Егор вопил.
Бежал и кричал.
Захлебывался, пёрхал и снова вопил. Орал. Умолкал на миг, перехватывая на бегу глоток воздуха и опять взрывался криком. Казалось, от крика мир превращался в застывающий кисель. Но ломик, тот невидимый, но ощутимый кусок стали, поселившийся в груди, послушно, раз за разом забрасывал тело Егора ещё на шаг-два дальше.
Ещё.
И ещё.
Шаг — ерунда, мелочь. Но если от него зависит жизнь, это охренительно много. Живой богач тот, у кого есть лишний шаг. Нищий мертвец — кому шага не хватило.
И Егор бежал, напрягая то странное чувство, которое уже дважды приходило ему на помощь. Или трижды? Падая в огненный водоворот, тоже ведь кричал.
И как тогда, мир замедлялся. Желатинился. Застывал на кратчайший миг, а в следующую терцию внутренний ломик взрывался движением, распарывал застывший воздух, рывком утаскивая за собой Егора.
Спасая.
Позади, с неотвратимостью горной лавины неслось… нечто.
Голова размером с джип бугрилась жвалами. Мелькали десятки лап. Щёлкали сочленения костяной брони. Мерзко скрипели… да чёрт знает, что скрипело! О такой гадости и думать страшно. Разлетались в стороны комья земли вперемешку с зеленью. Позади чудовища тянулась глубокая рваная рана — полоса ободранной земли, вырванных кустов и травы.
Тяжко и неумолимо, как грузовой локомотив, чудовище догоняло добычу.
А впереди Егора мелькала бурая спина.
Медведь скачками несся к дальнему сосновнику. Величественные древа возносили к небу шапки покрытых иголками ветвей. Стройные красавцы, схожие с корабельными соснами из-под Липецка и Воронежа, те, из которых царь Петр некогда выстроил свой флот.
Были и отличия. Гладкая светло-серебристая кора. Прозрачные кроны. И — пустой, светлый лес. Кроны пропускали изрядно солнечного света, но никакого подлеска не было. Лишь толстый пружинящий под ногами слой жухлых иголок и шишек. Ни куста, ни травы, ни древесного побега.
Всё это Егор увидел и осознал за растянутую на столетие секунду, когда проламывался через кусты. Брешь в них пробил медведь, но и на долю Егора пришлось достаточно острых ветвей и колючек. Куртку сорвало с пояса и отбросило в сторону.
Лесной хозяин, вереща от ужаса, пронесся вглубь, запрыгнул на самуюмощную сосну, взбираясь всё выше и поскуливая всё громче. Хозяином он сейчас не чувствовал, лишь добычей.
Егор последовал примеру зверя, только сосну пришлось выбрать тоньше, рук не хватало обхватить. За несколько секунд взлетел под самую крону и замер, крепко цепляясь дрожащими руками и ногами за ствол.
Чудовище остановилось на опушке. Сунуло морду в кусты, заскрипело ещё омерзительнее, хотя куда уж хуже-то? Пробно щёлкнуло жвалами, а потом прошлось живой косилкой, срезая ветви, выдирая из земли корни и заглатывая зелень громадной пастью, раскрывающейся на четыре сегмента.
Проев себе дорогу, тварина остановилась.
Потопталась на месте, заверещала, ударила по земле хвостом и полезла в лес, растаптывая остатки кустов.
Егор взобрался высоко, почти под самую вершину. Дотянуться до ветвей сил уже не хватало, и так едва держался, боясь сверзиться прямо в пасть чудищу. Но сейчас, на высоте, руки тряслись всё сильнее, а по спине прокатывались капли холодного пота, да и штаны казались малость повлажневшими.
«Это адреналин», — повторял про себя Егор дурацкий анекдот. — «Адреналин стекал в сапоги… А был бы у меня десантурный скаф, наверняка там нашлась бы защита против… адреналина. Памперс. Или крылья. А лучше реактивный ранец как у мандалорца!»
На миг нестерпимо захотелось стать мандалорцем.
Нет, ну какая чушь лезет в голову когда под тобой лазит адская тварь!
Скосив взгляд, Егор постарался разглядеть неуклюже ворочающуюся меж деревьев тушу. Та была похожа на чудовищного размера мокрицу. Голиафа и Гулливера среди мокриц.
Годзилла-многоножка!
Кто бы ни создал страшилище — природа ли, иль какой местный бог, — он поработал на славу. Размером мокрица превосходила медведя впятеро.
Приглядевшись, Егор рассмотрел глубокие царапины, испещрявшие броню, похожие на следы от чьих-то огромных когтей. Но броня устояла, а бой у когтистых наверняка не задался.
Их съели.
Морда мокрицы оснащена тремя парами превосходных зазубренных жвал: одни большие и парочка поменьше. Нашлось место и для хватательной приспособы: два саблевидных раздвоенных на концах клыка-бивня по бокам. Держать и не пущать у чудовища наверняка выходит отлично.
Как и жрать.
Страхолюда своих возможностей не скрывала. Щёлкала крепкими бивнями, перетирала воздух острейшими жвалами. Раскрывала ужасающую пасть с глоткой, усеянной небольшими зубами, и резко выдыхала облака удушливой дряни.
Танк Юрского периода.
Ну и скорая смерть Егорова.
Поначалу мокрица, глубоко проваливаясь десятками ног в слой палых игл, потянулась к дереву, на котором подвывал медведь. Недовольно стрекоча, она протискивалась меж серебристых стволов, дергаясь каждый раз как задевала их.
Но оказалось, что мишка совсем не дурак. Дураки не выживают, с такими-то соседями. И выбрал зверь не просто дерево, а самое большое и толстое, насколько удалось углядеть Егору, настоящего Генерала Сосну да ещё и обсаженного вкруг соснами-офицерами.
Мокрица яростно пыталась прорваться внутрь круга, даже сумела встать слегка набок, закинув левые ноги на одно из деревьев, но прочная сегментарная броня не смогла так изогнуться. Хитиновые плиты были слишком велики, размером с офисный стол. В конце концов, чудовище застряло. Вереща и хлеща хвостом, оно дергалось, не в силах двинуться ни вперёд, ни назад
Медведь умолк. Мокрица бешено дёргалась, сдирая кору и разламывая древесину. Из расщепов потекла тягучая янтарная масса, затягивающая раны. Некоторые капли упали и на чудище.
То взревело, загудело, очертания мокрицы подёрнулись туманом и оно вылезло задним ходом из ловушки, оставляя лесных бойцов ранеными, но непобеждёнными. Отбежав к опушке, оно начало скрести лапами по телу. Древесный сок заляпал хитин и теперь пятна курились белым дымком, на глазах светлея. Мокрица яростно скребла жвалами, хлестала тонким хвостом, но полностью избавиться от светло-янтарных капель на броне ей не удавалось.
А Егор только сейчас понял насколько заледенели его конечности.
В лесу было холодно. Настоящий колотун, как зимой. И ствол дерева, на котором он висел, становился всё холоднее с каждой секундой. Ещё минут десять и придётся слезать, иначе примерзнет!
Он даже прикинул возможность побега к Генералу Сосне. Многоножка туда не пролезла. Можно устроить беготню средь деревьев, вдруг тварь опять застрянет?
Но — не успел.
С целеустремлённость танка и его же грацией мокрица попёрла к дереву Егора. С разгону поднялась метров на пять, изогнувшись в спине и уцепилась бивнями за ствол. Бешено скребла лапами, обдирая кору и стёсывая луб. Распахнула сегментарную пасть, дохнула омерзительным. Глотка чудища задергалась волнообразно, зубы зашевелились.
Сосна затрещала. Посыпались шишки, простучали по хитину, пара исчезла в глотке.
Как уже повелось, никакая жизнь перед глазами Егора не пролетела. Только досада взяла — шмякнется вниз, прямо в пасть, зубы размелют в кровавую кашу, да и всё. Кончился Метелица в неизвестных краях, и отец не узнает.
И дедом не станет.
Пропадёт неизвестная внучка.
Никто не построит эту… короче, ту бандуру с большими синими пушками.
Вот бы ту штуку сюда. С антитараканьими бластерами. Хотя бы с одним.
И Егор с досады плюнул, прямо в пасть тварюге. А та упорно скребла лапами, подпиливая дерево. Сейчас бы ломик туда кинуть, или что-то острое…
Ломик, ломик…
Чуть расслабив руки и ноги, Егор мысленно метнул ломик вверх. И — его, Егора, дернуло, протащив пяток сантиметров вверх по стволу. Сердце забилось, рвануло птицей. Бросок за броском, Егор продвигался вверх и, наконец, добрался до ходящей ходуном кроны. Закинул ноги на ближнюю ветку, вздёрнул себя на неё, прижался к ледяному стволу и позволил себе на миг расслабиться.
И тут же дерево пошатнулось, что-то гулко лопнуло в стволе.
Торопливо сбросив с плеч рюкзак, Егор зарылся в нём. Достал сверток с каштанами. Осторожно, едва удерживаясь на дергающейся ветке, развернул и принялся метать каштаны в тьму чудовищной глотки. Сбросил все. Но тварь даже хвостом не махнула. Пилила и строгала ствол, вереща от нетерпения и пыхая зловонными выхлопами.
Егор достал другой трофей, бутылку с синими перьями. Вынул перо, бросил, и — промахнулся. Дротик канул в буром еловом ковре.
Тварь злорадно скрипнула.
Второе перо попало удачнее, воткнулось в морду. Но чудовище лишь лениво глотку прикрыло, оставив широченную щель.
И тогда Егор закричал. На этот раз молча. Страх и безнадёга внутри него лопнули обжигающей волной. Схватил сразу три дротика. Мысленно соединил один из них с ломиком и метнул прямо вниз, изо всех оставшихся сил.
Тело дернуло, ударило об ствол, Егора скинуло с ветви, рюкзак полетел вниз, рассыпая вещи. Мотнуло так, что удержался на дереве лишь чудом, повиснув на сведённой судорогой ноге.
Зато яркая синяя молния мелькнула и ударила прямо в цель.
В щель.
Многоножка замерла.
А затем — встала на дыбы. Морда впечаталась в ствол прямо под Егором. Щепа и кора разлетелись со взрывом, раня руки и лицо. По лицу потекло тёплое. Чудовище же упало на спину, завертелось, бешено изгибаясь туда и сюда, мощным ударом окончательно надломило ствол сосны и та со скрипом завалилась на соседку.
Тварь унеслась вглубь леса не разбирая дороги, с треском ломая тонкие сосны и отлетая при ударе о толстые стволы. Верещала так, что в ушах звенело. Медведь завыл, неуклюже сполз со своего дерева-спасителя, и ковыляя на промороженных лапах, тоже убрёл.
Егор остался висеть на дереве, боясь шевельнуться. Конструкция из упавшего дерева и её соседки подрагивала и потрескивала. Вздохнув и примерившись, Егор сполз чуть пониже, оттолкнулся и прыгнул на соседнее, живое, дерево. Одновременно — мысленно метнул и лом.
При ударе о сосну отбил себе всё что только можно, включая адреналин, но зацепился. Воткнул в ствол оба синих дротика и держался на них. Мышцы превратились в тряпки, руки сводило, и Егор, выдергивая дротики и вновь вонзая, медленно спускался.
И тут прилетела нежданная погибель всего логичного.
Средь серебристых стволов мелькнуло зелёное и алое. Клятая девица явилась ровно в том же, в чём была на пляже — вырвиглазном изумрудном топике и короткой оранжево-красной юбке. Разве что на ноги натянула высокие шнурованные мокасины, а не обошлась легкими босоножками.
Девица танцующей походкой просквозила меж деревьев, подошла ближе и задрала голову, рассматривая висящего словно коала Егора. На миг у того мелькнула мысль разжать руки и свалиться прямо на красноволоску, избавив себя и её от дальнейших мучений.
— Э-хе-хей, пришла Куней! Как тебя там, Егор? Слезай! — Не чуявшая, насколько близка к смерти, погибель огляделась. — А где медведь?
Егор молчал, пытаясь удержать в себе всё то, что уже мысленно не раз высказал этим горе-проводникам. А накипело изрядно. Злого варева хватило бы роту отравить.
Появился и седой здоровяк. Подошёл ближе, осмотрел потрёпанную приключениями пропажу и буркнул:
— Кажется, у парня проблемы. Помоги.
— Да ладно? — изумилась красноволосая. — Хорошо висит же! Так, медведь где?
— Нет медведя, — проскрипел Егор сквозь зубы. — Убежал медведь.
Девица потанцевала вокруг, внимательно разглядывая вспаханный слой иголок, ободранные деревья и расщепленный пень. Потыкала пальцем в натёкшую смолу, удивленно выругалась, отдёрнула руку, сунула пострадавший палец в рот пососать. Выругалась ещё крепче, долго отплёвывалась. И, наконец, соизволила обратиться к Егору:
— Слушай, ты что здесь устроил? Лес погубил, медведя потерял. Сам зачем-то на дереве сидишь. Кто тебя так охотиться учил? Мама-папа — асфальтовый каток?!
— Оно само, — выдавил тот.
Срубленное мокрицей-Годзиллой дерево с шумом рухнуло, вздымая облака рыжей пыли.
Все закашлялись.
— Ага, само, — сказал седобородый. — Так, погоди… — прислушался он. — Эт-то что…
А в следующую секунду из-за стволов вылетела знакомая мокрица. Была она полупрозрачная, будто Хищник из одноимённого фильма. Снеся по дороге Куней — та улетела сломанной куклой в сторону — мокрица воздела передние сегменты тела и ударила ими как молотом, раздавливая здоровяка в кровавую лепёшку.
Егор вскрикнул.
Но… нет! Седой был жив!
Он, кряхтя, поднимался на ноги, держа перед собой радужную полусферу пару метров в диаметре. Тварь яростно билась об неё, но лишь ненамного сдвигала крепко упёршегося в землю здоровяка.
Чудовище сменило тактику: теперь оно давило головогрудью и полосовало щит бивнями с жвалами. Щит трепетал, наёмник рычал, едва удерживая атаку.
И тут, сбоку, куда улетела девица, раздались стоны и проклятия. Дергаясь марионеткой, рыжая гибель поднималась. Встала на колени, зашаталась, упала.
Хлопнуло.
Вокруг девицы возникла и закрутилась огненная сфера. Пропала. А вместо неё явилась здоровенная лисица с двумя пушистыми рыжими хвостами. И лиса завопила:
— Ах ты, ежиный арбалет! Ещё тараканы меня не били!
В её напарника как силы ливанули, он отскочил на пару шагов назад, мокрица сунулась за ним и получила мощный удар щитом в морду. Грохотнуло, щит лопнул, по лесу пронеслась воздушная волна, а здоровяк уже раскрутил неведомо откуда возникший ненормально огромный молот и обрушил на чудовище.
Лиса метнулась, заходя по дуге в тыл адской тварине и принялась сыпать в ту жалящие огненные сгустки. Куней скакала по деревьям, прыгала через зверюгу, ходила колесом, стелилась по-над ковром опавших игл и швыряла, швыряла огненные капли.
Седой охаживал противницу мощными ударами молота. Через пару минут боя молот засветился и очередной удар разом снёс мокрице несколько лап с левого бока. Мокризилла заверещала, припав на бок, но умудрилась мгновенно развернуться на месте, пнув наёмника задними лапами и удачно приложив хвостом.
Здоровяка унесло. Он впилился спиной как раз в дерево, на котором висел Егор. Тот не удержался, но хоть свалился не на седого, а чуть в сторонке.
Хромающая на один бок многоножка посеменила к ним. У пострадавшего бока с хлопком появилась Куней, огненным бичом хлестнула чудовище, зацепила пламенными крючьями, потянула и остановила. Напарник поднялся, ударил в ладони, от него разошлась волна.
Пронеслась и через Егора, и ему вдруг всё стало проще.
Мир замедлился, а руки и ноги обрели невиданную лёгкость.
Да и боевая парочка ускорилась, обрушив на гигантскую мокрицу ураган ударов и огня. Девица метала огненные кинжалы, иногда меняя их на ослепительно-белую, пышущую жаром плеть, а седой наёмник показывал потрясающую мощь, круша огромным молотом хитин.
…Через четверть часа всё было кончено.
Точку поставил Егор.
Рассмотрев среди щелей и трещин на морде твари нечто, напоминающее узкие глаза, он напитал предпоследний синий дротик силой незримого ломика и точным броском вогнал снаряд в глаз, прибив чудовищное порождение. От вложенной мощи дротик взорвался внутри, разворотив половину здоровенной головы.
Ещё полчаса тварь издыхала, содрогаясь сегментами и скребя остатками многоножества.
Наконец, пыхнула особо отвратительно и умерла.
Победители отошли в сторонку и присели на поваленной сосне.
— Я б выпила чего, — хрипло поведала рыжеухая, постепенно теряя звериные черты и обращаясь в усталую девушку в разорванной одежде. Она поправила располосованный топик, из которого едва не вываливалась грудь, и добавила: — Оборотов под сорок!
Седой молча поковырялся в своём заплечном мешке, добыл литровую жестебанку пива и отдал девице.
— Ой! — радостно завопила та, прокусила металл и вмиг высосала досуха. — А ещё?
Напарник качнул головой.
Девица пригорюнилась и задумалась.
Наконец, родила:
— Расскажи я, что наняли пацана сопроводить через Переход, а по дороге чуть таракан не съел — сто лет смеяться будут.
— Вот и молчи, — буркнул помрачневший наёмник. — Молчание — золото круглое, а лишние слова — серебро в бочину.
«Серебро в бочину — жизни кончина», — пришло на ум Егору. Он молча встал, подошёл к трупу адской твари, поковырял в нём палкой, в надежде найти перья-дротики.
Позади раздалось девичьим голосом:
— Буэ-э-э… Парень, фу, не делай этого! Пожалей моё пиво!
Промолчав, Егор продолжил возиться в кусках мяса и таки синее перо нашёл. В глотку многоножки не полез. И ковырять нечем, да и вонь стояла отвратительная донельзя. Опять же, зубы. После смерти твари они никуда не делись, были столь же опасны и остры.
Вернувшись к поваленному дереву, Егор подсел поближе к девице. От неё несло жаром, а его до сих пор колотило от холода. Серебряные сосны оказались коварны. Медведю подарили безопасное убежище, а вот человеку здесь не место.
Погибель всего мужского покосилась на подопечного, поднялась и встала позади, прижавшись к спине парня своими весьма ощутимыми и чертовски горячими достоинствами, обхватив его плечи обжигающим кольцом рук.
Егор заалел и пригрелся.
Но счастье продлилось недолго.
— Гномская припрыжка! — завопила в ухо Куней.
И было от чего. Труп чудовища пошевелился.
Вскочили все.
Слой опавшей хвои рядом с останками твари ходил ходуном, тело постепенно погружалось в землю. Не прошло и минуты, как бурые хвойные волны захлестнули и укрыли в себе некогда опасное чудовище. Земля разгладилась и ничто не намекало, что здесь упокоилась тварь размером с трамвай.
А затем провалился под землю и расщепленный пень.
Немногим позже из земли потянулся серебристый росток с мелкими умилительно пушистыми иглами на вершине. И буквально за минуты вытянулся в молодую сосну в десяток метров высотой, на этом и остановился.
Гости леса с распахнутыми ртами смотрели на чудо жизни.
— Чтоб мне олюденеть! — поклялась огневолосая. — Тридцать лет такого не видела!
Ветви юной сосны зашевелились и дерево плюнуло молодой, ещё зеленой, шишкой прямо в лоб седому.
— Похоже, нам пора, — пробормотал тот.
Все молча согласились, быстро собрались и покинули лес. Егору повезло собрать все свои вещи и даже найти засыпанную землёй, в паре мест надорванную, но выжившую куртку.
Отошли подальше, к соседнему леску, где росли обычные на вид лиственные деревья: дубы, березы и вязы. Там остановились. И седобородый повернулся к Егору:
— Парень, песен долгих не люблю. Вижу, таишь недоброе. Говори.
Егор кивнул и сбросил на землю рюкзак. Развязал куртку и положил сверху.
И ответил:
— Вот какое дело. Два дня назад я назвал своё имя, а ты меня ударил. Отец учил меня держать слово, поэтому я тут. А ещё отец учил отвечать ударом на удар.
Седой подвигал желваками, усмехнулся и кивнул:
— Ладно, ты прав, мальца я скосил. Я — Мелвиг. Хочешь вломить мне? Бей.
— Как тогда, и без оружия? Хорошо.
Наёмник кивнул.
И Егор вломил.