В апреле я со своей бригадой добрался до реки Изан, через Тайшет, в Алзамай, здесь мне предстояло проработать весь полевой сезон. Пять лошадей с сёдлами пригнал Егорович, бывалый потомственный конюх-проводник. Бригада состояла из пяти человек: помощник Иван, студент Томского топографического техникума, двое рабочих и постоянный мой спутник, Егорович. Два месяца проработали очень успешно. Весенний период — это самый благоприятный сезон для экспедиционных работ в таёжных регионах. После долгих зимних камеральных работ вырываешься на природу с большим наслаждением, начинается свободный образ жизни.
Темп продвижения полевых работ с первых же дней оказался очень высоким. В этот период люди и лошади не испытывают беспокойства от комаров и разной мошкары. В лесу прохладно, природа просыпается от зимней спячки. В заросших глубоких лощинах сохранился слежавшийся ноздреватый снег. От его таяния зарождаются малюсенькие ручейки, обдавая свежим снежным холодком.
Мы остановились на берегу реки Изан, установили палатки. Это наш центральный лагерь на весь период полевых работ. В первые дни мы оставляли Егоровича с лошадьми, а сами уходили на вершины гор заниматься измерительными работами. В далёкие маршруты ездили на лошадях. Практикант быстро освоил весь комплекс полевых работ и стал вносить существенную лепту в производство топографических измерений, особенно его помощь требовалась в камеральной обработке материалов. Иван оказался хорошо подготовлен и в физическом плане, он перед поступлением в техникум отслужил в армии, в топографическом отряде.
В середине июня неожиданно Иван заболел, поднялась температура до 39°. В те годы свирепствовало опасное заболевание от укуса энцефалитных клещей. Были даже случаи со смертельным исходом. Я поспешил отправить практиканта к фельдшеру, с большим сожалением распростился с ним, зная, что к нам в тайгу ему уже не добраться, радиостанций в то время ещё не было. Егорович на лошадях со студентом поехал в деревню, а я с рабочими отправился в маршрут. Ехали они очень быстро, проводник забрал всех лошадей, поэтому в пути пересаживались на отдохнувших коней и вновь двигались в сторону деревни. В деревне, у магазина, Иван попрощался с Егоровичем, объяснив, что устал весь день в седле, поэтому пройдётся пешком до фельдшера, медпункт располагался на самой окраине деревни. Егоровичу предстояло закупить продукты по списку и завьючить их на лошадей. Продавец знал оптового экспедиционного работника. Поэтому закрыл магазин и они по списку стали затаривать вьючные мешки разными продуктами. Завьючив четыре лошади, Егорыч уселся на свою любимую кобылу, у которой имелся месячный жеребёнок, и отчалил в сторону таёжных зарослей. Жеребёнок иногда отставал, приходилось останавливаться и ждать, он сильно уставал, ему первый раз за его месячный срок со дня рождения пришлось так много идти, а иногда бежать.
Когда конюх пригнал лошадей, я у него стал расспрашивать, зачем он арендовал жеребую кобылу, которая вот-вот должна ожеребиться. Проводник объяснил, что взял специально, зная, что кобыла с жеребёнком не убежит из лагеря от людей. Лошади, они компанейские животные и одни не убегут, оставив кобылу с жеребёнком. Егорыч в лошадях толк знал, обычно во всех бригадах лошади убегают, даже спутанные. Не все спутанные возвращались в колхоз, на некоторых нападали волки и в таком состоянии они не могут отбиться, другие тонули, спутанные, переплывая через реки или пересекая труднопроходимые болота, а у Егорыча не было случаев, чтобы у него ушли лошади, уж очень хорошо он знал лошадиные повадки. Через несколько дней Егорыч узнавал наклонность и привычки каждой лошади.
Егорыч ехал, постоянно оглядываясь, следя за жеребёнком. Увидев большую поляну с густой травой, проводник решил заночевать, чувствуя, что детёныш совсем устал. Саврасик — такое имя дал конюх светло-гнедому малышу с чёрной гривой и тёмным хвостом — улёгся среди низкорослых кустов густой черники. Егорыч, развьючив коней, занялся костром. Неожиданно встревоженные лошади заржали, стали бегать, издавая испуганные звуки. Егорыч схватил свою старенькую берданку и выбежал на поляну. К его великому удивлению, рысь вцепилась оскалёнными зубами в чёрную гриву Саврасика. Жеребёнок пытался вскочить, бежать, припадая на передние коленки, падал, вновь вскакивал, а рысь тем временем делала попытки ухватиться за горло и перекусить его. Егорыч прицелился и выстрелил. Саврасик вскочил и побежал к кобыле, добравшись, он уткнулся головой в грудь матери. Она стала обнюхивать малыша, касаясь своими дрожащими губами. Огромная желтая рысь распласталась на зелёном травянистом лугу.
Испуганные лошади смотрели в сторону конюха. Он направился к Саврасику. Некоторые раны пришлось обработать, но шрамы останутся пожизненно. Самый большой испуг Егорыч испытал, когда нажимал на спусковой крючок своей берданки, ведь малейшая неточность — и пуля могла поразить Саврасика, а этого бы горя старик не вынес. В течение лета проводник обработал шкуру рыси, сделал чучело, набив во внутрь лёгкий пушистый ягель.
Возвратившись из деревни, Егорыч мне рассказывал подробно, как расстался у магазина со студентом. Я удивился, что проводник не довёз больного до медпункта и не поинтересовался у фельдшера о дальнейшей судьбе практиканта и каково его состояние? Конюх объяснил, что Иван категорически отказался ехать по деревне, сославшись, что затекли ноги и ему нужно пройтись. Я пожурил Егорыча и удивился, что Иван не зашел даже в магазин. На этом наш разговор закончился.
Первые дни без помощника работать было трудно, но вскоре пришлось приспособиться. Нам очень повезло с погодой. Погода установилась хорошая на период измерений с помощью теодолита прямых и обратных засечек, поэтому удалось завершить полевые работы досрочно.
Десятого сентября мы вышли в деревню Тымбыр. Я отправил телеграмму с почты руководству отряда, что работу закончил, отправляю сдавать лошадей в колхоз. И сразу же получил ответ от начальника отряда О.А. Дроздова, который сообщил, что он выезжает в Тымбыр, лошадей не сдавать.
О.А. Дроздов приехал очень быстро, поблагодарил меня за успешное выполнение задания и привёз мне аэроснимки и дополнительное задание. Мне очень не хотелось браться за эту работу, но отказаться не хватило наглости. Я поинтересовался судьбой моего помощника и его состоянием здоровья? Начальник отряда странно скривил лицо, недоуменно стал смотреть на меня, даже не поняв, о чем идёт речь. Я подробно изложил о случившейся болезни студента и о его отправке на лечение. Дроздов ответил, что в отряд практикант не появлялся. Я быстренько отправился в медпункт, фельдшер ответил, что в июне он находился в отпуске и медпункт был закрыт. Тогда отправили срочную телеграмму в техникум, получили ответ с упрёком в наш адрес от директора Болотова, что начался учебный процесс, а мы задерживаем практиканта. Тогда написали телеграмму домой матери Ивана и тоже получили ответ, что его там нет.
После этого обратились к участковому милиционеру. Подробно все объяснили и написали. Он потребовал объяснительные с каждого и после этого он сделал заключение, что студента застрелил Егорович и закопал его где-то в тайге, даже хотел взять его под стражу. Версия участкового сводилась к тому, что застрелил конюх студента случайно, возможно, когда стрелял в рысь или что-то ещё случилось непредвиденное в пути. Милиционер допрашивал Егорыча с пристрастием, придирчиво, применяя оскорбления. Егорыч исхудал, клялся и божился, что не убивал Ивана. В то же время не было свидетелей, что они в деревню приехали вдвоём. Участковый выдал версию Дроздову, что убийство организовал я, отправив проводника и дав ему такое задание. Версия о таком сговоре у сотрудника появилась по причине, что я очень рьяно защищал Егорыча. С меня и с Егорыча взяли подписку о невыезде.
Дроздов, как руководитель и депутат, имел большие полномочия, поэтому его поручительство позволило нам отправиться в тайгу, чтобы выполнить дополнительный объем полевых работ. Настроение у всех было грустное. Мы с Егоровичем попали в категорию подозреваемых в убийстве студента. Каждый вечер у костра начинался разговор о практиканте. Всем было ясно, что в живых Иван не остался, все разговоры сводились, что он скончался от энцефалитного укуса клеща, но кто-то должен был его увидеть в деревне? Вопросов возникало много, но ни единого ответа не всплывало. Я решил: при возвращении в деревню, пойду по улице и буду заходить в каждый дом, спрашивать, кто-то наверняка, видел Ивана, когда он шёл от магазина до медпункта.
Через месяц с небольшим мы завершили работу и вышли в деревню. Милиционер сразу забрал Егорыча, и они верхом на лошадях поехали к тому месту, где проводник застрелил рысь. Были приглашены два охотника с собаками. Я тем временем пошёл по деревне, меня в лес не взяли. Объяснив, что я заинтересованное лицо. Нашлась одна старушка, которая видела, что летом шёл от магазина обросший человек с рюкзаком в экспедиционной одежде, но участковый даже не стал её слушать, отпарировав мне, что у неё нет доказательств, что это был ваш студент. Поездка в лес никаких результатов не дала. Егорыча забрали под стражу и на днях должны увезти в Тайшетскую тюрьму. Ему официально предъявили статью за убийство. Я находился в деревне с подпиской о невыезде.
Я решил сходить в соседнюю деревню Бланку к леснику, выяснить некоторые лесотаксационные данные, необходимые для создания новой карты. Проходя мимо медпункта, я увидел через сетку кабаргу с загипсованной ногой, разных птиц. Я слышал от деревенских жителей, что в Еланке у фельдшера медпункта имеется живой уголок, в котором живут искалеченные животные. Здесь же толпились дети. Меня увлекла одноглазая белка, она с моментальной ловкостью прыгала с одной ветки на Другую. В углу забился слепой зайчонок. И все они уживались здесь вместе, можно было увидеть дятла и кукушку, хомяка и ласку, хорька и соболя. Вначале рабочие с лесоповала приносили Галине подлечить зверушек, но их нельзя было выпускать вылеченных, они бы сразу стали жертвой других животных, вот так и скопились. Теперь над ними взяла шефство школа.
Из дверей медпункта вышел парень, опираясь на костыль.
— Иван, ты разве живой? — вырвалось у меня, увидев своего практиканта. Опешившие школьники смотрели на двух обнявшихся парней. Я быстро объяснил студенту, что нужно вместе срочно пойти к участковому, у него под арестом находится Егорыч, которого обвиняют, что он тебя застрелил и в деревню не привёз. В это время вышла фельдшер. Я ей рассказал эпопею про арест. У Галины стояла запряженная в телегу лошадь. Мы все трое поехали к милиционеру. Фельдшер стала возмущаться, она хорошо знала участкового, год назад она спасла от смерти его сына. Мы ворвались к участковому, он, увидев фельдшера, вскочил: — Галина Ивановна, чем обязан? — протараторил он. — Вы разве не знали Ивана, которого я всё лето поднимала на ноги, вытаскивала с того света. — Галина Ивановна, я думал, что вы излечиваете больного с леспромхоза, — оправдывался милиционер. Вдруг он обратился ко мне: «А как ты докажешь, что это тот самый студент?» После этого фельдшер подскочила к участковому, он отпрянул в сторону и заговорил: «Молчу, молчу и заберите своего старика».
Выпустили Егорыча. Он, опешив, долго был в недоумении, потом они схватились в объятия и молча стояли с мокрыми глазами. Затем Иван рассказал, как всё это случилось.
Тогда студент у магазина почувствовал себя очень плохо, на лошади ехать побоялся, мог слететь, кружилась голова. Не стал говорить и расстраивать проводника. Потихоньку поплёлся к медпункту, а он оказался на замке. Стал терять сознание, сел на крылечке. В это время подъехала фельдшер из Еланки, забрать какие-то лекарства в медпункте. И вдруг увидела обросшего бледного незнакомца. Он успел сказать, что работает в экспедиции и его укусил клещ. Галина увезла больного в Еланку. Сразу же ввела вакцину против энцефалитного заболевания и начала бороться за жизнь экспедиционного работника. Он бредил, через две недели очнулся. У него отнялась вся правая сторона. Совсем недавно начал ходить. Онемевшая рука почти отошла. Появляются признаки, что нога тоже восстановится.
Наш разговор продолжался до утра. У Егорыча порою наворачивались на глазах слёзы.
Я показал Ивану «подписку о невыезде», которая сохранилась в моём архиве до настоящего времени. Так закончилась эпопея очередного полевого сезона.