Миг, и рядом оказался Паук. Тридцать шагов за секунду, лишь песок брызнул. Боец схватил юнца со спины, крепко, но осторожно удерживая от нападения на Егора.
— Алексей, — строго сказал Паук, — это гость дома. Его пригласил сам Ярослав Зайгерович.
— Ярослав Зайгерович… — произнёс мальчишка. Его губы дрожали. — Да, конечно, конечно, раз Ярослав Зайгерович, то конечно…
Он вывернулся из рук охранника и, склонив голову, побрёл к дому.
— Алексей! — крикнул Егор, торопливо пряча в карман элементаля. — Подожди!
Мальчишка остановился не сразу. Прошёл пол-дороги до дома, резко обернулся к Егору:
— Что?! Тебе мало?! Мало?! Посмеяться хочешь, вор?
Егор остановился, разглядывая парнишку. Тот ронял слёзы, кривил губы и сжимал кулаки. Но, похоже, больше не собирался нападать.
— Я — Егор Метелица, наследник семьи Метелица, — ткнул себя в грудь Егор. — А ты?
— Метелица? Что за брехня?! Причём тут какие-то Метелицы?
— Я Метелица. Это моя семья. А ты?
— Я знаю, всё знаю!
— Да кто ты?!
— А я уже не знаю, кто я! — крикнул парень и ушёл, не оглядываясь.
Егор растерянно пожал плечами и обратился к охраннику:
— О чём это он?
Паук вздохнул, оглядел тёмное небо и ответил:
— Поздно уже. Пойдёмте в дом, Егор.
Такие-то намёки Егор давно уже понимал и больше вопросов не задавал. Просто вернулся в дом, попрощавшись в коридоре с охранником.
В гостевых комнатах ситуация изменилась. Куней таки уволоклась на женскую половину, сбросив на пол подушку и одеяльце с егоровой кровати. Даже матрас сполз. Пришлось Егору обустраиваться, поправлять кровать. Повесив в уголке куртку с элементалем в кармане, сходил в постирошную, или как там её, почистил зубы, сделал другие дела и вернулся.
Лёг. И — не смог уснуть.
Храпело, свистело.
Шуршало.
Толклось под потолком.
И если храп, посвист и шуршание Егор мог игнорировать, заткнув уши пальцами или накрывшись одеялом, то с движением обстояло иначе. Движение Егор теперь ощущал через ломик, а тот, неугомонный, пылал энтузиазмом. Никак не желал успокаиваться.
За последние дни чувство стального стержня внутри превратилось во что-то иное.
Раньше как?
Раньше, аж целых два раза за всю жизнь, Егор использовал ломик под водой, в ситуации критической, — когда тонул. Всё было просто: шёл ко дну, молча кричал, бросал наверх ломик и спасался. Мир на несколько секунд застывал, а ломик — нет. Выдёргивал Егора на поверхность, спасал. Потом мир отмирал, а спасённый уже наверху бултыхается — вопит и колотит руками-ногами.
Простой алгоритм, запомнить легко.
Применить? Да, пожалуй, тоже несложно. Не раз во время недавнего путешествия применял, пусть и не в воде. В том же ледяном лесу в бою с мокрицей всё получалось. Черт знает как это работает, но Егор не жаловался. Если нечто спасает тебя — закрой глаза и отойди в сторону, не дай бог сломаешь.
Но сейчас…
Сейчас у ломика появилось новое свойство. Он, сука, научился ощущать.
И, сука, безумно радовался как прозревший слепой.
И, сука, тянулся ко всему вокруг, чтобы, сука, ощущать.
Егор вздрогнул в ознобе.
Вот бы отец сейчас прочёл его мысли, точно ремня задал бы. Не любил ругани, даже в малой степени. Может заменить суку на самку? Покатав на языке слова, Егор признал, что часть смысла, сука, теряется.
Да, блин!
И всё же справился. Держал мысли в узде, заменяя, если успевал, самку, самка, на самку.
Ой, самка, так и сойти, самка, можно с усамка!
Егор выдохнул. Похоже, ломик устал бороться с хозяином. Успокоился и лишь подрагивал в недоумении. Клёвая же способность, чего Егор нос воротит?
Надо слушать! Щупать! Ощущать!
Растить и тренировать ощущадлы.
И тогда, тогда!
Тогда всё будет, самка, круто!
…Но самка не самка, а шуршание под потолком изрядно доставало.
А всё почему? Уставший до смерти Мелвиг храпел на своей кровати, изредка пуская полупрозрачные пузыри. Те разлетались по комнате и поднимались вверх, устроив клубёшник под потолком. Сейшн у них там, туса тусецкая.
Что-то у седого в организме разладилось, — решил Егор. Но от всяких тайн и чудес за последние дни изрядно устал, потому седого будить и вопросы задавать не стал. И знал ли сам Мелвиг?
Поймав пролетавший мимо шар, сжал изо всех, да и отпустил беднягу.
Пузырь выдержал и удрал.
А Егор погасил свет, подбил подушку удобнее, да и уснул.
Проснулся от удушья.
Кто-то, самка, самка, самка, гнусный навалился сверху, сдавил нос, лез в рот и не давал дышать! Неподалёку полузадушенно хрипел Мелвиг. Егор попытался вскочить и понял, что не может. Сверху как мягкую, но тяжёлую плиту положили. Или кто-то навалился, вдвоём, не меньше.
Извиваясь как змея, отбиваясь руками и ногами, Егор закричал. И сбоку, где спал Мелвиг, откликнулось. Зарычало, затрещало, что-то тяжелое упало на пол, завозилось. В темноте не понять, но Егор был уверен, что и на седого напали.
Стиснуло ещё сильнее, но Егор смог повторить маневр наёмника, соскользнул на пол, вырвавшись из-под тяжелого давления. Тяжесть исчезла и Егор, дрыгая ногами, постарался от кровати отползти. Волосы что-то задело, пролетев над головой, будто нападающий промахнулся ударом.
Но не успел Егор порадоваться, как седой взревел яростно и поставил сияющий щит. Комнату на миг осветило, метнулись узорчатые тени. И щит с треском лопнул.
Бахнуло!
Егора ударило по всему телу, отшвырнуло в угол, и он треснулся головой об тумбочку. Полетели вещи, упали стулья, посыпалась пыль со стен и потолка. Дверь в прихожую вышибло, она распахнулась и грохнулась об косяк. В слабом свете из прихожей, через набегающие слёзы, Егор увидел хаотическое мельтешение в комнате. Будто сам воздух пошёл рябью.
Помотав головой, Егор встал на одно колено и протёр глаза. Да, любой мужчина из семьи Метелица крепок телом и непробиваем головой, но, видать, всему есть предел. И сейчас он настал.
Через распахнувшуюся дверь из комнаты в прихожую изливалась серебристая икра.
Пришла безумная мысль, что это размножился Шарах. За пару часов неведомым образом вырос и дал потомство. А оно каким-то образом бросилось плодиться и размножаться. Уж очень было похоже на то, как текли из чрева магической электростанции содержавшиеся там элементали.
В прихожей послышался шум, стукнула дверь, брякнулось тело и завопило:
— Да самка собаки, что вы тут устроили?!
По полу простучали колени и ладони. В комнату к Егору и Мелвигу заглянула рыжая. Она стояла на четвереньках, одетая только в короткую чёрную майку и простые хлопчатобумажные белые трусы.
Серебристая икра вихрилась над огненной шевелюрой и водопадом текла в прихожую.
Снаружи, в дверь гостевых комнат коротко постучали. Дверь распахнулась. Заскочил кто-то из охранников, кажется Горный. Второй маячил в проёме.
— Что слу… — увидев пикантную картину, Горный потерялся. — Простите, Младшая…
Рыжая сверкнула глазами, медленно и чувственно поднялась, провела руками по телу, расправляя невидимые складки на маечке и трусиках, царственно отмахнулась от бликующей икры и охранников.
Ушла к себе. Напоследок бросила:
— Вы мне должны, мальчики.
Сияющие пузыри радостно повалили в коридор, минуя остолбеневших бойцов.
Послышались крики:
— Держи! Держи!
Расталкивая чёртов горох, Егор добрался до кровати и, обхватив подушку, прилёг. Мутило. Голова шла кругом. Чертовски хотелось спать, кого-нибудь убить и домой.
Мелвиг шарохался на полу, икал и плевался пузырями.
Похоже, его контузило, щит взорвался прямо перед ним.
Набежала охрана, все четверо бойцов что были в доме. Помимо Паука и Горного, в коридоре маячили Селезень и Сова. Спустился со второго этажа и Балашов. Чуть позже явилась леди Лёд, Василиса Марковна, в компании чернобородого лысого здоровяка, одетого в мантию с уже знакомыми пятнами и жжёными прорехами. Детина был, пожалуй, ростом поболее седого наёмника. В плечах шире, уж точно.
Егор морщился и краснел.
Не успели явиться, как в чужом доме навели шороху и заполночь перебудили всех.
Последним прибежал молодой человек в сером костюме в чёрную полоску, красном галстуке и туфлях со слезой. С кожаной папкой и готовым к действию золочёным карандашом в руке.
— Что произошло, Андрей Викторович? — спросил он у Балашова и распахнул папку, где обнаружились чистые листы прижатые пружинным держателем. Карандаш взял наизготовку.
— Выясняем, — коротко бросил тот и кивнул Пауку. — Доложите.
— Неустановленное магическое воздействие внутри защитного контура с созданием стабильных энергоструктур. Источник кажется очевидным, — охранник бросил взгляд на бессознательное тело седого. — Хотя структуры нетипичны, но их основа на сером. Выглядят как закольцованные в трёх измерениях микро-щиты.
Грифель громко зашуршал по бумаге.
— Степень опасности неизвестна, оценивается умеренной, — добавил докладчик.
— Да? А что взорвалось?
— Полагаю, наложение. — Паук повернулся к Егору и спросил: — Он создал щит?
Егор молча кивнул.
— Так, подтверждается. Наложение родственных структур, проникающее взаимодействие, взаимное усиление и подпитка, возможно — резонанс. Как следствие разрушение со взрывом.
— Без такого воздействия?
— Насколько могу судить, стабильны. Очень необычно, не припомню подобного. Полностью закольцованные щиты? Нет, не видел. И я дал людям задачу устранить инвазию подручными средствами.
По коридору пробежала пара бойцов со стремянкой.
— Вон, около лампы! — азартно крикнул один. — Лови, лови!
Паук аккуратно поймал пролетающий мимо шар. Повертел. Сжал. Полупрозрачная сфера едва заметно уменьшилась, по ней скользнула лёгкая радужная волна, да и всё.
Балашов забрал добычу Паука, внимательно оглядел и отдал Сове.
Тот сунул в простой чёрный полиэтиленовый пакет.
Все присутствующие проводили шар взглядами.
Грифель шуршал.
— Мне нужны образцы! — заявила истинная моржийка. — Два! Нет, десять. Два десятка!
— Сделаем, — кивнул Балашов.
И леди Лёд ушла.
Чернобородый кашлянул.
— Мне тоже. Постарайтесь поймать самые свежие. Это архиважно!
По знаку лейтенанта Селезень присел около Мелвига, раскрыл над его лицом пакет и ловко поймал новорожденный пузырь. Минут за десять и наловил полный пакет, отдав тот чернобородому.
Бритый чернобород кивнул присутствующим и двинулся за моржийкой.
Остановился и сказал Егору:
— Данакт Мелентьевич, Старший-на-серебре и малахите.
— Егор Метелица, источник шума и проблем, — признался парень.
— Просись ко мне в помощники, парень! А то у нас скучновато последние годы, — хмыкнул чернобородый, махнул рукой и уволок свеженаловленную добычу в берлогу.
Завершив особенно скрипучую завитушку на бумаге, молодой человек в костюме с хлопком закрыл папку и воткнул карандаш в держатель.
— Господа, я вас покидаю. Утром я с докладом к Ярославу Зайгаровичу. Прошу быть готовыми к семи тридцати, возможно Ярослав Зайгарович объявит совещание. Разумеется, если ничего срочного за ночь не случится. — И лично для Егора добавил: — Я в курсе вашей ситуации, час назад вернулся из командировки. Полагаю, завтра Ярослав Зайгарович вас примет. Разумеется, до встречи с ним воздержитесь от обсуждения лишнего и вообще всего.
— Особенно о том?.. — приподнял бровь Егор.
— Особенно о том, — кивнул серьёзный молодой человек с папкой.
И ушёл.
Осталась лишь охрана и гости.
— Непременно, — ответил Балашов вслед исчезнувшему молодому человеку в костюме. Специально для Егора и выглядывающей из своей комнаты Куней пояснил: — Это Никита Сергеевич, референт Ярослава Зайгаровича.
Слово такое Егор знал. Даже, кажется, понимал что за ним стоит. Доверенный помощник, правая рука в делах общего порядка. Тот, кто готовит документы и в какой-то мере влияет на решения начальства.
Короче, человек нужный, полезный, иногда опасный.
Но вот прямо сейчас он ошибся и оставил поле боя за другими.
Егор улыбнулся Балашову. Тот весело и слегка пренебрежительно осклабился.
А, ну да, щенок же? Щенку у нас везде дорога, пусть тявкает. Глядишь, длинный язык в долговую яму заведёт.
Егор закрыл глаза и несколько раз мысленно проговорил слова, которые лягут в основу трудного разговора. Вздохнул и начал атаку:
— Как вы считаете, Андрей Викторович, велик ли ущерб, нанесённый дешёвой отделке, я бы даже сказал — побелке, гостевых комнат. И, скажем честно, некачественной колченогой мебели, недостойной уважаемых гостей клана Моржей? Ущерб, хочу заметить, ненамеренный, по несчастливой случайности и из-за болезненного состояния Среднего-на-сером Островного Путяты, которому нанесли тяжелейшую травму при выполнении заказанной кланом Моржей миссии, затянувшейся вне всяких границ и сроков. Что поразительно и достойно всякого сожаления, уважаемый Путята до сих пор не получил надлежащего медицинского ухода.
Балашов улыбаться перестал. Скрипнула дверь в комнату Куней, в проёме возникла тень. Мелвиг всхрапнул и притих; казалось, тоже прислушался к разговору. Паук и Селезень переглянулись.
— Ущерб требуется адекватно оценить, — ответил хмурый начохраны. — Возможно потребуется пригласить дорогостоящих независимых экспертов. Ведь этот дом — родовая усадьба древнего клана Моржей и не может быть оценена по меркам хибар простецов, техов, или молодых выскочек, недостойных звания аристократов.
— Вы пригласите чужих экспертов в родовую усадьбу клана Моржей, позволите им провести обследование здания, оценку предыдущего состояния и состояние нынешнего? — неприкрыто изумился Егор. — Позволите оценить внутриконтурное воздействие на защитный периметр? Составить внутренний план, с расположением комнат и охранной сети? Ого! Ну, тогда я посоветую уважаемому Среднему-на-сером и независимой Младшей-на-синем, обязательно согласиться. Уверен, вы выберете лучших экспертов, в чьей независимости и компетентности никто не засомневается.
Начальник охраны сверкнул глазами. По всему видно, хотел рявкнуть: «Ах ты мерзкая тварь, гнусный гнойный клещ, вонючая болотная пиявка, грязное пятно на священном лике Солнца!», но сдержался. И мирно спросил:
— Вы тоже читали «Коммерческая риторика. Общее, частности и отравленный нож в спину» Доромира Кей Кей?
— Я жил… вдалеке от известных вам крупных городов и у меня был иной учитель. Такой книги в детстве не попалось.
Балашов прищурился. На лице возникла понимающая улыбка.
— Ах, вон оно что! Вы ведь меня почти обманули, юноша.
— Не имел ни малейшего желания, — отказался от такой чести Егор.
Балашов покосился на подчинённых. Те ответили недоумёнными взглядами. Начальник охраны поморщился и сдался:
— Да, в глубинке встречаются самородки. Оставим это. Так на что вы намекали?
— На это. — Егор шагнул в комнату, поймал пузырь и предъявил Балашову. — Вы взяли принадлежащее уважаемому Путяте магическое изобретение и имущество. То, что уникально именно для него. И то, к чему имеем отношение и мы с Младшей-на-синем.
— Отношение. Не владеете долями?
— Степень нашего участия пусть определяет сам Путята.
— Хорошо. Сам я отвечаю за другое направление, но… обсужу.
Он неопределённо помахал рукой.
— На большее и не надеялся, — улыбнулся Егор. — Хорошо когда всем выгодно.
— Отлично. Надеюсь, вы понимаете, что до реального или торгового применения могут пройти годы? И могут потребоваться колоссальные затраты?
— Уверен, есть способы сократить дорогу. Но ведь мне надо дождаться завтрашней встречи? Да и Островному Путяте прийти в себя. — свернул дискуссию Егор. — А теперь что?
— А теперь пойдём ловить ваше имущество.
И они пошли ловить.
Откуда ни возьмись, а точнее из малого арсенала, расположенного рядом с комнатой охраны, взялось много больших и прочных черных мешков. В них легко не только сияющий горох собрать, но и кого-то навроде седого упаковать. Егор с подозрением покосился на Балашова, прикидывая надобность в этаком снаряжении.
Провозились почти два часа. В маленьких оконцах под самым потолком, которые выходили во внутренний двор дома, посветлело. Часами Егор не обзавёлся, любимый телефон пребывал в мёртвом виде (да и надежды оживить почти не осталось, точно не в этом мире). Потому ориентироваться приходилось аки пещерному человеку, по солнцу.
Но — собрали и всех сбежавших в коридор беглецов, и большую часть тех, что в гостевых комнатах заперты оказались. То ли состояние седого изменилось, то ли ещё что, но шары он создавал редко. Может пяток за час.
Десяток шаров Егор заныкал, мелкие распихав по карманам куртки, крупные ушли в рюкзак. Сам не знал зачем, но ресурсы, пусть и такие странные, лишними не бывают. А ещё мелькнула мысль что здорово было бы попробовать ломик и шар совместно. С яблоками вон как вышло! Только надо найти какой-нибудь полигон, чтобы если что — не жалко было.
Мешки снесли вниз, в цокольный этаж, на склад, где сложили в отдельную кучу посреди таких же иных куч, стеллажей, ларей, сундуков и шкафов. Чтобы мешки не взлетели и не разбежались, накрыли досками, взятыми с соседнего склада.
Егор начал понимать внутреннюю планировку здания. Вечером рассмотреть толком не удалось, темно, да и видел дом практически с одного ракурса: когда подъезжал на такси, и когда к воде выходил. Но если судить по широкому внутреннему коридору, усадьбу Моржей выстроили или пяти-, или шестиугольником.
И это казалось очень крутым!
Такой дом — заявка на особенность. Должна быть причина для необычной формы. Квадратные-то помещения и строить проще, да и нарезать на комнаты, кабинеты и прочие склады тоже. И одно дело, когда у тебя комната с эркером, или многоугольная галерея какая, или ещё какой извив архитектурной мысли, придающий основной коробке красоту и вычурность. И другое — если само здание диктует неудобную форму внутренних помещений.
Та же «моешная» — отличный пример. Строители неплохо обустроили трапециевидное помещение с косыми углами, грамотно вписав сантехническое оборудование и мебель, но это явно потребовало дополнительных усилий.
А значит — была причина.
И Егор поклялся разузнать.
Эта тайна заинтересовала. Её можно пощупать. Провести ладонью по кирпичной стене. Покрутить ручки на дверях. Пробраться на склад и покопаться там. Поковырять гвоздиком в замках (ну нет, не настолько ж он глуп!). Померить рулеткой. Даже, может, сыскать в подвале бочки с вином, в одной из которых непременно найдётся тайный лаз! Ведь не бывает подвала без вина, верно? А где вино — там тайные ходы.
Но это потом. А сейчас…
— Сейчас всё? — и Егор неожиданно для себя зевнул. — Очень спать хочется.
— Да, идите, — ответил Балашов. — Утром вас разбудят в восемь, на завтрак.
И Егор убрёл в уже почти родную комнатушку, где он столько приключений за сегодня претерпел. Мелвиг, уложенный на кровать и накрытый одеялом, храпел с посвистом и почти не икал. Куней дрыхла, затворив к себе дверь.
Это вон не вовремя влезший со своей коммерческой справедливостью Егор трудился, шары ловил да на склад таскал. Астральники же послушали, да и спать завалились.
Пусть городские разбираются!
— Не одобряю! — заявил мертвецки спящему телу Егор, не одобрявший такой подход. И зевнул. Завалился на кровать, не раздеваясь, и уснул. Во сне же продолжал неодобрять и возмущаться.
Потому и сон такой дурацкий приснился, видать.
…Приснились часы.
Циферблат, вырезанный из серого гранита, небрежно брошенные на него грубовато кованые золочёные стрелки и кучки мелких рубинов по кругу, складывающиеся в римские цифры по кругу, от I и до XII.
Тяжёлая даже на вид часовая стрелка, похожая на римский меч гладиус, короткая и острая, указывала на самую маленькую кучку, на единицу. Минутную стрелу, с охотничьим остриём-срезнем и сотканными из сусального золота перьями положили остриём к двенадцати.
Тик.
Тик, тик.
Тик-тик-тик!
Минутная стрела поднялась над циферблатом и закружилась, с каждым мгновением всё сильнее разгоняясь, сливаясь в золотистое мерцающее полотно. Дрогнул и пополз золотой гладиус. Рассыпались блеснувшие на солнце кучи рубинов, потекли по кругу, смазываясь в алые ленты.
Вспыхнул и закрутился огненный двенадцатиперстный коловрат.
В лицо дохнуло тяжким жаром.
Дюжина пламенных остро заточенных клинков с гудением надвинулись на Егора, вырезая его из пространства и времени сна и швыряя в небо… такое знакомое небо с тремя лунами.
И тут же роняя в воду.
Как и в тот раз, Егор упал с шумом и брызгами. Едва удержался на ногах, но вымок по грудь, хотя выбросило рядом с берегом, волнами заливало по пояс.
— Хотя бы не так глубоко, — растерянно сказал Егор и побрёл к берегу, раздвигая тяжёлые серые волны, хлюпая промокшими ботинками. Дёрнув плечом, понял, что рюкзак остался там… не сразу и сформулировал, где именно — там. В том мире? Во сне? В реальности? В виртуале?
На берегу вылил воду из обуви, отжал майку, носки и трусы. Как смог, выжал и джинсы. С курткой было сложнее. Так, пожамкал. Выкатил на песок серебристые шары, которые в этом мире в небо не рвались. Наоборот, обрели вес, будто из плотного пластика их отлили.
Суматошно заглянул в левый карман. Шарах был на месте. И, кажется, чуток подрос.
Довольно пялился на хозяина и светился от любопытства.
У Егор от сердца отлегло. Какая-никакая, а компания.
В кармане нашлась и батарейка с проводами. Её Егор засыпал сухим песком, и на время оставил. Раскидал по пляжу одежду, разве что куртку набросил на плечи, в надежде согреться. Да и сам присел на песок, обхватив колени руками и ежась от свежего ветерка.
Шелестели серые волны, накатывая на песок. По небу ползли три светлых пятна, одно полумесяцем. Остро тянуло гниющими водорослями, влажным ветром трепало куртку.
— А что происходит-то? — спросил у мира Егор. — Будут указания?
Шелестели волны. Ветер дёргал за волосы.
— Уважаемый! — крикнул Егор изо всех сил. — Мне что, опять топать на восток?
Мир отвернулся и заткнул уши.
— Я чего-то не увидел в прошлый раз?
Шагах в пяти, едва не на сохнущие штаны, с неба упал белёсый помёт. Задрав голову, Егор проследил за какой-то серенькой птичкой, невысоко парящей вдоль береговой линии. Вот она сложила крылья, упала на мелководье и выпрыгнула из воды, держа в клюве что-то мелкое и блестящее. Поднялась выше и двинулась дальше.
— Это намёк?! — вскочил Егор.
Серое море поблёскивало. Волны накатывались и шуршали.
Егор подошёл к воде, прищурился. Где-то там, куда его и сбросило, в воде иногда что-то блистало. Может то самое, что поймала гнусная птичка, а может просто рябь на воде. Егор бы не поклялся что это, но в воду лезть не хотел.
Отошёл к вещам и, наконец, огляделся.
И понял.
Это совершенно точно был тот пляж, где Егор появился в Переходе впервые.
Крутой поворот береговой линия слева, с высокий мысом уходящим в море. По правой стороне холм и каменная осыпь в облаке белой пены. И тёмная полоса вдали.
Всё это уже видел.
А вот чего тогда не было, так глубоких проломов в песчаниковых плитах берегового обрыва. Два широких развала, будто великан размером с гору протащил здесь свой плуг, ломая круто поднимающийся берег, дробя песчаные плиты, засыпая обломками и глубоко бороздя пляж.
Через четверть часа одевшийся Егор миновал знакомое, уже подсохшее, дерево и подошёл к свежему вывалу. Здесь тоже хватало древесных стволов: размозжённых, перемолотых, смешанных с песком и валунами. И глубокая широкая канава уходящая к берегу, заполненная морской водой. Стоячая вода уже зацвела, заброшенные приливом в канаву груды водорослей шибали сероводородом и ещё чем-то тяжёлым и прелым.
Удивляясь самому себе, Егор присел на корточки и опустил руку в тёмную воду.
Ломик, собака, ворохнулся. И настороженно замер, ожидая недовольства.
А Егор ощутил эту канаву.
Всю. Целиком. От глубокого омута у проломленной стены и до сглаженного волнами устья. Все кучи гниющего мусора. Все стволы деревьев, обломки и щепки. Ветки, корни кустов. Пучки травы. Камни. Валуны, щебень. Пяток крабов, стайку мальков и обглоданный скелет крупной рыбы. И… много ещё чего, всё и не перечислить.
Аккуратно вынув из грязноватой воды ладонь, Егор вытер её об песок и встал.
Подняться можно и здесь. Теперь когда он ощутил канаву, стало ясно, что там, в свежей осыпи, можно найти дорогу, хоть и не простую. Но рисковать Егор не стал, он знал путь попроще, там, где к морю протекал ручей. Сейчас, когда Егор стал крепче и сильнее за прошедшие пару недель, и куда лучше пользовался внутренним стержнем, пройти будет намного проще.
Можно и по упавшему дереву взобраться. Да, засохло, но наверняка ещё крепкое. Но не хотелось сталкиваться с лемухорями лицом к лицу. Мало ли что эти засранцы приготовили с того раза?
Потому выбрал уже знакомый овраг с ручьём.
А когда дополз до кручи, с облегчением упал на траву. Поднял взгляд и увидел.
Увидел.
Понял.
Осознал.
— Привет, — сказал Егор.
И ударил изо всей силы, на разрыв души.