимости можно отследить и по телефону, который злоумышленник изредка включает, а метку можем отследить не только мы.

На мой взгляд, вариант с телефоном был не слишком надежной, но приняли его, поскольку главой Императорской гвардии был Ефремов, а не я.

— Вот отключит преступник телефон, Дмитрий Максимович, — с досадой сказал я. — И что тогда? Через Сысоева на них вы не выйдете.

— Да понимаю я, Елисеев, что Сысоева они списали, — ответил Ефремов. — Но если они слежку заметят, то затихарятся, и мы их фиг возьмем на горячем. А хуже нет, когда такой вот нарыв зреет и неизвестно когда рванет. Поэтому никаких сопровождений и никаких меток. Будем брать на горячем.

Предложение разместить маяк подальше от Светланы тоже было отвергнуто.

— Понимаешь, Елисеев, мне самому не нравится лишний раз подвергать великую княжну опасности. Но мы не можем исключить, что сначала отправят кого-то одного на проверку. И в этом случае они сразу поймут, что мы в курсе. Нет, нужно брать всю группу. Будет на ком экспериментировать по преодолению клятвы.

Ефремов хищно заулыбался, с преступниками церемониться он точно не будет, когда поймает. Только поймает ли? С таким подходом ловить можно долго и безуспешно.

— Ау Елисеев, ты меня слышишь? Говорю, маяк бы пронести для нас, но так, чтобы администрация не знала. У нас, к сожалению, нет таких продвинутых, как у заговорщиков…

Последнее было намеком, но делать новые маяки Императорской гвардии я не стану, на такие нужно еще уметь настраивать телепорт. Слишком много хочет с меня генерал.

— Давайте ваш маяк, я его пронесу.

— Елисеев, на проходной в школе он запикает. А это — полный провал, ты понимать должен.

— У меня не запикает. Я хорошо экранирую.

На самом деле я планировал положить маяк в пространственный карман, но Ефремову этого знать не следовало. А то раскатает губу еще и на карман. Как я понял, губа у него нетренированная, раскатываться любит, а вот с закатыванием проблемы: выбивает себе хоть что-то если дать малейшую слабину.

— Елисеев, думаешь, самый умный и никто до тебя не догадался экранировать?

— Дмитрий Максимович, я сказал, что пронесу, а что и как — вас не касается, — отбрил я.

— Хамишь, Елисеев, — неодобрительно поцокал языком Ефремов. — Я к тебе со всем расположением, а ты хамишь.

— Дмитрий Максимович, даже если я сделаю маяк, на что вы намекаете, с ним тоже нужно уметь работать, — заметил я. — И вообще ,такой маяк я вам на коленке не сделаю, так что давайте использовать ваш рабочий. Сигналка тоже с вас.

— Но проходную в школе мы лично, в смысле Императорская гвардия, оборудовали, — с намеком сказал он.

— Вот и посмотрим, обнаружат там или нет ваш маяк, — я был непреклонен.

Ефремов понял, что с меня ничего не поимеет, и дальше мы уже разрабатывали план, исходя из того, что маяк я пронесу и никто этого не заметит. Собственно, меня он в свои планы особо и не посвящал, выделив роль исключительно инструмента: проношу маяк и сигнализирую, когда преступники телепортируются в наш блок. А еще больше никого из своего блока не посвящаю в планы Сысоева, чтобы не дай бог тот не передумал из-за подозрительных взглядов.

— Директору вы хоть скажете? — уточнил я.

— Зачем? — изумляется Ефремов. — Чем меньше человек знает, тем выше вероятность успеха. Проверено временем, Елисеев. Это я тебе как твой учитель говорю. — И ничуть не смущаясь, добавил после моего скептического хмыка: — Должен же я тебя хоть чему-то учить? Вот и учу жизни, если остальному ты сам кого хочешь научишь.

Честно говоря, меня все равно сильно беспокоила планируемая операция. Против нас сейчас играл не Глазьев или Сысоев, а куда более умелая персона, против которой мои знания могли оказаться недостаточными. Но играл он не напрямую, из чего можно было сделать вывод, что он тоже чего-то или кого-то опасался. Скорее всего — что в прямом противостоянии с императором может проиграть. Это успокаивало, но ненадолго, так что к началу новой учебной недели я желал только одного: чтобы покушение наконец случилось и закончилось благополучно.

Поэтому, когда я на проходной опять увидел Сысоева, чуть не зарычал от злости. А это гад опять к Полине полез с конфетами и начал заливать, как скучал все выходные, ее не видя, и как ему приятно, что она носит на рюкзаке его подарок. Полина млела уже по-настоящему, даже на меня почти не косилась, чтобы узнать, как я реагирую.

— Вы с ним все закончили? — спросил я у охранников. — И конфеты проверили?

— С ними что-то не так? — напрягся один из них.

Самое обидное, что в этот раз все с ними было так: никакой магии — ни зелий, ни заклинаний, ничего лишнего. Сысоев на меня посмотрел этак свысока и брякнул:

— Только и умеешь, что чужое честное имя порочить. Специально время выбрал, когда Полина тут, и начал поливать.

— А кто в прошлые конфеты зелья напихал? — парировал я.

— Акт есть? — нагло спросил он. — Или результаты хоть какой-то экспертизы? Вот то-то. Голословно все мы обвинять можем. Я выбирал конфеты с любовью к Полине, а вы их просто выбросили. Нехорошо. Я жалобу Андрееву напишу. Вот прямо сейчас. Оскорбили на пустом месте и нанесли финансовый ущерб.

Эта идея его настолько вдохновила, что он убрался тут же, но если это кому настроение и испортило, то только Полине, потому что она решила, что эту коробку у нее заберут в точности так же, как и прошлую. Серый, как назло, с нами не зашел и не предложил ей альтернативу, так что Полина гордо утопала вместе со своей добычей, прилично нас обогнав, и поэтому наш разговор с парнями не слышала.

— И ведь объяснять ей бесполезно, — неожиданно сказал Тимофей.

— Ты о чем?

— У Сысоева к ней почти никаких чувств нет, один расчет, — пояснил Тимофей.

— И давно? — удивился я.

— С самого начала не было.

— Нет, я про то, что ты давно чужие чувства ощущаешь?

— Пару недель как, — смутился он. — Это ненормально?

— Рановато на твоем уровне, — солидно ответил я, хотя понятия не имел, с какой Ступени целители начинают чувствовать не только тело, но и душу. — Это нормально, не переживай. Но с Сысоевым ненормально и нужно что-то делать.

— Он сам отвалится со временем. У Полины к нему тоже чувств нет.

— Наболтать может. Как говорится, женщина любит ушами, и если ей в уши все время лить нужное, то…

— Глупости, — возразил Ден. — Поиграет Сысоев в любовь пару недель, и если ты не будешь показывать, что тебя это хоть как-то задевает, забьет.

— Забьет он, может, и раньше, но мозги ей попудрит.

— Мы рядом, лишнее стряхнет, — отмахнулся Ден. — Ну реально, Ярослав, фигня это все. Меня куда больше беспокоит близящееся занятие по артефактам, чем отношения Сысоева с Полиной, которых нет.

— Нашел чего бояться. Вот это точно ерунда, — сказал я почти спокойно.

Хотя тянуло ответить, что с Сысоевым все намного серьезнее, чем Ден считает, но это было государственным секретом, поэтому мы перешли к обсуждению занятий. На полинины выкрутасы решено было просто не обращать внимания.

Андрея тем же вечером я встретил в коридоре, он принял вид высокомерно-презрительный, но, как мы договаривались, чуть опустил веки, сигнализируя, что маяк уже у Сысоева. Хваленые артефакты на проходной этому не помешали, а значит, операция перешла в следующую фазу, о чем я сообщил Ефремову по телефону и получил от него ряд дополнительных инструкций.

Полина из блока не выходила, но я вечером все равно на всякий случай проверил — на ее игрушке маяка не было. Вот и славно, потому что мне еще ефремовский ставить надо. Генерал настаивал его спрятать в комнате Светланы, чтобы девушка наверняка не пострадала, но это нужно было делать втайне от остальных, что несколько ограничивало.

Установил я только на следующий день, задержавшись в блоке перед завтраком. Пара заклинаний — и ефремовский маяк затаился под кроватью, прикрытый от посторонних. Случайно его обнаружить было нельзя даже на ощупь, а неслучайно — тоже довольно сложно, не со знаниями большинства моих знакомых.

Пришел в столовую я практически одновременно со всеми моими и тем не менее Сысоев не только уже вертелся рядом с Полиной, но и успел заменить подвеску на брелоке. Теперь там болталось не безобидное сердечко, а вражеский маяк.

— Сысоев, не порть нам аппетит, — бросил я. — У тебя есть свой стол — вот и дуй туда.

— Не дразнил бы ты меня, Елисеев, а то ведь я разозлиться могу, мало не покажется, — процедил он, но тем не менее отошел.

Я был уверен, что с этого момента Полина для него стала отыгранной картой, но тем не менее Сысоев весь день к ней лез, как будто задался целью вывести меня из равновесия. Это ему не удалось: хоть я внутри временами кипел, но внешне ничем этого не проявлял. Полина же уже общалась с Сысоевым как с лучшим другом, напрочь игнорируя наши просьбы.

Вечером она опять собралась протащить рюкзак в спальню, а когда ей напомнили про мое требование, состроила оскобленный вид, ушла к себе в комнату, а потом несколько раз выходила в общую, чтобы то что-то взять, то что-то положить в рюкзак, всем своим видом показывая, как ей неудобно разделение в пространстве с собственными вещами. Но разрешения забрать, разумеется, ей никто не дал. Последний раз она выскочила к своему рюкзаку практически перед сном.

Когда я выглянул, рюкзак так и валялся на диване, и я успокоился. А почему бы и не успокоиться? Стазисные ловушки, к которым я добавил еще и дополнительные, прекрасно функционировали и были готовы захватить всех, кто припрется к нам ночью. Волноваться было не о чем: преступники увязнут в стазисе, а прибывшие подчиненные Ефремова их препроводят в место, где смогут получить от них нужные сведения.

И все же на душе было тревожно. Как выяснилось буквально через несколько часов, основания для этого были, потому что, когда в план вмешивается женщина, даже если ей совсем мало лет, всегда есть вероятность того, что все пойдет наперекосяк.