Сын Моржа и Куницы

ГЛАВА 2. Зелье Живы и Утята Борщич

Рядом со скорой разгорался скандал.

Кричал, не стесняясь бранных слов, Степан Маркович. Невнятно поддакивал Николай. Бригада медиков вразнобой и сквозь зубы отбрёхивалась, суетясь вокруг тела отца Егора. Всхлипывала Дарина.

Мотор машины то взрыкивал, то снова глох.

Красноволосая дьяволица крепко, — не вырвать! — ухватила Егора за руку и оглушительно свистнула, перекрыв крики и шум. Через несколько мгновений рядом образовался седой бородач. Совершенно незаметно, будто из-за спины вышел.

Не было. Миг — и появился.

Кинул взгляд на парня и повернулся к Куней, вопросительно приподняв бровь.

— Мы договорились, — буркнула та.

— Цену назвала?

Куней мотнула гривой.

Седой повернулся к Егору и проворчал:

— Ладно, парень, прямо в «Эдду» ты попал. Знаешь ли такое?

Егор молча кивнул. От отца слышал, да и сам читал, то ли Старшую, то ли Младшую. Надолго не хватило, так, несколько страниц, которые сейчас и припомнить не смог бы.

Ведь хотелось кричать!

И от боли в сердце, и от боли в руке. Казалось, у красноволосой не пальцы, а докрасна раскалённые клещи.

— Зелье есть, отца твоего спасёт, — продолжил всё ещё безымянный напарник Куней. — Вот.

Он на миг завёл руку за спину, а потом поднёс раскрытую ладонь к лицу Егора.

На ладони лежал маленький треугольный флакон, наполненный густой зеленью. Очень зелёной зеленью, как показалось Егору. Невозможно зелёной. Живой, как свежая листва и острой, как скол изумруда. Она резала взгляд так, как молодая болотная осока режет руки.

«Не бывает настолько пронзительного цвета», — подумал Егор. — «Это даже не цвет…»

Жидкость в флаконе медленно колыхнулась, вспыхивая крошечными жёлтыми искрами.

— Что это?

Седой кашлянул и ответил:

— Это жизнь.

— Жизнь?

— Да. Пробку тут сковыриваешь и вливаешь в рот.

Егор помолчал, рассматривая опалесцирующий острой зеленью флакон и растирая руку. Девица уже отпустила его и нетерпеливо приплясывала рядом с напарником.

— А почему зелёная?

— Да какая же ещё?! — возмутилась девица и пнула песок.

— Красная. В играх всегда красная.

— Не знаю, — лицо девицы пошло бордовыми пятнами. Она прошипела: — У нас всегда зелёная.

Разговор становился откровенно бредовым. Егор это понимал, но остановиться не мог. Его била мелкая дрожь, и он боялся протянуть руку. Протянуть, взять флакон и нечаянно уронить.

Так легко! Ведь внутри — жизнь.

Жизнь отца.

Ведь не могли эти двое так шутить?!

Седой тяжело вздохнул.

— Потому что Жива. Зелёное у Живы-то, — не слишком внятно объяснил он. — Так ты берёшь?

— Жива это что?

— Божество из величайших.

— Божес… Ладно, ладно. И сколько… какая цена?

Седой почесал бороду, взглянул на девицу и нехотя уронил, как бы не веря себе:

— Ну. Обычная. Год один и день один службы верной.

— Моей?

— Твоей. Торопись парень, боги жадны до памяти умерших, быстро отнимают.

— Беру! — Егор схватил флакон. Тот казался странно мягким и тёплым.

Люди возле скорой окончательно разорались.

Медсестра не выдержала и едко ответила Степану Марковичу, открыто и матерно послав его куда подальше. Как будто того и ждал, двигатель машины наконец мерно зарокотал. Водитель нервно гоготнул и хлопнул дверцей. Бригада засуетилась, заталкивая носилки с телом отца внутрь.

А Егор будто примёрз.

Седой детина бросил взгляд на скорую. Песок взвихрило порывом ветра. Двигатель чихнул и умолк.

Гвалт поднялся пуще прежнего.

— Как его влить… — прошептал Егор.

Красноволосая и напарник переглянулись.

— Твой отец, тебе и думать, — пожал плечами седой. — Наше дело сделано.

В голове Егора будто бомба взорвалась. Он дёрнулся было к скорой, но тут же повернулся к девице и потребовал, указав на своё лицо:

— А ну, ударь!

— Сбрендил?!

— Бей, говорю! — зло прошипел Егор и закрыл глаза. — Быстрее!

Девица влепила от души.

Раз, два! Три!

От третьего удара Егор завалился в кусты, крепко прижимая к груди флакон и заливаясь кровью из расквашенного носа. На левой щеке быстро набухало несколько глубоких царапин.

Шатаясь и пачкаясь в пыли, поднялся и поспешил к скорой.

— Папа! Папочка! — закричал он.

Проскочил мимо ошеломлённых взрослых и ужом ввинтился внутрь реанимобиля, оттолкнув медбрата с кислородной маской в руках.

— Э, парень, сюда нельзя… — начальник бригады сделал слабую попытку остановить залитого кровью мальчишку. Егор от рук мужчины уклонился и бросился отцу на грудь, рыдая в голос.

Врач вопросительно взглянул на Степана Марковича.

— Дайте проститься, — проскрипел тот и отвернулся.

Бригада скорой отошла на несколько шагов и закурила. Молодая медсестра стрельнула у коллег сигарету и дымила неумело, кашляя после каждой затяжки.

А Егор никак не мог сковырнуть пробку флакона.

Наконец, та подалась. Осторожно раскрыв рот отца, Егор выдавил флакон. Именно выдавил. Мерцающая зелень неохотно выползала, будто зубная паста из тюбика. Удивительнее всего, что и флакон уменьшался. Миг, и он сжался в каплю, выскользнул из пальцев и канул вслед за содержимым.

И Егор затих.

Сердце отца не билось. Он не дышал.

Как и Егор. Отодвинулся, заполз на сиденье и держал отца за руку.

Ноги дрожали, живот сводило и трясло, а в голове муть и пустота.

Он ждал.

Ещё ждал.

Ждал.

В машину заглянул начальник бригады.

Кашлянул, увидев залитое кровью тело и мальчишку с потухшим взглядом.

— Парень…

Тот обернулся к нему с пустым лицом.

— Они обещали.

— Что?

— Один год и один день… И всегда зелёная. Всегда! — крикнул Егор.

Врач озабоченно покачал головой и попытался протиснуться вовнутрь.

Тело отца вздрогнуло. Он открыл глаза, закашлялся, дрожащей рукой утёр зелёную пену со рта, обвёл мутным взглядом окружение и сел на носилках.

Глаза Егора закатились и он сполз на пол.

И почти тут же очнулся.

Держал отца за руку и улыбался, пока не погнали вон из машины. Медсестра украдкой сунула горькую таблетку и дала воды запить, пока двое других медиков занимались отцом.

Так и стоял, заглядывая в дверцу.

А вокруг скорой нарезала круги дьяволица-мастерица. И вид у неё был такой, что ещё чуть-чуть, и она сама впряжётся и поволочёт машину… куда-нибудь. И утащит далеко, в это верилось легко.

Николай сидел в беседке и с пьяным изумлением вертел в руках две пустые полторашки.

А седого аккуратно перехватил Степан Маркович.

— Познакомимся? Я — Степан Маркович. Сталь, бытовая техника. Экспорт-импорт. Решение вопросов в здешних краях.

Седой здоровяк поскрёб бороду, блеснул крепкими зубами в краткой улыбке, и с некоторым сомнением произнёс:

— Я тоже… проблемы улаживаю. Или создаю. Ну, как заплатят.

— Создаёте. Понятно. — Степан Маркович неосознанно потёр бок, там где под рубашкой скрывались шрамы. — А звать вас как, добрый человек?

— Утка. Борщ. Нет, Утята!

— Утята?

— Утята… Борщич.

— Утята Борщич, — сузив глаза протянул Степан Маркович.

Бородач сверкнул взглядом, но тут же лицо его разгладилось. Он махнул рукой красноволосой. Та подошла.

— Что?

— Напомни. Утята Борщич?

— Путята! Путята! Борщевич! Затверди накрепко!

— А надо?

Девица бросила огненный взгляд, с чувством сплюнула и ушла. Седой двинул мощными плечами, будто отгоняя комара. Обернулся к Степану Марковичу и представился ещё раз:

— Путята Борщевич.

— Редкое имя, — спокойно отметил Степан Маркович, никак не прокомментировав сценку между седым и краснохвостой. — Не слышал в наших краях.

— Мы проездом. Вот, парнишку заберём и уйдём.

— А парнишка-то согласен? Он сын моего друга. Не стоит создавать ему проблемы, я буду против.

— Да всё честно, — махнул рукой седой. — Сделка у нас. Мы безделицу продали, он поклялся отработать.

И здоровяк кивнул на реанимобиль, где доктор осматривал отца Егора.

Степан Маркович посмотрел на скорую. Закаменел лицом, глаза превратились в бойницы. Седой усмехнулся и вмиг преобразился, обретя ту же гранитность вида.

— Я правильно понял? — медленно уточнил Степан Маркович. — Тот… товар?

— Что не понять-то? Сами видели.

— Редкое имя, редкий товар.

— С дальних краёв, — осклабился седобородый.

— А на продажу есть что?

— Я лишь этот, как его, гонец. И пара крепких кулаков. Но словечко шепну.

Они понимающе улыбнулись друг другу.

Тут к ним подошёл начальник бригады скорой, коротко шепнул на ухо Степану Марковичу. Резво запрыгнул в машину и та укатила, вздымая пыльный хвост.

После чего Степан Маркович сделал ещё несколько звонков.

Шустро подкатили два серых неприметных Daewoo. И ещё одна скорая.

В одну машину загрузили Николая, и та упылила. В другую Степан Маркович самолично аккуратно усадил беременную молодку, и её отправили вслед за скорой, на которой увезли девочку Дашу и её синего крокодила. Сдутого, правда. Без крокодила уезжать отказывалась, визжала и пиналась.

Когда машины разъехались, Степан Маркович подошёл к Егору. Протянул чистый клетчатый платок. Егор намочил платок в питьевом фонтанчике и принялся смывать уже засохшую кровь с лица, осторожно промакивая царапины.

— Говорят, у вас сделка.

— Д-да.

— И ты должен уйти с ними.

— Да, Степан Маркович.

— Отец знает?

Егор покачал головой.

— Таки тухлое дельце. Времени обсудить со мной не было?

Егор так же молча кивнул.

— Помощь нужна? Что этим от тебя надо?

— Справлюсь, — на второй вопрос Егор решил не отвечать.

— Деньги есть?

— Отец недавно давал. И PIN-код от карты я знаю.

— Что Борька, что ты — в один цвет и характер. Упёртые как бараны… — досадливо проворчал Степан Маркович. — Да и мать твоя… — он умолк и переменился в лице. — Мать твоя!

— Что? — сумрачно глянул Егор.

Степан Маркович обернулся к выходу с пляжа. Постоял, обдумывая мысль Повернулся к Егору.

— А ведь похожа.

— Кто?!

— Да вот, как её там… Дарина. Очень на Аньку похожа.

— Я не помню, — опустил взгляд Егор. — Мал был, а фото редко смотрю.

— Ну, я тебя таки уверяю, на лицо чуть не сестры. То-то Борю приложило.

Потерев ладони и бросив внимательный взгляд на расположившихся в беседке седого здоровяка и рыжехвостую девицу, Степан Маркович заключил:

— С вами, Метелицами, никогда просто не бывает. Постоянно всякое случается. Чтобы с вами знаться, нужно такое большое сердце, как у меня, старика! Иначе никаких нервов не хватит, раньше времени в могилу сведёте! Так, Егор, слушай внимательно. У твоего отца случались дела со странными людьми. Таки совсем странными, понимаешь? И Борька сильно не любил, когда я спрашивал за них. Потому не полезу, но совет дам. Людишки вот эти весьма мутные и расклады с ними могут быть тощие. И не дай красивой мордашке себя обмануть, стрекоза весьма себе на уме.

С этим Егор был согласен на сто процентов. Красноволосая — та ещё жгучая оторва.

— И всё же, они тебе помогли. Верно?

— Да, я очень благодарен! Без них бы папа!..

— Стоп! — Степан Маркович поднял ладонь перед лицом Егора. — Стоп. Неправильный подход. Думай о сделке. Они тебе продали, ты им заплатишь. Ничего больше. Понял? Сделка. Не дай повесить на себя ещё какие-то обязательства.

— Я… понял.

— Ладно. Вон моя коробчонка едет, грузись и отправляйся за отцом. Его в больницу на восьмой микрорайон отвезли, помнишь где это?

— Да.

— И вот ещё, Егор. Очень важно. Не болтай ни с кем о произошедшем. Особенно в больнице. Я бригаде денег за молчание посулил, ты уж не пусти их песцу под хвост.

— Я и не думал…

— Ни слова. Никому. А когда с этими дела закончишь, первым делом ко мне. Позвони немедленно! Сначала мне, это важно.

Егор покачал головой.

— Отец первый.

Степан Маркович усмехнулся и хлопнул Егора по плечу.

— Беги, одевайся. М-метелица…

Солидно рокоча мотором, подкатил чёрный внедорожник. Егор к тому моменту уже успел натянуть светлые джинсы с модными прорехами и рубаху-поло. Собрал вещи отца, свернул и уложил в сумку.

Не осталась в стороне и таинственная парочка.

Подошли, встали рядом.

— Парню надо понять что с отцом, — сказал им Степан Маркович. — Вы с ним?

— Разделяться не стоит, — проворчал седой. — Город незнакомый, как потом найдёмся?

— По телефону?

Седой молча приподнял бровь.

— Понятно, — усмехнулся Степан Маркович и указал на джип.

Девица нагло уселась на переднее сиденье и с видимым интересом начала оглядываться. Но ничего не трогала и вела себя спокойно.

Напарник её, несмотря на свой рост и мощные плечи, оказался гибким как змея, и скользнул в нутро внедорожника, казалось, вообще не задев ни дверь, ни порожек. Но занял изрядную часть заднего сиденья. На остатке оного уместился Егор, бросив сумку себе под ноги.

Степан Маркович неопределённо хмыкнул.

— Я здесь останусь, — сказал он водителю. — Отвези и возвращайся.

И ушёл к воде.

…По случаю середины дня дорога была свободна и джип быстро домчался до больницы. Заминка возникла на въезде на территорию, но водитель пошептался с охранником, и их пропустили. Высадив троицу рядом с группой белых микроавтобусов с красными крестами, водитель молча кивнул Егору и уехал.

Егор забросил сумку на плечо и отправился искать отца.

В приёмном покое застрял надолго: найти только что поступившего пациента оказалось непросто, да и определили его сразу в реанимационное отделение. Лишь через пару часов замотанный, с красными глазами и серым лицом, реаниматолог, прихлёбывая из эмалированной кружки обжигающий чай, прояснил ситуацию:

— Мальчик, отец твой в реанимационном отделении. Состояние стабильное, показатели хорошие.

— Можно я…

— Нет, сегодня ты его не увидишь. Был бы он один в палате, я бы подумал. Но там ещё два человека, их беспокоить нельзя.

— А когда отец выйдет из реанимации?

— Точно не сегодня. А завтра? Звони после девяти утра в регистратуру. У меня смена как раз закончится, на обходе решим — останется в реанимации или переведём в общую палату. Я бы его дня на два оставил, но у нас сейчас все койки забиты, а людей всё подвозят. Вон какая жара, да и солнце буянит, вспышки одна за другой.

Поблагодарив медика, Егор вышел на улицу, к ожидающей парочке. Правда, парочка не очень-то и ожидала, пришлось обойти главный корпус, и лишь тогда Егор увидел знакомые фигуры на скамейке под высокой берёзой.

Девица раздражённо просемафорила Егору руками. Вскочила, подбежала и поволокла за собой, будто не к ним шёл.

Седой удобно устроился на скамейке, позёвывая и поглядывая по сторонам. Видать, разморило на жаре, пока Егор к отцу пробивался. Небрежно похлопал по сиденью рядом с собой, подождал пока Егор сядет и огорошил:

— Дело такое, парень, не люблю песен долгих. Скажу сразу: дела у нас здесь закончились, сегодня мы отчаливаем и ты идёшь с нами.

— Вы же хотели поговорить с отцом?

— Было такое, но сейчас уже ни к чему. Ты сам выкупил его жизнь.

— Это и было ваше дело?

— Годится и так сказать.

Егор крепко задумался. Наконец, родил:

— А за деньги жизнь выкупить можно?

Седой понимающе хмыкнул.

— С уговором не шутят. Даже за лунное серебро, шутник. Нарушишь сделку, и не только меня, но и Живу обидишь. Дар жизни обратно не заберёт, но полной мерой неприятностей отсыпет.

Егор покраснел и мотнул головой.

— Да нет же, я не хотел нарушать! Просто… неожиданно.

— Ладно, — кивнул седой. — Срежем хвост.

Помолчав, Егор сумел уложить сказанное в голове. Хотя что-то царапало.

— И куда ехать?

— Дорогу покажем, не жмись. Дня три в пути или дольше, надо тебе собраться правильно. Обувку покрепче этой, одёжку справную, а не эту срамоту голозадую. Ты парень городской, сразу видно. А дорога там нехоженая и неезженная, ноги собьёшь — не успеешь шагу ступить.

Мысленно окинув себя взглядом, Егор был вынужден согласиться. В турпоход он в такой одежде бы не пошёл. А тут явно совсем не турпоход. Если «дороги неезженные», то парочка собирается в тайгу, к Байкалу или куда-то в те края.

Седой продолжил:

— Нам за тебя круглым золотом уплачено, живым доставим. Но насчёт сбитых ног или чтобы солнце голову не напекло, тут сам крутись. И еды возьми с водой.

— Так, подождите… — Егор осознал что именно царапнуло. — Вы сказали — сегодня?

— Верно, парень, верно. Дорога стынет.

— Но я не могу, мне надо с отцом… Да хотя бы попрощаться! Объяснить, куда я делся!

— Парень… — седой посуровел. — Не хочешь ли ты спрыгнуть с телеги?

— Нет! Один год и один день, я помню!

— Тогда что?

— Но мы ведь не договаривались когда этот срок начинается?

Седой и девица озадаченно переглянулись и нахмурились.

— Верно, — процедил седой. — Мастаки вы, городские, слова выворачивать мехом внутрь.

— Нет! — замотал головой Егор. — Но как я уйду, с отцом не поговорив?!

— Слышь, здоровяк, а он тему верно жжёт, — девица подергала себя за волосы и присудила: — День ничего не решит. Мы пока тоже полезными припасами закупимся. Видела я тут ореховые штучки с шоколадом… В дороге пригодятся!

На том и поладили.

Обсудили что Егору надо взять с собой, да и разошлись, договорившись встретиться завтра в час пополудни на этом же месте. А он отправился по рынкам и магазинам, закупаться. В одиночку было непривычно выбирать одежду, но четырнадцать лет, да? взрослый уже парень, справился.

…С утра Егор дозвонился до больницы, узнал что отца перевели в общую палату, но посещения разрешены только с завтрашнего дня. Плотно перекусив, Егор встретился с хозяином съёмной квартиры, сдал ему свой комплект ключей, заплатил ещё за неделю вперёд и предупредил об отце.

Через полчаса был в больнице, где, найдя ушлого на вид медбрата, сунул ему пакет с бутылкой «Сълнчев бряг», недавним подарком Николая. Пройдоха бросил взгляд в пакет и поманил за собой. Выдал затёртый до дыр халат и провёл в палату к отцу, после чего исчез.

В палате на четверых было занято три койки, и два обитателя, сухоньких старичка, азартно рубились в шашки, шёпотом покрикивая и переругиваясь. Посетителя даже не заметили.

Егор с радостным вздохом выгрузил на прикроватную тумбочку сумку с апельсинами и мандаринами, три банки гранатового сока, несколько плиток горького шоколада, сыр в нарезку и пяток крупных, в кулак отца, яблок с лоснящимися красными боками. Ну и всякие мыльно-рыльные в количестве.

Едва дотащил, ведь с собой ещё был плотно набитый рюкзак.

Отец взвесил в руке цитрусовые, покосился на рюкзак с пристёгнутой к нему скаткой пенки, и весело хмыкнул:

— Ты никак меня сюда надолго определил? А сам в поход?

Егор молча дёрнул плечом.

— Что? — немедленно насторожился отец.

— Папа, ты учил меня быть честным.

Отец осторожно отложил апельсин.

— Кажется, ты приготовил для меня скверную новость. Она беременна? — неловко пошутил он. Но брови хмурил.

Егор сбился и раскрыл рот. Закрыл.

— Кто? Кто беременна?

— Ну, та, мастерица.

От возмущения Егор даже не смог ничего сказать. Но вот, откусил воздух и просипел:

— Да когда я бы успел?

— Я верю в тебя, ведь твой отец — я! — лукаво прищурился провокатор.

— Папа! Давай поговорим серьёзно! — Егор с чувством шлёпнул себя по лицу.

— Давай. Какой срок?

— Срок?! Нет, папа, всё гораздо хуже!

— Что, их две?

— Нет! — трагическим шёпотом прокричал Егор. — Я уезжаю!

Отец откинулся на подушку, помолчал и погонял по лбу морщину.

— Значит, трое. А ведь говорил «не мое», да «не мое».

— Папа, я таки твой сын, но я не выдерживаю!

— И куда таки едешь, сыночка?

Посмурнев, Егор неохотно уронил:

— Далеко.

Отец в сомнении склонил голову.

— Да не знаю я, — признался Егор. — Может ты не помнишь, но… я тебя почти потерял. А у этих сумасшедших было с собой нужное лекарство.

— У той колоритной парочки? Та девица и здоровяк?

— Да.

— И ты купил.

— Очень дорого, папа.

— Надеюсь, бескозырка с нами? — недоверчиво уточнил старший Метелица.

— А то как же, — Егор устал воевать с расшалившимся отцом. — Семейный артефакт, как-никак. Мужчины нашей семьи непробиваемы, особенно в бескозырке.

— Так, давай сначала, — отец посерьёзнел. — И насколько всё плохо?

— Да чтоб я знал.

— Сын, Степан Маркович плохому не научит, но постоянно пародировать его не надо.

Егор кивнул.

— Тогда так: я не знаю. Времени не было, согласился не спрашивая.

Отец прищурился.

— То есть… всё могло быть скверно?

— Не знаю, — соврал Егор и отец это понял.

Они помолчали.

— И сколько нынче просят за жизнь одного не слишком умного отца?

— Эх, ну не всё так плохо. Один год работы.

— Работа кем?

— Кем я могу работать, папа? Я школьник! Не космонавтом же. Может им нужен мальчик «подай-принеси».

— Где?

— Там, — Егор неопределённо покрутил рукой. — Откуда эти двое.

Отец недовольно поджал губы и энергично растёр лицо. Бледно усмехнулся.

— Ну хоть одна радостная новость: за год ты точно у той девицы чему-нибудь научишься.

— Тебе смешно… А как же школа? И мы следующим летом в Австралию собирались?

— Можешь позвать этих негодя… негоциантов?

— Папа!

— Четырнадцать лет «папа».

— А толку? В каком возрасте мужчины нашей семьи становятся взрослыми?

Покачав головой, отец достал из пакета мандарин и принялся сосредоточенно чистить. Стучали костяшки по доске. За окном шумела тополиная и берёзовая листва. По коридору изредка звенели каталки и доносились невнятные голоса.

Отец молчал и молчал. Спросил:

— И что, ты отказываешь мне в праве на…

— Ты учил не нарушать данного слова.

— Но я не учил уезжать чёрти куда с неизвестно кем!

— Пап, а у меня был выбор?

Отец чистил мандарины, складывая из них пирамиду. И вот, уронил:

— …Я был прав, новость скверная. Лучше бы это была беременная девчонка. Или три.

Егор слегка заалел щеками, придвинулся на стуле к кровати отца и обнял его. Тот ерошил волосы сына и молчал. Долго. Старички-шашечники успели пару раз разбить друг друга в пух и прах и начали новую кампанию.

Телефон в кармане Егора зажужал.

— Мне пора, папа, — сказал тот и встал.

— Горка! — позвал Егора отец, как изредка делал это в детстве. — Погоди.

Он пошарил в тумбочке, нашёл обрывок тетрадного листа и ручку. Черканул пару строк, сложил вчетверо и протянул Егору.

— Возьми.

— Па-а-ап?

— Прочти… потом. Когда будет возможность.

Возможность выпала через пару минут. Егор сумел просквозить в служебный лифт и вместе с санитарами и тяжело дышащим телом на каталке, медленно опустился на первый этаж. В дороге прочёл записку. Она была короткой и очень странной.

На выходе из корпуса огляделся, нашёл разнородную группу посетителей, которые устроились рядом с урной и смолили сигареты, выбрал старенького мужичка и попросил зажигалку.

— А ты, пацан-та, не маловат ли для курева-та? — просипел изжелта прокопчённый сморчок.

— Так мне не сигареты, — хмуро ответил Егор. — Только зажигалку.

— Смотри-ка, дерзкий-та, — возмутился дед, но огнём поделился.

Егор отступил на пару шагов и под подозрительным взглядом пенсионера сжег листок. Зажигалку вернул. Сморчок внимательно осмотрел потёртую фиолетовую фигулину, ущерба не нашёл и с недовольной миной добил папиросину.

— Спасибо, — поблагодарил Егор и ушёл.

За спиной слышал недовольное бормотание деда.

…Сладкая парочка из седого здоровяка и аловолосой дьяволицы нашлась на оговоренном месте. Седой развалился на скамейке, обняв большой длинный рюкзак непривычного вида, смежив веки и, похоже, дремал. Девица стояла позади скамьи и пыталась устроить свою пятую точку на спинке скамьи, при этом упираясь ногой в ближайшую берёзу. Но длины ног чуток не хватало, и она постоянно сползала и ёрзала, недовольно фырча.

При сём грызла шоколадный батончик.

Увидев Егора, погибель всего разумного заглотила огрызок батончика, вытащила из котомки ещё один, швырнула скомканную обёртку в здоровяка и откусила сразу половину лакомства.

Закашлялась.

Седой проснулся, щелчком сбил с себя цветастую обёртку, зевнул.

Бросил взгляд на полуденное солнце.

— Почти вовремя.

Егор спорить не стал, хоть и знал что до уговорённого времени далеко.

Седой поднялся, энергично помахал руками, внимательно осмотрел Егора. Одобрительно хмыкнул при виде плотных джинсов, крепких ботинок, кепки с козырьком и повязанной вокруг талии ветровки. Осмотрел рюкзак, кивнул.

— Идём?

Девица с некоторой тоской огляделась, пошуршала в своей котомке, достала батончик, с недовольной миной убрала и согласилась:

— Идём.

Они направились на выход с территории больницы. За забором свернули направо, перебежали через дорогу и двинулись вдоль трамвайных путей. Красноволосая Куней развлекалась, бегая по путям туда-сюда и выпрыгивая едва ли не из-под носа у трамваев. Те отчаянно звенели, а один из вагоновожатых даже всерьёз погавкал с хулиганкой.

Когда маленькая экспедиция добралась до моста через Каменный лог, Егор не выдержал.

— Может скажете куда идём? Мы же посреди города. Могли бы сесть на трамвай или автобус, доехать до места.

Парочка изумлённо переглянулась.

Седой поскрёб бороду.

— Да тут уже рядом, скоро будем.

Они пересекли мост, — Егор ненадолго остановился и полюбовался крутыми и глубокими склонами лога, заросшими кустарником, берёзами, липами и вязами, — ещё раз перебежали дорогу перед отчаянно сигналящими машинами и двинулись по-над логом в сторону старого центра города.

По дороге девица и её напарник перебрасывались не слишком понятными Егору фразами. Это слегка обозлило и он вмешался в разговор:

— Так куда идём-то?

— Да вот, почти пришли, — седой ткнул в сторону вертикальной стены обрыва, сложенной из мощных известняковых плит. — Вон, видишь дерево? Там наша тропа начинается.

Егор молча пожал плечами. Деревьев там много, но какая тропа по такому крутояру?

Но спорить не стал, последовал за парочкой.

Вскоре были на месте. Девица уселась на валун, нависающий над самой пропастью, достала очередной батончик и с хрустом в него вгрызлась. Седой залез в свой рюкзак обеими руками и рылся, недовольно ворча.

Егор подошёл к Куней, взглянул вниз и отшатнулся.

Ноги задрожали. Красиво, но дух перехватывает.

И ещё он очень вовремя вспомнил, что за это время так и не узнал имя здоровяка. Обернулся и увидел того, подходящего с какой-то красной штукой в руке.

— Может познакомимся, наконец? — спросил Егор. — Я Егор Мете…

— Да, — кивнул седой и столкнул Егора с обрыва.