Суровые испытания тайги

Яша с «того света»

Яков Михайлович Чернов почти сорок лет проработал в регионах Сибири и крайнего севера, создавая топографические карты с грифом «секретно». Так укоренилось в экспедиции, что ему каждый год давали самые удалённые объекты от цивилизации. Многие годы мы с Я.М. Черновым работали в параллельных экспедициях, а потом начальниками экспедиций, часто встречались. Он старше меня, имел солидный жизненный опыт. Исследовал огромнейшие таёжные пространства и заполярную тундру от Нижней Тунгуски до Хатанги. Я старался во многом ему подражать. Яков иногда рассказывал мне о своих маршрутах, некоторые из них проходили рядом со смертью, недаром друзья назвали его человеком с «того света», в тот раз он появился в экспедиции с полевых работ в конце февраля.

В конце сентября Чернов закончил свой объём, а ему ещё выдали такой же объём, и начались мытарства. Вот как он сам об этом вспоминает.

В начале апреля на 10 оленьих упряжках я выехал из пос. Тура (окружной центр Эвенкийского национального округа) на участок работ. В моём распоряжении было 30 голов оленей (двадцать запряжены в нарты, десять в резерве), два каюра-оленевода (Маркаёнок Борис и его жена Мария), один рабочий — Баранов Иван Тимофеевич. Участок работ был расположен в 500—550 км на северо-восток от пос. Тура.

В те годы в экспедициях вертолётов и самолётов не было. Полевые подразделения радиостанциями не обеспечивались, связь с центральной базой отряда (так назывались экспедиции) осуществлялась из населенных пунктов по линии телеграфной связи. Вопросы охраны труда и безопасного ведения работ диктовались самой жизнью. На территории Эвенкийского национального округа, на, север от пос. Тура имелись только три фактории:

Эконда, жилой, маленький эвенкийский посёлок. Чиринда — не жилой, заброшенный посёлок и крупная фактория Ессей (на берегу большого озера Ессей) — оленеводческий колхоз-миллионер (имел 10 тысяч голов оленей).

Общение с факториями только зимой — по зимнику на нартах, в факторию Ессей летом 1—2 раза в месяц летал из Туры гидросамолет «Каталина» (английский), привозил почту и пассажиров.

В середине мая мы благополучно добрались до фактории Эконда, по почте сообщил на базу отряда в пос. Туру, что всё нормально — пошли на участок работ. Без серьёзных происшествий, преодолев препятствия весеннего паводка (форсировали речки — олени в плавь, а мы на маленьких плотах из сухих лиственниц), перешли на вьючный транспорт (вьючное оборудование и снаряжение везли с собой), а нарты бросили перед первой крупной переправой.

Большим искусством в нашей работе считалось опознование на местности по аэроснимкам м-ба 1:65 000, т.е. определиться, где ты находишься. Удачно вышли на слияние двух крупных речек (приток р. Мойере). Опознался и приступил к работе. До участка работ практически шли вслепую — по схематичной карте м-ба 1:1 000 000.

При выполнении работ барометрическим нивелированием ежедневно передвигались со всем караваном вьючных оленей, на одной из ночёвок у нас потерялись олени. Ночевать остановились поздно вечером, не подобрав место с ягелем. В поисках пищи ночью олени ушли далеко от лагеря. Утром каюр пошел искать и вернулся после обеда усталый, без оленей. Назавтра я решил идти в маршрут пешком со своим рабочим, на 8—10 дней, а каюр взял продукты, пошел с собакой искать оленей (эвенки очень хорошо ищут по следу, а мы не можем увидеть след оленя во мхе). Измученные, усталые мы вернулись в лагерь в конце 9-го дня. Нашей радости не было границ, когда каюры сообщили, что нашли всех оленей.

Еще один случай произошёл с нами на маршруте, но всё обошлось благополучно.

В верховье небольшой речушки Тындэлем мы встретились буквально нос к носу с крупной медведицей (она была с двумя медвежатами). Зверь задрал оленя для своих детенышей и лежал около жертвы на берегу речки, приучая своих малышей к мясной пище, а они безучастно относились к кускам мяса, даже не притрагивались. Играя прыгали через разодранного оленя. Вдоль русла рос густой ерник-кустарник, поэтому медведя мы не заметили, пересекая речку, вышли непосредственно на зверя. Медведица встала на задние лапы в двух метрах от нас, раскрыла ужасную пасть с большими желтыми клыками и начала реветь. Медвежата засуетились и побежали на противоположный берег речушки. Потом они вернулись, очевидно маленьких шалунов одолевало любопытство рассмотреть двуногих чудовищ. Промчались около людей, сделали круг. В это время медведица заревела ещё громче, возможно, на малышей сильно подействовала материнская угроза, и они скрылись за ручей. После этого медведица рявкнула, ощетинившись, опустилась на четыре конечности, перепрыгнула через речку и пошла за медвежатами. Мы как стояли перед зверем, так и продолжали стоять, пока она не скрылась из вида. Когда пришли в себя, то не могли дальше идти. Собрав все силы, вернулись назад на несколько сотен метров, разожгли костер, передохнули. Впредь стали предусмотрительнее. И только теперь опомнились, что медведица могла нас уничтожить, а мы забыли даже про оружие. У меня была немецкая винтовка «Маузер» (боевая винтовка периода Великой Отечественной войны) и мелкокалиберная — ТОЗ-9 (облегчённая), у каюра — охотничий карабин и ТОЗ-8 (с длинным стволом). Много раз в дальнейшем мне приходилось встречаться с медведями, но так близко, когда ощущал её горячее, разгневанное дыхание, только в этот раз.

Нельзя не отметить, что рельеф территории Эвенкийского национального округа равнинно-всхолмленный, большая часть заболочена, покрыта сплошным лесом (кроме открытых болот), преобладающая порода — лиственница.

Тайга богата фауной! Мы ежедневно (2—3 раза) встречали лосей. На открытых болотах и столовообразных вершинах гор можно встретить небольшие табуны (20—30 голов) диких оленей. Чаще олени встречаются парами (самка и самец).

В тайге очень много соболя, белки, медведя. Встречается рысь, росомаха — последнюю убивал. А случилось это так. Переправлялись через широкую реку. Олени перебрались вплавь, а груз перевозили на плоту, который изготовили из сухих стволов лиственниц. Во время переправы один олень сломал ногу. Пришлось его заколоть на мясо. На берегу реки установили палатки и два дня находились в них. Решили одну палатку оставить и в ней груз, а налегке в течение недели проделать измерения в верхней части реки. Через неделю возвращались. А я оставлял свой спальник в палатке, а сам в маршрут брал оленьи шкуры. Захожу в палатку, а в спальном мешке кто-то шевелится. Я прикладом винтовки ударил. Оттуда выскочил зверь тёмно-бурого цвета, массивные, укороченные мощные лапы. Думал, что это медвежонок, но смутил длинный хвост — сантиметров двадцать. Застрелил. Прибежал на выстрел каюр и, взглянув на зверя, объяснил, что это росомаха, вес её около двадцати килограммов. Она натаскала в мой спальный мешок мясо от заколотого оленя. Сделала себя запас. Оказывается, росомаха питается падалью.

Во всех реках множество рыбы — хариус, ленок (по эвенкийски майга), таймень. В озёрах изобилие пеляди, щуки, окуня. На реках и озёрах достаточно перелетной водоплавающей птицы — утки, гуси. При выполнении работ проблемы самообеспечения рыбой, мясом — не было.

Завершив работу на 24 трапециях м-ба 1:100 000 в первых числах сентября мы вышли в факторию Ессей. С почты дал телеграмму в отряд № 52 о завершении полевых работ. Через сутки получил ответ от начальника отряда тов. Рябова В.С.: «Ждите наших указаний»! Я надеялся, что в середине сентября мы будем возвращаться на своих оленях, по зимнику, в Туру. Жена нашего каюра начала усиленно готовиться к зиме. Из ранее выделанных оленьих шкур камуса (шкура с ног оленя) сшила всем мужчинам зимнюю обувь (бакари с чулками) и рукавицы (какольды). Летом и весной мы с рабочим были обуты в солдатские ботинки с обмотками, одеты в телогрейки. Каюры носили только свою национальную обувь и одежду (сшитую руками жены каюра).

В половине сентября из Туры прилетел гидросамолёт «Каталина». На озере Ессей уже были большие ледяные забереги, в тундре лежал снег. Мне доставили спецпочту. Вскрыв посылку с материалами, я обнаружил письмо от начальника отряда, адресованное мне. Вместе с патриотическим призывом и благодарностью за выполненную работу, мне поручалось сделать дополнительно 12 трапеций м-ба 1:100 000 северо-западнее фактории Ессей, на территории Таймырского национального округа. В Ессее уже была зима, лежал снег, морозы минус 8—10 градусов. Я стал усиленно готовиться к выходу на новый участок работ — в горную безлесную каменистую тундру. Получив перевод из Туры, закупили в магазине продукты: муку, спички, сахар, масло, соль, чай. На пекарне договорились об изготовлении сухарей. Из одежды ничего купить не смогли, кроме солдатских шапок, маек и трусов. Олени наши хорошо отдохнули, окрепли, и 18 сентября я вышел на выполнение дополнительного задания. Уже было 13—15 градусов ниже нуля, снег выпал более 10—12 сантиметров. В то время я не знал, что сам себе подписываю приговор! Даже эвенки, проживающие в фактории Ессей, не ездили зимой охотиться на север — в открытую тундру, так же, как жители Таймырского национального округа — Долгане (соха) и Нганасане (самоеды) не ездили на юг Таймырского округа, не общались с эвенками. Разделяло эти национальности огромное безлюдное пространство голой каменистой тундры по столовообразным вершинам гор.

Несколько суток мы шли до участка работ, использовали весь световой день. Лесная растительность была только по долинам речек, а в верховьях речушек редкий и очень мелкий угнетённый лиственный лес. В конце сентября приступили к работе. Работали с полной отдачей сил весь световой день. Продвигались быстро, подгоняла минусовая температура. К половине октября стали крепчать морозы, частые снегопады затрудняли продвижение в работе. На каждой ночёвке олени с трудом находили корм, заметно стали слабеть.

Чем дальше мы продвигались на север, тем труднее стало бороться за выживание. Лес кончился, дров нет! Последний раз изготовили горячую пищу остатками дров (везли с собой). Пришлось сжечь стойки от палатки и ящик из-под масла. Работу решил доделать при любых обстоятельствах.

Голая тундра, как бесконечное море — снег, снег, снег. Морозы уже за минус 30. Во время ночевок олени никуда не уходят, ищут корм (копытами раскапывая снег) вблизи нашей ночевки.

Эвенкийские олени не приспособлены к тундре — боятся ветра, кроме того, в горной тундре очень мало ягеля.

В течение нескольких дней питались сухим пайком — сухари, сахар, мерзлое сырое мясо. Ночевали не раздеваясь, спали в оленьих спальных мешках на оленьих шкурах, накрывались палаткой и шкурами. Очень ослабли олени, во время маршрута стали падать от бессилия. До конца работы оставалось несколько дней. Каждый день по маршруту бросали по 1—2 оленя. Мороз под 40 градусов, а мы с рабочим в телогрейках — Днем не согреешься и ночью не уснёшь! Эвенки очень волновались, боялись, что погибнут! Спрашивали: «Куда нас завел, всем нам будет бучо (смерть)?» Не теряя надежды завершить работу, думал, куда выходить по завершении работ.

Седьмые сутки шли без горячей пищи, холодно, все в движении. Оленей осталось 19 голов, но я тверд в решении — завершить работу! Ночами мороз крепчает, всё небо горит спектральными лучами северного сияния, ночь кажется чрезмерно длинной. Последняя запись в журнале, конец работы 3 ноября! Принимаю решение: выходить на север — обратного пути нет — погибнем! Взял курс на северо-восток, карты нет, иду в неизвестность. Девятые сутки ничего горячего не ели. Начиналась пурга, наступила ночь. Развьючили оленей, сложили груз, при сильном ветре приготовились к ночёвке. Оленей не отпустили, они сбились в кучу, сразу легли. Началась пурга! Это самое страшное, что я пережил за период всей нелегкой работы!

Воющий ветер раздирает душу. Мы спасаемся за оленьим снаряжением (седла, патакуи, турсуки) — накрывшись шкурами и сверху палаткой. Каждый из четверых держит край палатки, чтобы её не сорвало.

Через несколько часов нас замело снегом. Стало теплее, давящий сверху снег согревает. Спать предлагаю по очереди, через 2—3 часа будить, чтобы не замерзнуть. Эта страшная казнь длилась почти двое суток. Внезапно все стихло, был день. Тишина до звона в ушах. Мы вылезли из своего укрытия и сразу к оленям. Олени лежали полукругом в одной кучке, головой к ветру. Те, которые лежали в первом ряду, были мертвы. Из 17 голов, живых осталось только восемь.

Подняли живых оленей, немного поводили для разминки и стали вьючить. В дальнейший путь взяли только материалы нашей работы (приборы оставили), необходимое количество продуктов — соль, сахар, спички, чай, остатки сухарей, немного муки. Навьючили 6 голов, два оленя оставили без груза — в резерв. Решили идти круглосуточно, по ходу подкрепляться. После пурги тундра стала как асфальт, снег плотный, почти не проваливается. Олень идет очень легко, ходко. Ночь в северном сиянии, очень холодно, от белизны снега светло. Надежды на спасение не теряю. Стараюсь внушить своим подчиненным о положительном исходе нашей работы. Вспоминалось постоянно, как год назад замёрз мой друг по учёбе в техникуме Яша Иванников. Его и похоронили в этих местах — в Туре. Он замёрз на нартах, его везли олени. А здесь день и ночь пешком, рядом с оленями. Отмеряем ногами, прошли много сотен километров без карты. Идём в сторону Ледовитого океана.

Утром погода морозная, ясная. Впереди просматривается дальний горизонт, с явным, значительным понижением рельефа. Люди, чувствуется, воспрянули духом. Во второй половине дня заметно стали опускаться вниз. К концу 12-х суток, к вечеру, спустились в долину крупной реки, как выяснилось позднее, это была река Маймеча.

За последние сутки оставили ещё двух оленей. На берегу остановились у небольшой группы лиственничных деревьев и расположились на ночлег. После развьючивания оленей последние сразу зарылись в глубокий снег в отыскании корма. Судя по оленям, мы остановились удачно — есть ягель. У всех заметно поднялось настроение, каюры стали искать сухие ветки для разжигания костра, я начал рубить лиственницу на дрова, рабочий Баранов разгребал снег, готовил место для костра и ночёвки. Поужинав и хорошо напившись чаю после двухнедельного сухого пайка, я расслабился и уснул на приготовленном месте у костра. Дежурил Борис, подкидывал дрова в костёр и смотрел за оленями. Часа три я спал как мёртвый, потом вскочил от страшной боли в спине. После сна я не мог понять, что случилось?! Оказывается, во время добавления дров в костёр отлетела горящая искра и попала мне на телогрейку, последняя начала тлеть. Каюр этого не заметил. Когда всё прогорело до живого тела, я проснулся. На телогрейке, куртке и рубахе выгорела большая круглая дыра, а на теле спины приличный ожог с водянистым волдырем. Я стал почти не работоспособен. Руками работать не могу, мешает ожог. Жена каюра зашила дыру на телогрейке куском шкуры (с внешней стороны). По причине моего ожога остались ещё на сутки. Края ожога мне смазали вазелином, волдырь я попросил проколоть иглой. Вытекла жидкость, стало легче. На третьи сутки решили идти вниз по реке. Шли непосредственно по руслу, к вечеру остановились на ночлег. Олени опять зарылись в снег. Переночевали, я кое-как прокоротал ночь и вдруг увидел много оленей, бегущих мелкой трусцой вверх по руслу р. Маймеча. Олени двигались на расстоянии 15—20 метров один от другого — цепочкой. Живая «цепочка» нескончаемо появлялась из-за поворота двигалась вверх по реке. Я вначале не понял, а потом сообразил, что это дикие олени уходят с тундры в лесотундру — на зимовку. Идут по реке, где всегда есть ягель. Позавтракали. Завьючили своих оленей и пошли навстречу движущейся «цепочке». Идти было легко, шли по натоптанному следу. Встречные олени обходили нас стороной на расстоянии 30—40 метров, не обращая никакого внимания. Но когда услышат запах дыма от нас, сразу фыркают и отбегают на 100—150 метров. Наши олени на диких не реагировали, были очень измучены и истощены. Выбрали место, остановились на ночлег. Развьючив оленей, Мария пошла искать сухих веток для разжигания костра, а мы трое за мясом — свежаниной. Подошли к оленьей «цепочке», каюр облюбовал молодого рогатого авалаканчика (самца), и я выстрелил из винтовки по передним лопаткам. Резкий прыжок, и олень падает замертво. Эвенк быстрым движением ножа разрезает горло и пригоршнями пьёт тёплую пульсирующую кровь. Не теряя времени, мы вспарываем живот, из утробы достаём печень и здесь же едим тёпленькую на морозе. Топором вырубаем грудинку оленя и кусок мякоти от задней ноги и идём в распоряжение лагеря.

Мороз крепчает, наверное, много за 40°, спасенье только в движении и у большого костра. Ужинаем — шашлык на рожнях из свежанины и пьём много чаю. Ночь проходит благополучно — дежурил Иван Баранов, хорошо следил за костром, щадил меня. Утром опять в путь, дикие олени идут сплошной лавиной. Лес стал пореже и мельче. Мы, как заведённые механизмы, — ночь, день — одно и то же.

Трое суток мигрировали олени с севера на юг, прошло, видимо, несколько тысяч голов. На пятые сутки нашего пути по реке Маймеча, на правом, крутом берегу мы увидели рубленую избушку. Из трубы шёл дым, вся избушка (с наружной стороны) была обставлена разделанными замороженными тушами убитых оленей. Нашей радости не было предела. Мы случайно вышли на метеопост гидрометслужбы. Нас встретили как родных. Два зимовщика: Борис Колманов — наблюдатель и Иван Фролов — радист остались на зимовку на метеопосту.

Неделю «зализывали» свои раны, отдохнули, отоспались и стали думать, как нам выбраться до населенного пункта. По рации метеопоста связаться ни с кем не удалось, сплошной «глухор» (на прохождение), это наблюдается в ноябре, декабре.

Я мучительно переживал, что не смог сообщить на базу отряда о своём местонахождении. В конце ноября мы должны были вернуться в факторию Ессей и сообщить о себе. Случилось непредвиденное. Теперь будут считать, что мы погибли!

Мы потеряли счет дням, как неожиданно на метеопост заехали два охотника-долганина (саха). У них были сытые олени — две упряжки, по 4 оленя в нартах. Охотники проверяли ловушки на белого песца и собирали убитых ими оленей на мясо. Договорились, что через три дня они приедут и за определенную плату довезут нас до ближайшей фактории Катырык.

Три дня показались вечностью. Долгане сдержали свое слово, мы ждали их в полной готовности. Они приехали на шести упряжках, по 4 оленя в каждой. До фактории Катырык ехали несколько суток, ночевали у охотников в чумах. 4 декабря мы прибыли в факторию Катырык, там базировалась партия Гулинской экспедиции (из Ленинграда). Я обратился к начальнику партии с просьбой о помощи, рассказал всё, что с ними случилось. На нашу беду откликнулись очень отзывчиво. Моему рабочему подарили поношенный полушубок и валенки, а мне пилотские унты б/у и меховую куртку. Мороз был -50°; но нас это не страшило. Гулинская экспедиция приняла от нас шесть оставшихся голов оленей с вьючным снаряжением — дали расписку с круглой печатью. Дальнейший наш путь был ясен. На оленьих упряжках мы добирались от станка до станка, от фактории до фактории. 20 декабря, мы прибыли в посёлок Хатанга, там был аэропорт.

Я обратился в советские и партийные органы, рассказал, что с нами случилось и как мы попали в Хатангу. Мне в начале не поверили. Мои материалы и документы были тому доказательством. Запросили Туру, отряд № 52. Почта сообщила, что отряд № 52 из Туры перебазировался в Кемеровскую область. Запросили Новосибирское АГП.

Немедленно пришел ответ: отряд № 52 базируется в г. Топки, Кемеровской области, по адресу, переулок Горный № 3. Я дал телеграмму в отряд и попросил деньги на выезд. Перевод на деньги пришел быстро, но вылететь из Хатанги нам удалось только в первой половине января.

Прилетев в г. Дудинку, удачно самолетом отправил эвенков и рабочего в пос. Байкит Эвенкийского национального округа (их местожительство). Себе взял билет до г. Красноярска, но вылететь долго не мог из-за нелётной погоды (сильные туманы). До базы отряда, в г. Топки, Кемеровской области, добрался только 19 февраля 1953 г.

Коллеги по работе мне сказали, что я вернулся с «того света»!