Сын Моржа и Куницы

ГЛАВА 9. Замороженный волк, яблоки-гриль и боги на развес

Автобус надвигался визжа тормозами.

А Егор не мог сдвинуться с места, всё внутри заледенело. Под руками ощущался асфальт и что-то тёплое и живое. Живое шевелилось и сдавленно ругалось. Ещё, другое живое, мычало и вяло трепыхалось. Схватив одно живое и другое живое, больно шкрябнув по асфальту коленями, Егор метнул лом в сторону и кубарем выкатился с проезжей части на тротуар. Вместе с ним кубарем катилось и живое.

Не останавливаясь, рванулся вперед, к спасительной зелени, траве и кустам, споткнулся и завалился через невысокую металлическую оградку. С одной стороны оказался Егор, с другой — живое и живое. Локти болезненно хрястнули. Егор болезненно крякнул.

— Отпусти, — зло прошипело живое.

— М-м-м… — равнодушно промычало другое живое.

Егор разжал сведённые болью пальцы. За заборчиком что-то мягко шмякнулось и охнуло.

Похожий на старый потрёпанный ПАЗик автобус остановился. Распахнулась дверь, выскочил водитель и заорал:

— …! …!! …!!!

Конечно, кричал он внятное и даже на знакомом языке, но слух Егора на время отключился, спасая от слов, которые хорошим мальчикам знать не следует. Да и хулиганам, пожалуй, не всем.

Шоферюга продолжал разоряться:

— …ала! …емой! Греби…!!

Пассажиры полуПАЗика согласно гомонили.

Сквозь шум прорвался звонкий девчачий голос:

— …грацкий кребудень!

А вот это было ново, незнакомо и потому интересно. Притворившийся мёртвым Егор приоткрыл один глаз, чтобы было лучше слышно. Увы, простучали шаги по ступенькам, дверь захлопнулась и кашляющая сизым дымом четырехколёсная телега укатила.

— Кребудень это что? — спросил у мира Егор.

— Это кто, — мрачно ответили из-за заборчика.

— И кто? — послушно переспросил Егор.

— Рано тебе знать.

— Да там девчонка младше меня была! — возмутился несправедливостью парень.

— Может и не девчонка.

— А кто?

— Сам подумай.

Егор подумал.

— Вроде тебя?

— Вроде меня.

— Всё равно нечестно.

— Мы дольше взрослеем, — Куней наконец-то соскребла себя с асфальта и поднялась на ноги. — Мне по вашему счёту лет двадцать пять.

Окинув её откровенным взглядом, Егор признался:

— Больше двадцати бы не дал. Даже сейчас.

Огневолосая густо покраснела, одергивая на себе лохмотья.

— Чего пялишься! У тебя что-то из одежки сохранилось?

И тут седой подал голос, простонал невнятно. Девица тут же забыла про свой внешний вид, бросилась к напарнику. А Егор тем временем огляделся.

Выкинуло их к оживлённой дороге. Мимо с шумом проносились автомобили, громыхали и пёрхали сажей грузовики, ползли автобусы всех мастей, от микро и до трёхсекционных гармошек. Мелькали и такси со знакомыми шашечками на жёлтых бортах.

Вся эта машинерия выглядела будто прямиком из восьмидесятых или даже старше. Хватало новеньких и блестящих корпусов, но с угловатым дизайном и рыбоглазными фарами. Точил и зубил тоже в достатке, аналоги «девяток» и «десяток» составляли едва ли не треть потока.

Изредка по асфальту катили кареты. Натуральные кареты, лакированные, блестючие мелкими оконцами и богатой золотой вязью по вычурной формы корпусу. Без конной тяги и даже без окон спереди. Кто и как двигал такую диковинку, со стороны понять было невозможно. Пару раз на запятках карет стояли здоровенные гайдуки в яркой полувоенной форме, крепко держась руками в белых перчатках за особые золочёные или серебрёные скобы.

Палило солнце.

Сладко пахло разогретой зеленью: липами, акациями, ещё чем-то знакомым. Почти так же, как в тот день, когда Егор покинул привычный ему мир.

Вдоль дороги тянулся широкий тенистый бульвар, плотно усаженный мощными раскидистыми деревьями и отделённый от дороги и тротуара тем невысоким заборчиком и кустами, с которыми так близко познакомился Егор. В отдалении торчали верхние этажи домов, с серыми и охристыми стенами.

Куней справилась со здоровяком, перевалила его через оградку и затащила за кусты, укрыв от взоров пешеходов и водителей.

Устало опустилась на траву и требовательно протянула руку к Егору.

— Рюкзак свой дай, разбодяживать тебя будем.

— Чего?!

— Грабить буду! — и девица подскочила, полная сил.

— А ваши… А, ну да, та синяя дрянь.

— Ага. И мою котомочку, у южных кожевенных мастеров справленную, и мешок этого обалдуя, — горюнилась рыжая. — Одёжку сменную, три пары. Нож костяной артефактный, из рога единорога, один. Флягу бесконечную, из лунной меди кованую, одну. Трусики… Так, это тебе не по возрасту, но всё же — пять! Карту денежную, одну. Нет, две! Кошелёк… ой!

— Шубу отечественную, три, — поддакнул Егор.

— Этого не знаю. Но вижу, что потешаешься, негодяй!

— Да нет, я чего. Просто вспомнилось.

— И мешочек с круглым золотом утопили. И бинокль, — перечисляла она, с каждым словом все больше куксясь. — Ничего не осталось.

— Совсем ничего? — ужаснулся Егор. — А запас в пространственном кармане?

— Что?!

— Ну, или в кольце с внутренним объемом?

— Да что за бред ты несёшь?

— Что, нет таких?

— Есть такие! Но я тебе кто, магистр Пространства? Погонщик Стаи? Или, может, тех-банкир, на золоте ем, с золота пью? Знаешь, сколько кольцо на кубометр стоит?

— Сколько?

— Не знаю! Давай сюда чертов рюкзак!

— И чего так орать-то?

Куней постучала пальцем по лбу Егору.

— Люди. Люди ходят, а я в этом, — и она провела руками по телу. Определённо, провести было по чему. Этак, волнительно волнообразно. И порванная одёжка очень даже волнительности способствовала, как реквизит из фильма про Тарзана.

Не то чтобы Егор смотрел тот фильм… Нет! Друг рассказывал!

Егор сглотнул.

— Ты такая красивая, что не заметят. То есть тебя заметят, а не… Короче, всё нормально!

— Короче! Рюкзак.

Пришлось отдать.

Девица без капли сомнений высыпала на траву все пожитки егоровы. Ворошила, откладывая и перекладывая, фыркала недовольно, развернула с сомнением упаковку трусов-боксёров, взяла свежие, ещё с ярлычком неоторванным. Также захапала последнюю чистую футболку. Носки отложила.

Остальное, не глядя, отодвинула в сторону. И вообще пребывала в своих мыслях и грустях. Решилась:

— Отвернись.

Егор послушно отвернулся.

Уши скрутились трубочкой, желая донести до хозяина детали происходящего за спиной. А рыжая, как назло, тихо шептала, чем-то шуршала, скребла, пощёлкивала, причмокивала и вообще, издавала всякие звуки. Всякие! Егор краснел и бледнел, звуки никак не заканчивались.

Издевалась как могла.

И вот, из-за спины послышалось повелевающее:

— Можешь смотреть.

Из футболки Егора и остатков своей одежды она неведомым образом сотворила короткий белый топик с зелёной оторочкой и белую же мини-юбку с оранжевыми полосами вдоль бёдер и кокетливым оранжевым треугольником спереди. Боксеры, похоже, пошли на шортики безопасности, но ими хвастаться не стала.

Крутанувшись перед зрителем и уловив реакцию, девица победно усмехнулась. Воткнула мачете в землю, подрезала дёрн и спрятала под ним свёрток с обрезками и лохмотьями. Дёрн притоптала.

— Пошли.

— А он?

— Пусть лежит, не украдут. Или украдут? Погоди.

Она подошла к аллее, покрутила головой и радостно указала на некое синее пятно вдалеке.

— Идём покупать мороженое! Много мороженого! Весь киоск!

— А деньги-то есть? — Егор начал привыкать к закидонам рыжей.

— А денег… нет, — оторопела Куней, вспомнив о пропаже кошелька и прочего.

Замерла, задумалась.

— Ограбишь кого-нибудь? — подсказал Егор.

Девица недовольно помотала головой. Растерянно оглядывалась. Что-то не складывалось в её планах, на потерю всех денег она не рассчитывала.

По ярко-синему небу плыли веселенькие облачка.

Куней думала.

И Егор сжалился. Достал из рюкзака коробок спичек и протянул спутнице.

— Спички?

— А ты открой.

Она открыла, завизжала, запрыгала, отколола коленце, бросилась к Егору, крепко обняв и прижав к двойным свидетельствам мужской погибели и, чуть не задушив, сильно поцеловала в губы. Дважды. И трижды. Короче, несколько раз; Егору было не до арифметики.

— Ля, ля, ля! Хей-хей, за эскимо летит Куней!

И усвистала к видневшемуся среди зелени киоску.

Через несколько минут вернулась с бумажными пакетами, битком набитыми эскимо и плоскими вафельками. Видать, уболтала продавца. Сгрузила на ближайшую скамейку. Сама же отволокла туда напарника, уложила вдоль и принялась обкладывать мороженым. Вот прямо сверху до низу, начав с лица и закончив щиколотками.

Егор даже не удивился, лишь проверил последний коробок.

Там, среди спичек, лежало простое, но увесистое золотое кольцо 585 пробы. Одна из покупок перед уходом. Отец всегда говорил, что золото лишним не бывает: есть мало, очень мало, и совершенно недостаточно золота. И Егор купил парочку колец. Так, на всякий случай.

И всякий случай сейчас наступил. Пусть и очень странный, — решил Егор, покосившись на кулинарное изобретение Куней. Наёмник в мороженом соусе? Экое извращение! Но что-то занятное в сём безумии мстилось.

Куней уселась на скамейку и с намёком похлопала рядом с собой.

— А сухой лёд не дешевле?

— Обжигает, — поморщилась девица. — Да и кто тебе сдачу с кольца даст?

Некоторое время молчали, думая о своём. Отдыхали, в первую очередь душой. Егор вытащил из кармана штанов обнаруженный там едва заметно светящийся красный камень. Показал девице, та коротко кивнула. Видимо, это было нормально для таких артефактов, — найтись после переноса где-то в вещах владельца.

— У меня есть мысль и я её думаю, — сказал Егор, подбрасывая на ладони мысль бога. — Эти штуки очень редкие?

— Смотря какие. Мысли встречаются чаще. Желания реже. Обещания почти никогда. Боги не любят обещать. То есть, обещать-то любят, но не так чтобы вот, — ткнула пальцем в шарик, — твёрдо и материально.

— А мысли, значит, достать легче?

— Да каждый бог, построив свой первый храм, начинает мыслями фонтанировать, — рассмеялась Куней, похоже вспомнив нечто забавное. — Разбрасывает, как крестьянин зерно при посеве. Раздаёт в храме любым желающим. Вон, когда в Петербурге возвысился Акой Северный Предел, построил хилую часовенку на самой окраине, чуть не в болотах, так он весь город затопил мыслями. Слышала, аколиты даже по домам ходили, спрашивали жителей, не хотят ли те поговорить о Триждывеличайшем Акое.

— И что?

— Да дали ему по башке, за то что Величайшим назвался. Он же из местных божков был, только возвысился, силой между Старшим и Высоким, а раскрыл рот на титул не по росту. Вот и придавили, часовню разрушили, силы выпили, теперь где-то в тундре, говорят, выживает.

— Сурово.

— Да, осторожнее надо и зря не хорохориться. Место своё знать.

— И ты место знаешь?

— Да я-то младшая… Кому нужна? Если Старший сожрёт, сил почти и не получит.

— А хотела бы Старшей стать?..

— Отвянь! — раздражённо махнула рукой огневолоска и театрально захихикала. — Вспомнила! Пока Акой Северный Предел ещё богом был, никому его мысли интересны не были. Однажды град по городу прошёл, из его мыслей. Дворники мётлами в реку сметали, а некоторые и лопатами сгребали. Акой потом месяц в храме не появлялся, силу потраченную копил. А как низвергли, с ним и большая часть мыслей пропала. И сейчас они в цене, на аукционах целые цитатники продаются! Мешками круглого золота платят!

Егор признал, что тему рыжая сменила хоть и грубовато, но поделилась интересным.

— А этот Акой сам решил Величайшим зваться?

— Хм, — задумалась рыжевласка. — Наверное да, а что?

— А не могли конкуренты подставить его? Нанять людей, да отправить по домам с фальшивой методичкой. В самом храме такого не провернёшь, а вот по городу всех проконтролировать у Акоя вряд ли бы вышло.

Куней задумалась надолго и заключила:

— Здоровяк прав, ты точно городской.

— И ещё может так: во время града мыслей умные люди нагребли пару контейнеров, сложили из них цитатники в какие-нибудь магические холодильники, да и устроили подставу и шумиху про непомерный ранг. Явился бог посерьёзнее, надавал люлей Акою и отобрал силу, большая часть мыслей испарилась. А теперь умные люди рубят золото на аукционах за цитатники. Расходов мизер, дело чужими руками провернули, а профит огромный!

Девица посмотрела с опаской.

— В кого ты такой городской?

— Двухходовочка, как говорил отец. Мы с ним по вечерам часто развлекались решением таких задачек.

Вдохновлённый пусть сомнительной, но похвалой, Егор продолжил:

— И ещё двухходовочка. Не удивлюсь если со временем пойдут слухи, что в цитатниках опального бога особенная сила таится. Акоя на всякий случай грохнут, чтобы не смог снова возвыситься и рынок своих мыслей уронить, наклепав новые. А скорее сначала Акоя таинственно убьют, чтобы слухам веры больше было.

Опустив голову, рыжеволосая что-то невнятно пробормотала.

— Что?

— Да, говорю, надо пару цитатников прикупить, когда разбогатею.

— Ага! Вот и ты попалась!

— А ты бы не купил?

— Да может и купил бы, — изумляясь сам себе, признался Егор. — Если б деньги лишние были и цена не огромна. Инвестиция!

Они помолчали и великий комбинатор принялся фантазировать дальше.

— И вообще, мысли Акоя можно сделать новой валютой. А что? Акоя больше нет, предложение ограничено, новых мыслей на рынке не появится. Создать культ Вечно Живого Акоя, придумать красивую легенду о причине смерти. Раскрутить в СМИ, дать денег журналистам — у вас тут есть журналисты? — зарегистрировать биржу по торговле мыслями Акоя, а потом и наследство ещё кого-нибудь из умерших богов подтянуть. Скупить всё по дешёвке, а потом цену разогнать! Да, сначала всё по тихому скупить, а уж потом культ и биржу. Если вложить достаточно денег, то дело пойдет. С годами миллиарды потекут!

— Ты это… — привстав со скамейки, Куней встревоженно огляделась. — Молчи! Ни слова никому.

— Испугалась?! — рассмеялся Егор.

— Ещё бы. Ты хоть и городской, а мира здешнего не знаешь. Да за одну эту идею тебе голову откусят. Просто потому что вякнул. Вон, боги и архимаги не догадались, а какой-то щенок из чужого мира — сразу возможности увидел.

— И вовсе не щенок, — обиженно протянул великий комбинатор. На всякий случай, букву «в» он даже в мыслях представлял маленькой. Лишнего не надо. Акой пример дурной!

— Да, да, сколько тебе там? Четырнадцать? Щенок как есть. Но это не в обиду, это твой ранг здесь. И молчи! Утомил уже вопросами. Сам узнавай.

— А хочешь, я…

— Нет! У меня мозги кипят и третий хвост скоро прорежется! Ой… — Куней зажала ладонями рот.

На время умолкли, но любопытство разрывало Егора на части. Он огляделся и спросил шепотом на ушко:

— А чего в этих мыслях найти можно?

— Чаще всего одно и то же, — прошептала в ответ аловласая. — Молитесь мне. Стройте храмы. Нужно больше золота. Я хороший и могучий, они мерзкие и ничтожные. И так далее. Хотя встречается такое, что понять никак невозможно, моих мозгов точно не хватает. Вот у Акоя, кстати… — они с Егором переглянулись, но развивать тему Куней не стала. — Что, у вас не так?

— Я считал, у нас нет богов. Ни чудес, ничего такого.

Куней задумалась.

— Слышала, есть миры без божеств. Чего-то там не хватает для возвышения. А кое-где их перебили. Но это не меня спрашивать надо. У Моржей вон спроси.

— У Моржей?!

— А… да. Мы с тобой же не говорили о заказчике. Теперь, думаю, можно. Это клан Моржей, они эликсирами торгуют. И вообще, дай-ка сюда эту штуку. — Она забрала рубиновый огонёк. — Вещь древняя, цены немалой, выдали только на этот заказ.

— У Моржей… — задумчиво протянул Егор, вспоминая записку отца. Моржи там определённо упоминались. И ещё кое-что. Он искоса взглянул на девицу. Сейчас, через десяток дней проведённых если и не в аду, то в непростых приключениях, Куней больше не казалась юной девой лет восемнадцати-двадцати, как почудилось тогда, на пляже.

Своей острой восточной привлекательности она не потеряла, но теперь Егор знал, что если в чём она и мастерица, то во всяких смертоубийственных штуках и в железной воле, не хуже того стального ломика в груди. Напарника волокла только так, сама будучи при смерти.

Повернувшись к седому, растянувшемуся рядом на скамье, Егор поправил слегка подтаявшие мороженки. В животе забурчало и он едва удержался чтобы не украсть эскимо. Одно или два.

Впрочем…

— Слушай. А ему точно надо всё это мороженое? Что-то не работает.

Куней привстала, с сомнением оглядев бутерброд из Мелвига и эскимошек, и пожала плечами:

— Раньше всегда помогало. Надо подождать.

— Оно же растает. Одежду заляпает, скамейку. Нам штраф выкатят… А денег и так нет!

— Городской! Двухходовочка! — процедила девица. — Ладно, можешь парочку съесть.

Упрашивать Егора не пришлось. Разве что его желудок, который требовал больше, ещё больше мороженок!

— Ты на еду особо не налегай, — предупредила Куней и сощурилась. — Здесь тебе не тут. Тьфу, там тебе не здесь! Короче, ты понял!

Егор уронил недоеденное мороженое и стремительно бросился в ближайшие кусты. К счастью, наружу просилась только жидкость, но и о большем стоило подумать.

Вернулся и уточнил:

— У вас общественные туалеты есть? Бесплатные?

— Наверное. У моего народа всё не так работает, физиология другая. Но я слышала про вокзалы. На вокзалах всё есть.

— А где ближайший?

Куней неопределенно махнула куда-то вправо.

— Киевский там.

— А нам куда надо?

Рыжая махнула влево.

— Через весь город, а там ещё пару-тройку часов пешком вдоль шоссе.

— Да что ж вы всегда пешком и пешком?

— Привычка. В тайге трамваи не ходят, знаешь ли.

…Через полчаса очнулся Мелвиг. К тому времени мороженое, что не съели, то отнесли в мусорные бачки. Растаяло. Здоровяк долго приходил в себя, но больше не пугал бельмами, не дрожал в ознобе и вообще выглядел прилично. Разве что с одеждой не повезло, заменить нечем, всё Куней потратила. Впрочем, никто ей и слова не сказал. Девочки вперёд!

Собрали совет на троих и постановили: ехать на трамвае, благо не тайга.

Егор, понятное дело, отмалчивался и крутил на будущий ус.

Выяснилось, что по Москве бегают исторические трамваи. Пара радиальных веток и кольцевая, которая как раз неподалёку проходит. Проезд бесплатен, хоть скорость на маршруте мизерная. Но зато можно послушать лекцию экскурсовода, что для Егора весьма актуально. Всяко пригодится.

Ну а дальше, от Курского вокзала, пешком. Часа два, — радостно заявила Куней, поглядела на бледно-серого напарника и уточнила: — четыре. Не больше пяти. Или шесть, если…

Упражнения в арифметике прекратил Егор:

— Куда идём? — и встал.

Поползли.

Через недолго и доползли.

Оказалось, что кольцевая трамвайная идёт мимо Киевского вокзала и дальше, едва не над кольцевой веткой метро. Но метро — для людей занятых, которым надо быстро и срочно, а исторически-трамвайное это для бездельников, которые любят глазеть по сторонам и никуда не спешат.

На остановке дождались бегающего по рельсам антиквариата и выяснилось, что небольшой, в общем-то, вагончик, с открытыми по случаю жары окнами и посадочными площадками без дверей, почти полностью занят разумными людьми, которые умеют считать деньги, но при этом не торопятся.

Кое-как втиснулись между мешочниками с большими баулами и работниками сельского труда с корзинами яблок, груш, картошки и даже крыжовника. Егору в соседки досталась деваха кровь с молоком, налитыми арбузами грудей и неуверенной улыбкой. Деваха обложилась корзинами с яблоками и заинтересованно стреляла глазами. Да и разулыбалась, увидев симпатичного парня.

— Яблочко хошь? — пророкотала она, пытаясь говорить Егору на ухо, но грудь не пускала. — Сама растила, вот те Эрмес свидетель! Своими руками.

И согнула руку, надув мощную бицуху.

— Сыт! — развёл руками сытый. Лишние мороженки ещё икались.

— Эх, да я разве чо? Яблочко тока.

Егор осторожно потыкал в бицепс и натурально впечатлился.

Девица порозовела и сложила руки на коленях.

— У нас сам Ерофей Ерофеич из Белёва закупается. Непременно в каждый урожай восемнадцать вагонов забирает. Сидр волшебный гонит, пастилу опять же. Скоро снова приехать должен, грит, в сей раз больше двадцати возьмёт.

— А что ж вы с корзинками-то и в трамвае?

— Дык, надо расширять этот, как его, экономический потенциал и воронку продаж. Новых купцов, значит, искать. Вот я и…

— И даже воронку продаж? — уважительно покивал Егор.

Девица густо покраснела.

— Эт не я так, это батюшка мой так сказывает.

— Батюшку непременно слушать надо.

— Эх! Вот и он так говорит. И про воронку эту клятую! Вот и катаюсь. А если б не батюшка, я бы яблочные будущнисы на биржу выставляла, да и горя не знала! Сами бы приехали и забрали, по бычьей цене. Без воронок этих.

И она умолкла, слегка нахмурившись.

Как раз трамвайчик зазвенел колокольцем и двинулся, осторожно перестукивая по рельсам. И Москва тоже двинулась мимо жадного на взгляды Егора. Много знакомого в этой Москве было, но много и нового. Вот, высотка «Украины» на месте, хотя в деталях может и отличается. А моста Хмельницкого, известного как Киевский пешеходный, не видно. Или уже не видно, уехали далековато.

Стоило только вагону перебраться через мост и замереть на остановке, как впереди, около кабинки вагоновожатого, с места поднялся высокий дрищ в черном замызганном балахоне и заговорил громко, резким фальцетом:

— В этом месяце бесплатные поездки спонсируются Городским Советом Москвы и Обществом «Доброяр»! Не забывайте подписываться на «Добрые вести»! «Добрые вести» всегда на волне божественных новостей и важных мировых событий! Мы предсказали изгнание Иакова Безземельного и низвержение Таталика Триликого! Мы объяснили возникновение Тунгусского мегалита и предупредили войну в Ганноверском море! — надрывался тощий субъект. — Купи «Добрые вести» и спаси свою жизнь и душу!

— Давай, ехай! — крикнул сизоносый пассажир, у которого в паре клетчатых сумок что-то подозрительно позвякивало. — Весной ужо купил, спасся!

— Сектанты, — шепнула Куней, перегнувшись с заднего сиденья. — Появились недавно. Свеженькие, а уже спонсоры.

Чтобы говорить с ней, Егору пришлось сесть боком.

— Ага… Слушай, Безземельный же Иоанн, вроде?

— Что? А, это когда было, тыщу лет назад. И вовсе не о том человеке речь, — зевнула рыжая. — Этот Иаков из клана де Краон, они на оранжевом, с землёй работают. Ему пятнадцать стукнуло, а он никак клановыми способностями не может овладеть. Эй, здоровяк, Иакову де Краон сколько?

— Шестнадцать. Ему уже выдали дар. С землёй всё, теперь воздушник. А из клана попёрли.

— Да ладно? — изумилась наёмница. — Следил, что ли? Фанат?

— Какое! — слегка смутился седой. — Он во Французский Доминион отправился, это совсем рядом с Островом.

— Ха! Остров, ладно. Но почему воздушник?!

— Говорят и у младшей его сестры что-то не складывается с родовым даром. А ещё говорят, что всё у неё отлично с землёй, но семью де Краон враги давят, через богов с дарами пакостят.

И Куней с Мелвигом зашушукались так тихо, что даже Егор с трудом улавливал отдельные слова. Да и не удивительно, вагон маленький, а тут сектант под ухом вопит, зачитывая по бумажке описания проползающих мимо архитектурных чудес.

Так и не удалось ни в разговоре поучаствовать, ни толком про непривычную Москву послушать. Запомнил лишь, что на Красной Пресне не зоопарк сейчас, а Великое логово Горных, и пруд там поделили аж три мелких клана водных, тех что на голубом. И Красные столбы на Тверской — жилище архимага Порфирия Багрянолысого, — выстроены из магически укреплённого порфира. А огромный чёрный монолит на Оружейном переулке — суть посольство свейских полугномов и квартеронов в России. Через дорогу от него поднимали новую высотку, но что это — фальцет не знал.

А где-то между Самотёчным и Цветным вагончик запнулся. Движение остановили сотни людей с плакатами, которые шумели у стен промышленного вида здания из красного кирпича с высокой трубой. На плакатах виднелся грубо намалёванный кулак. Поначалу толпа расступилась перед трамваем, но потом прилила к нему, полностью перекрыв дорогу.

— Свободчики! — кашлянул фальцет и засуетился, выскочил на нижнюю ступеньку передней площадки и тут же шустро запрыгнул обратно.

Среди толпы назревало бурление. По сигналу свистков плакаты пришли в движение. Их воздевали в небо и опускали в едином порыве, затем картонки закрутились в человеческом водовороте, будто люди разом двинулись в десятках больших и малых хороводах.

Многоголосье скандировало:

— Свобода!

Небо быстро темнело, темные-серые тучи возникали на глазах прямо над трубой здания, погружая квартал в сумерки.

Вагоновожатый нервно дергал верёвку. Колокольцы яростно звенели. Мешочники пучили глаза. Фальцет визжал. Сизоносый вытащил из сумки мутного вида бутыль и приложился к ней, шумно отхлёбывая. Егорова соседка нащупала в корзине устрашающего вида яблоко и откусила сразу половину.

— Это всё ты! — крикнула Егору Куней.

— Что, я?!

— Трамвай ему подавай! Сейчас начнётся!