Стурлур – место, где все началось

§3. Вокруг таинственного пруда

Володус оказавшийся раньше всех в новой части леса уже успел что-то отыскать, что еще больше помутнило его рассудок. Он бегал, размахивая руками вокруг пруда и пытался поймать светлячков.

Прекхард и Гром устало бросили взгляд на неадекватного Володуса. Они даже думать не хотели о том, что с ним происходит. Цедрус вовсе испытывал стыд, вспоминая откровение Алатара об истинной природе Володуса и Малдуста, и еще раз подумал о том, что синий маг наверняка допустил ошибку.

Малдуст повел группу вперед к чистому пруду, который располагался в центре обширной поляны, в этот раз не скрытой в тумане. Напротив, вся поляна была освещена светом звездных светлячком, которые в кроне леса имитировали звездное небо.

Эта крона казалась удивительной и необъяснимой не только из-за множества звездоподобных огоньков, мерцающих среди ветвей, но и из-за своей необычной структуры. Поляна, просторная и достаточно большая, чтобы в её центре разместился глубокий пруд, не дающий возможности перепрыгнуть его, была окружена высокими, почти тридцатиметровыми деревьями. Расстояние между стволами по овальному периметру поляны было значительным, особенно между теми, что находились друг напротив друга, через саму поляну. Но, несмотря на это, их кроны каким-то образом сливались в единый навес, образуя плотный купол, который полностью блокировал солнечный свет над всей поляной и прудом.

Сам пруд простирался в центре поляны, как бесконечное зеркало, отражая кроны высоких деревьев, которые плотно сомкнулись над ним, создавая иллюзию звездного неба среди их ветвей. Вода в пруду была кристально чистой, настолько прозрачной, что взгляд мог проникать сквозь неё до самого дна, где лишь изредка виднелись темные камни и водоросли. Поверхность воды оставалась безмятежно гладкой, словно застыла в вечности, не нарушаемая ни ветром, ни движением. Казалось, что само время остановилось над этой водной гладью, удерживая её в идеальной неподвижности. В этой зеркальной тишине, пруд выглядел как олицетворение спокойствия и безмятежности, словно приглашая каждого заглянуть в него, чтобы очаровать своим покоем.

На правом берегу пруда виднелись несколько каменных глыб, не превышавших метра в высоту. Эти массивные валуны тесно соприкасались друг с другом, погружаясь в траву. Из их тени почти незаметно струился ручеек, который, словно тайная нить, вплетался в пруд, наполняя его водой. Удивительно было то, что, касаясь водной глади, ручей не вызывал ни ряби, ни волн, оставляя поверхность пруда нетронутой и спокойной. Журчание воды было столь тихим и едва уловимым, что, чтобы его услышать, нужно было задержать дыхание и вслушаться в окружающую тишину.

Особое внимание привлекала одна из каменных глыб, у которой в землю был вонзен причудливый меч. Этот артефакт первым бросался бы в глаза, если бы взор путников не был отвлечен хаотично разбросанными по всей поляне фигурами древоподобных существ. Эти создания, уже знакомые путникам, словно древние стражи, неподвижно стояли на фоне деревьев. Их зловещее молчание и застывшие фигуры отвлекали внимание от меча, скрывая его присутствие среди теней и высокой травы.

Малдуст первым обратил внимание на застывшие фигуры энтов. Их сходство с теми древами, которые встретились им в туманной долине, было очевидным. Однако, в отличие от предыдущих, эти не источали ауры печали и страдания. Их позы казались умиротворенными. Они стояли прямо, их ноги сливались в единый ствол, как у обычных деревьев. Ветвистые руки были сложены крестом на груди, а ладони покоились на плечах. Головы склонены вниз, а на лицах застыло выражение глубокого покоя, словно эти создания спали вечным, безмятежным сном.

Волшебник поспешил первым делом направится к одному из этих энтов. Не обращая внимание на, рядом проскакал радостный Володус в погоне за одним из светлячков, Малдуст тянул свою ладонь, чтобы коснутся древа.

«Ты уверен, что это хорошая идея?» — Гром окликнул Малдуста, осторожно положив руку на рукоять своей рапиры. Пирата беспокоило то, что эти древоподобные создания стояли здесь словно безмолвные стражи.

Но Малдуст еще на расстоянии почувствовал, что они не излучают жизни. Он приблизился, чтобы убедиться в этом. Однако, прикоснувшись к одному из них, волшебник вдруг отпрянул. Его глаза наполнились тревогой, и, отступив назад, он с поспешностью произнес:

«Они… Живы. Я с трудом почуял отголоски гнева и маленькую искорку жизни, что прячется под глубоким сном. Они живы. Но… Будто спят. И сон их глубок, что сравним со смертью. Но они живы» — Тон Малдуста был полон смятения. Это открытие привело его в глубокое недоумение. Он пытался вспомнить, какое существо могло обладать столь невероятной силой, чтобы обречь потерянных жен энтов на подобную судьбу. И какой могла быть цель такого деяния?

«Ты сказал гнев? Это создание гневается и при этом живо? Тогда давайте скорее срубим его, пока оно не напало на нас.» — Прекхард произнес решительно, хотя в его голосе ощущалась легкая тень тревоги. В этот момент ладонь Малдуста мягко уперлась ему в грудь, и волшебник сдержанно добавил:

«Успокойся, Прекхард, всё не так просто, но повода для беспокойства нет,» — произнёс Малдуст ровным тоном, его уверенность успокаивала. — «Сознание этой энтицы окутано прочным барьером, который, кажется, запечатал её последнюю эмоцию перед тем, как с ней произошло нечто ужасное. Но та искра жизни, что в ней сохранилась, слишком слаба, чтобы пробудить её. Уверяю, нам не о чем тревожиться.»

«Хорошо, тогда давайте сосредоточимся на поиске вашего итильдина, чтобы поскорее закончить то, зачем ты здесь» — Сказал Цедрус не глядя на энта.

«Я бы подумал, что уж тебя, Цедрус, как эльфа, должна была обеспокоить судьба энтов,» — заметил Малдуст с легким удивлением в голосе. — «Но ты, словно нарочно, избегаешь вида этих энтиц.»

«Я потомок мудрейших эльфов Нолдор, а не каких-то Нандор. Я не преклоняюсь перед деревьями так, как это делают в Лориэне,» — ответил Цедрус спокойно и хладнокровно. — «Нет, мне искренне жаль этих жен энтов, и сама их судьба вызывает грусть, но мы здесь ведь не ради них, не так ли?»

Слово «Нандор» эхом отозвалось в памяти Малдуста. Он вспомнил, что так называли лесных эльфов, живших в Лихолесье. А еще вспомнил имя их короля, Орофера, который пал в битве при Дагорладе. Эта ужасная схватка между силами света и тьмы, произошедшая на заре Второй эпохи, оставила неизгладимые следы на одноименной равнине. Дагорлад до сих пор изранен и не может исцелиться, хотя с тех пор минули тысячи лет. Теперь это место известно как Мертвые топи.

Малдуст отчетливо помнил то время, когда он, среди воинов истерлингов, сражался на стороне армии Саурона в битве при Дагорладе. Тогда он не считал себя сторонником Тёмного Властелина; его целью было лишь помочь народу Востока. Не участвуя в боевых действиях напрямую, он скрытно использовал свою магию, чтобы спасти как можно больше жизней истерлингов. Когда стало очевидно, что силы света одержат верх, именно Малдуст убедил предводителя истерлингов того времени отступить вовремя, вопреки воле Саурона, предотвратив ещё большие потери.

Не позволяя себе утонуть в нахлынувших воспоминаниях Малдуст, вернулся к разговору с Цедрусом и сказал:

«Разве Нандор не лесные эльфы? Кажется, они должны быть твоими сородичами, не так ли? Почему же у тебя такое нелестное мнение о них?» — спросил Малдуст с нотками самодовольства в голосе, наслаждаясь возможностью продемонстрировать свою осведомлённость, надеясь произвести впечатление на эльфа.

Перед ответом Цедруса на его лице промелькнула скептическая усмешка. Он приподнял одну бровь и бросил на Малдуста недовольный взгляд: «Ой, да что старый истерлинг может знать о моем народе? Вернемся лучше к итильдину»

«Говоря об этом, я понимаю, зачем эти поиски нужны мне и Володусу. Мотив Прекхарда здесь также ясен — я пообещал ему помочь после всего этого. Гром… он просто заложник обстоятельств — это тоже понятно. Но ты, Цедрус, зачем тебе все это?» — сдержанно спросил Малдуст, хотя его не устраивал ни ответ, ни тон эльфа.

«Я всего лишь исполняю просьбу Алатара, оказывая вам с Володусом помощь в ваших поисках, не более того», — ответил Цедрус с усталостью в голосе.

«Но зачем это нужно Алатару?» — озадаченно спросил Малдуст, погружаясь в размышления, пытаясь самостоятельно найти ответ.

Цедрус не спешил с ответом, погружаясь в свои размышления. Он вновь прокручивал в голове слова синего мага о том, что Володус и Малдуст являются могущественными майарами. Однако, несмотря на все усилия, Цедрус не мог принять эту истину. Причиной могли быть его личные впечатления о них, сложившиеся за короткий период их совместного путешествия. Сомнения относительно самого Алатара, допуская, что тот мог просто ошибиться. Или же это было банальное проявление характера личности эльфа. В любом случае, Цедрус решил ответить в привычном для себя размеренном и надменно-хладнокровном тоне:

«Я. Не. Знаю.» — Цедрус отвернулся от Малдуста и принялся сам искать что-то. Когда на его взгляд не упало ничего примечательного он решил исследовать пруд и нырнул, погрузившись на самое дно.

«Знаешь, это остроухое создание тоже начинает меня раздражать. Мне больше нравился он, когда носил тюрбан и держался в тени. Особенно, когда вовсе молчал в пустыне», — произнес Прекхард, подходя к Малдусту. — «Но он в одном прав: давай уже разберемся с твоим вопросом об этом, итильдрине. Куда двигаться дальше? Твои светлячки больше не указывают путь? Может, мы уже нашли то, что искали?»

«Звездный свет привел меня сюда», — рассуждал Малдуст, осматривая окрестности. Светлячки разлетелись по округе, что означало, по его мнению, что итильдин где-то поблизости. «Верно, итильдин. Вероятно мы уже рядом с ним» — заявил он, делая акцент на правильном произношении слова, хотя и сам все еще не имел ясного представления, что оно обозначает. «Нужно тщательнее изучить это место. Что-то, вероятно, ускользает от нашего поверхностного взгляда», — добавил он, бросив взгляд на остальных.

Малдуст, Прекхард и Гром разошлись в разные стороны, чтобы внимательнее осмотреть окружающую местность. Цедрус тем временем сосредоточенно продолжал изучал пруд, а Володус, был полон энергии, весело прыгая и беззаботно резвясь на поляне.

В какой-то момент Прекхард наткнулся на меч, вонзённый в землю и зажатый между каменными глыбами. Не раздумывая долго, южанин попытался вытащить его, вложив в это усилие всю свою силу. Однако, к его удивлению, меч не поддался — глыбы сжимали его крепче, чем можно было предположить на первый взгляд.

«Эй Гром, окажи милость, подсоби-ка» — Прекхард, крепко сжав рукоять меча обеими руками и уперев ноги в землю, с усилием позвал соратника на помощь. Однако, даже вдвоем им не удалось вырвать клинок из каменного плена. Сделав короткую передышку перед очередной попыткой, Прекхард разминал натруженные кисти, готовясь вновь испытать свою силу в борьбе с упорным мечом.

Прежде чем Прекхард снова приготовился ухватиться за рукоять меча, Гром заметил кое-что на его навершии и с интересом обратил на это внимание.

«Постой, Прекхард, ты видел эту странную гравировку? Я никогда не встречал ничего похожего,» — заметил Гром, внимательно разглядывая навершие меча.

«Да, я тоже обратил на это внимание. Думал, что это просто красные линии, вроде насечек. Мы делали такие — одну за каждого поверженного врага,» — отозвался Прекхард, с легким кивком, касаясь рукояти. — «Может Малдуст знает больше?»

Волшебник с раскуренной трубкой в губах подошел к Грому и Прекхарду. С блеском скрытых познаний в глазах, он с трудом узнал символ.

Строгий и величественный символ, построенный на простых, но мощных формах, выполненных прямыми красными линиями, дал ясное понимание Малдусту, что перед ним герб утерянного и малоизвестного клана гномов Орокарни.

«Этот забытый клан, вероятно, носил другое имя, чем тот горный хребет, где до сих пор живут их сородичи. Однако их истинное имя ушло в небытие вместе с той малочисленной группой гномов, которые так ревностно сторонились всего, что происходило в Средиземье. Они отправились на поиски нового дома так далеко, что, по преданиям, достигли холмов за бескрайними пустынями. Это забытая легенда, которую уже не помнят даже гномы, но она сохранилась в устных преданиях истерлингов. Когда-то я взял на себя труд сохранить и записать их фольклор», — рассказывал Малдуст.

Погрузившись в воспоминания, Малдуст с увлечением начал подробно рассказывать о всем, что помнил об этом клане. Он обратил внимание слушателей на герб, поясняя: «Центральный элемент герба напоминает древнюю архитектурную структуру — возможно, крепость или кузницу, что отражает инженерное мастерство и стремление к созиданию, присущее всем гномам. Симметрия линий символизирует баланс, порядок и нерушимую сплоченность клана. Красный цвет указывает на их силу и готовность защищать свой народ и традиции до последней капли крови. Прямые линии герба создают ощущение непреклонности и стойкости, подчеркивая прочные, как камень, принципы клана.»

Гром, уставший от словесного потока, отмахнулся и произнес:

«Что же это получается, гномы тебя сюда призывали? Может этот Итильдин это их король?»

Малдуст вдруг оторвал взгляд от рукояти и перевел его на Грома, задумчиво произнесши: «Итильдин… Гномы… Разумеется. Это металлический сплав, который был создан искусными металлургами в Эрегионе — плод совместного труда кузнецов гномов и эльфов в те времена, когда их дружба была поистине крепка».

Тем временем, от берега пруда, мокрый, но сияющий от гордости, Цедрус подошел к остальным, сжимая в руках драгоценный камень.

«Вот, Малдуст, я нашел итильдин!» — уверенно произнес эльф.

Вспомнив, что собой представляет этот металл, Малдуст встретил взглядом Цедруса, полным разочарования. Волшебник не понимал, как мудрый эльф мог забыть, что такое итильдин. Или, возможно, он намеренно скрывал эту информацию? Вряд ли, скорее всего, Цедрус просто глуп, подумал Малдуст, бросив взгляд на камень, который эльф поднял со дна пруда. Кратко произнеся: «Это просто аквамарин, бестолочь», — он направился в сторону, где растительность примыкала к каменистому краю холма. Здесь земляная возвышенность, казалось, была специально срублена, обнажая гладкую каменистую поверхность прочной породы.

Цедрус почти незаметно хмыкнул, стараясь не выглядеть глупо. Он заметил, что Прекхард безуспешно пытался вытащить застрявший меч, и когда южанин прекратил свои попытки, эльф решил, что справится лучше. К его удивлению, Цедрус легко извлёк клинок, вероятно, потому что южный воин находился на грани последнего рывка, который позволил бы мечу поддаться. Убедившись, что раз уж он извлёк трофей, то он и принадлежит ему, Цедрус невозмутимо подвязал меч к своему поясу, даже не удосужившись обратить внимание на свою находку.

«Зачем тебе этот меч, Цедрус? Верни его мне. У тебя и без него есть добротный клинок», — произнёс Прекхард, желая заполучить добычу, ради которой потратил столько усилий и времени, чтобы освободить её из земляной хватки. Клинок нолдорской работы не мог даже в сравнении стоять с тем мечом, который Цедрус присвоил себе. Безусловно, гномья работа заслуживала всяческих похвал, но с эльфийским мастерством не шла ни в какое сравнение. Более того, никто не мог сказать, сколько времени этот гномий меч пролежал здесь, и это неизбежно отразилось на его состоянии. Тем не менее, Цедрус ответил с непоколебимой уверенностью: «Моё! Вы и так прячете в своих карманах то, что украли у меня. Поэтому ничего я тебе не отдам, харадрим».

Пока Прекхард безуспешно пытался убедить Цедруса в своей непричастности к исчезновению его имущества, а Гром устало наблюдал за их перепалкой, Володус продолжал кружиться и веселиться. Фокусник находился в таком экстазе, что не замечал ничего вокруг, кроме растений, светлячков и мелких грибов, которые с аппетитом собирал и тут же поглощал. Возможно, именно они были причиной его странного поведения. Тем не менее, остальные были так поглощены своими заботами, что не обращали внимания на Володуса.

На этом фоне Малдуст медленно подходил к крутому склону холма. Каменистая стена, высота которой немного превышала рост волшебника, поднималась чуть более чем на два метра от земли. На ее поверхности, словно покрывало, росли зелёные растения и трава, сливаясь с привычным ландшафтом.

Поглаживая каменную поверхность, Малдуст заметил, что помимо естественных выпуклостей, характерных для природной породы, здесь присутствовали углубления, которые могли возникнуть лишь в результате мастерского труда. Вспомнив, что итильдин — металл, который светится при лунном и звездном свете, он огляделся в поисках таинственных светлячков, которые указывали ему путь, но они, казалось, нарочно избегали этого места. Тогда Малдуст закрыл глаза и обратился к внутренним силам, которые, дремлющие до этого момента, начали пробуждаться в этом лесу. Открыв глаза, они наполнились звездным светом, на который немедленно отреагировал спрятанный итильдин. На поверхности стены появилась обширная надпись на кхуздуле — гномьем языке, а сама стена, омытая узорами света итильдина, предстала в новом свете. Это были гномьи врата, которые можно было бы принять за простой камень, если бы не сверкающий итильдин.