Всё случилось как в кино.
Егор взобрался на край обрыва, сделал последний шаг, оттолкнулся от предательски пошатнувшегося под ногами камня, и край обрыва, тонкий слой дерна, оторвался и поехал по песчаной подушке вниз. Метнув вперёд и вверх ломик, Егор упал на живот, зацепился пальцами за траву и выдернул себя из песчаной лавины, перекатился на пару шагов от края и замер, глубоко дыша.
Путь оказался намного сложнее, чем казалось. Поначалу всё шло хорошо: пропитанный водой суглинок держал ногу и давал крепкую опору, но метров за пять до верхнего края ручей вильнул и ушёл в сторону, спрятавшись в узкой трещине.
И всё сразу стало хуже. Глина крошилась, песчаные пласты просто съезжали маленькими обвалами, изредка попадавшиеся валуны тоже опоры не давали, шатаясь как гнилые зубы. Последние метры пришлось ползти, хватаясь за тонкие и ненадёжные корни, торчащие из сыпучей почвы.
Но — удалось.
Поднявшись на колено, он наконец оторвал взгляд от земли и посмотрел выше.
В нескольких метрах от него, из придавленных тяжелым телом кустарников на Егора скалилась та гигантская мокрица. Распахнутая пасть с рядами зубов, тяжелые жвалы. Страшный взгляд.
И Егор закричал.
Молча.
Мир пошёл рябью и приостановился. Дергался, будто кино на замедленной перемотке. Кадр за кадром. Или как требовательная трёхмерная игра с максимальными настройками на слабом компьютере.
Тыц, тыц, тыц…
Кадр, кадр.
Ветер стих, листва на деревьях замерла.
И чудовище замерло, остановило свой бег. Распахнутая пасть застыла, поднятые для таранного удара передние лапы торчали оледеневшими копьями.
— Привет, — глупо брякнул Егор. И услышал: — П-п-п-р-р-р-и-и-и…
Слово ещё не закончилось, а он, разорвав куртку, выхватил из кармана радужный шар, соединил с силой ломика и метнул с диким напряжением, на разрыв мышц и связок.
Блистающая молния протянулась от распахнутой ладони к огромной голове твари.
И тварь взорвалась.
От головы и до середины сегментарного тела.
Вспухла серебряной вспышкой, раскрошилась на фрагменты, бахнула как ледяная глыба, в которую попал противотанковый снаряд.
И сразу всё кончилось.
Мир потёк своим временем, а по лицу и рукам Егора потекла кровь. Мелкие, но жгучие порезы вскрылись и набухли алыми каплями, а те скользнули к земле. Падали, впитываясь в почву, оставляли алую росу на траве.
Егор же с трудом поднялся и побрёл искать на деревьях листья покрупнее. Или подорожник. Вот подорожник и нашёл, нарвал с десяток, облизал и приклеил к самым серьёзным царапинам. Подождал, пока ранки не утихнут, ведь мужчины семьи Метелица не только крепки костью, но и толсты кожей. Иной раз медицинской иглой проткнуть не получалось, врачи недовольство высказывали.
Носороги толстокожие, — как не раз шутил отец.
Сейчас Егор в очередной раз убедился в его правоте. Не прошло и десяти минут как кровь свернулась и царапины закрылись. Вспухшие багровые полосы с тонкой алой нитью никуда не делись, но и кровь больше не текла.
Егор подошёл к тому, что осталось от тела чудовищной твари. Эта скотина была немного поменьше той, которую завалили совместно с наёмниками. Где-то на треть. Но хуже всего то, что она была мертва и, вероятно, давно.
Раздавленные кусты на самом деле были совершенно живыми, проросшими вокруг тела твари. И росли не первый год, лапы твари скрывались в слое жухлых листьев, а иные ветви огибали тело, прорастая через сочлененья сегментов или лап. Да, ветви и листья покоцало при взрыве, но там где задняя часть тела сохранилась и прикрыла собой кустарник, повреждений у зелени не было.
Вспомнив, как бежала прошлая тварюга, — разрывая дерн, раскидывая землю и обдирая стволы сосен, Егор обошёл рощицу. Никаких следов не нашёл, разве что на паре стволов виднелись давние задиры на высоте метров полутора. Но тварь ли это, или медведь постарался, или ещё какой обитатель этих мест, Егор сказать не мог.
Городской он человек, не лесной.
Подойдя к тварюге, внимательно её осмотрел. Мёртвое тело навечно застыло на окаменевших лапах. Поднятый хвост замер на взмахе. Несколько лап обломаны, а каменные осколки валяются прямо здесь же, под тварью.
Мокзилла столкнулась с Медузой Горгоной и одна из них победила.
Подобрав один из обломков и сунув в карман, Егор двинулся в сторону обитания лемухорей. По идее, это было недалеко, с полкилометра. Потому шёл осторожно, оглядываясь.
А, чего себе-то врать! Не лемухорей опасался, а неведомую Горгону. То, как она справилась с чудовищной мокрицей, впечатляло до дрожи в ногах. Не хотелось стать очередным памятником в местных лесах. Не такой Егор представлял свою будущую жизнь. Слишком многое не узнано, не попробовано, не сделано, не исполнено, не…
Мастерица, опять же, не найдена.
Опять эти проклятые «не», «не», «не».
Да!
Он всё исполнит, узнает и попробует! Ну, почти всё. Многое. Значительную долю.
Короче: то, что захочется именно ему, а не что восхваляли школьные приятели.
Да и где они? Что знают о жизни? Кто из них бился с лемухорями и победил? Кто летал над огненной рекой и помог настоящей саламандре? Кто тонул в серебристых пузырях и выжил? Кто, наконец, разнёс башку страшной твари с одного удара?
А что башка каменная, так то ещё сложнее! Попробуй ударом камень сломать. Сможешь? Вот и то-то.
Молчи.
…И условный дружбан, с чертами лица двух самых доставучих одноклассников, умолк.
Егор расправил плечи, ломанулся сквозь кусты, запнулся и упал.
В кармане недовольно чвиркнул Шарах.
— Ой, прости, — засуетился Егор, вытаскивая на свет светящееся зерно. Шарах точно подрос, где-то вполовину от зёрнышка черного перца. — Да ты толстеешь на глазах. Как?
Ответ нашёлся в слегка оплавленных концах медных проводов. Видать, пока Шарах сидел в кармане, догадался прицепиться к ним. Или случайно ткнулся.
Егор попробовал на язык клеммы батарейки, но характерного кислого привкуса не ощутил. Шарах высосал батарейку под ноль.
— Выжрал, скотинка? А ведь у меня планы на дрессировку… — пробормотал Егор. — Ну да ладно, что-нибудь решим. Выпрошу ещё одну батарейку и кусок фольги. Главное, здесь не застрять ещё на две недели.
Прокравшись через очередные заросли, на сей раз схожие до степени смешения с орешником, Егор осторожно приподнял голову над кустами огляделся. Где-то в стороне пересвистывались лемухори. Но вокруг ближайших деревьев, похожих на дикий каштан, никто задрав хвост не скакал, не свистел сквозь крошечные резцы, не месился и бесился.
Потому Егор, пригнувшись, покрался дальше, к каштанам.
Очень уж они ему понравились в прошлый раз. Не как еда, не дурак же он жрать незнакомые плоды. но как очень смешные штуки: с колючками, удобные для метания, да и вообще — черт знает почему, но каштаны Егору пришлись по душе. Скорее всего потому, что похожи на каштаны земные.
Сорвав пяток, вдруг — ощутил. Ломик неуверенно ворохнулся и подсказал.
Егор обернулся.
Шагах в двадцати радостно скалился старый знакомец, шрамоносный старикашка-лемухорь. Он боевито топорщил хвост и возглавлял целый взвод более молодых тварюшек. Те готовились к атаке.
Пегий шрамоносец тявкнул. Лемухори выстроились в две шеренги
Старикашка махнул лапой и в Егора полетели колючие плоды.
Однако и Егор уже был не тот, кем сюда явился в первый раз. Дернув ломиком, шустро отпрыгнул и уклонился, почти все снаряды пролетели мимо. Пара задела за куртку и зацепилась
Лемухори злобно сверкнули глазами. Старикашка тявкнул. Пушистые лапы с каштанами пошли на замах, но медленно, очень медленно…
В голове Егора тикнуло.
Тик.
Тик, тик.
Тик-тик-тик!
Мелькнула золотая стрела с широким наконечником. Просыпалась рубиновая крупа. Тяжко сдвинулся к двойке золочёный гладиус. И ударило жаром газовой печи, ероша волосы и стягивая мгновенно высыхающие губы.
Дюжина пламенных клинков упала на Егора с неба, крутясь фрезой и разбрасывая стружки мира. Тот быстро темнел и исчезал позади, забирая с собой каштаны и зверей.
Чудилось, что разочарованные лемухори пищат, быстро утихая вдали:
— Хасад! Хасад Аймена!
И сверкают воздетые над головами лезвия крошечных топоров.
Бред же, верно?
Но чего ждать от сна. Логика включается, когда мы покидаем сказку и просыпаемся. Вот и Егор проснулся. Завозился на кровати, сел, спустил ноги к полу. Ладони жгло и он выронил на простыню пяток зелёных шипастых плодов.
Егор осторожно ткнул один из них пальцем.
Колючий.
— Это как?!
…Пока Егор с изумлением разглядывал неведомо откуда взявшиеся каштаны, в дверь постучали. И знакомым девичьим голосом позвали:
— Господа гости, прошу просыпаться, через двадцать минут завтрак!
Кажется, это была Рада. Её Егор запомнил плохо, вчера оба раза виделись коротко: она сразу сбежала с рыжей, показывать той туалетно-помывочный комплекс, а вечером занесла еду и исчезла.
Рада постучалась и в комнату Куней. Девицы обменялись парой фраз, и служанка ушла. Рыжая душераздирающе и напоказ зевнула в прихожей, но в мужскую комнату не сунулась. Возможно, хватило вчерашней неловкости. Хлопнула внешней дверью и усвистала.
На своей кровати завозился Мелвиг, — и Егор прикрыл каштаны одеялом. Седой поднялся, кивнул, оделся и убрёл. С утра выглядел намного лучше. Не икал, пузырей не пускал. Морда опухшая, так то не страшно. Егоров отец часто говорил: чтобы заинтересовать женщину, мужчина должен быть чуть страшнее обезьяны. Шутил, поди. Но в каждой шутке есть шкалик шутки и ведро правды.
Егор же остался. Думал.
Ситуация складывалась стрёмная. Признаваться в том, что неведомым образом воспользовался артефактом Моржей и опять попал в Переход — глупо. Или даже опасно. Чёрт знает, как Моржи относятся к неразрешённому применению артефакта. А то, что Пламенную каплю у Егора не отобрали, то наверняка причина в суматохе. Наёмники и Егор вчера отметились по полной программе, устроив шухер пополам с балаганом.
Сегодня артефакт точно отберут и ночные чудеса закончатся.
А было бы интересно добраться до шести или даже девяти. Но пуще всего хотелось на холм, где встретил мелкую девчонку, назвавшуюся внучкой. Возможно, это третий или четвёртый час. Угадать невозможно, слишком мало данных.
Оглядев комнату, Егор вздохнул и пошёл прятать сокровища. Замотал в несвежую майку и убрал в рюкзак каштаны и окаменевший коготь — или что оно там? — мокрицы. Проверил шары. Те, что побывали в Переходе, казались немного плотней братьев-домоседов. Под потолок не рвались, но и карманы, как во сне, не оттягивали.
— М-магия, — с чувством выругался Егор.
Ведь что сказать? Очень интересно, но ни чёрта не понятно!
И… так, погодите-ка!
Каплю-то Куней забрала, ещё в городе!
Егор опустился на стул. В голове ветер свистел, выдул все мысли.
Вернулся Мелвиг и они взялись за уборку комнаты. Ведь всегда есть чего убрать, где подмести, протереть пыль, разложить по местам, застелить одеялом, пропылесосить и даже помыть пол. Был бы пол, а грязь найдётся. Вот и в этот раз Егор бы прошёлся по половым доскам мокрой тряпкой, но за неимением оной вынужден был сделать вид, что и так хорошо.
Вскоре забежали девицы с сервировочным столиком.
На сей раз Куней ела отдельно, к ней столик тоже прикатили.
Быстро смотавшись в «помывошную», Егор вернулся и так же быстро смолотил всё, что осталось на подносах. Сегодня Мелвиг ел мало, клевал как птичка. Зашла рыжая. Покрутилась, попыталась блеснуть энергией, но быстро сдулась. Устроилась на застеленной кровати Егора сидя по-турецки и закрыв глаза.
Нервничала.
Но причин не сказала, как Егор ни пытал. Даже не промычала. И вообще, могла бы на пальцах показать, если говорить лень. Но даже среднего пальца не дождался.
— Квёлая нынче Куней, — тихо шепнул седому Егор. — Холодной водой побрызгать, чтоб ожила?
Квёлая подняла взгляд и метнула молнию.
— Ага, помогла водичка-то.
Квёлая квёло фыркнула.
А потом за наёмниками зашёл Балашов.
«В допросошную?» — чуть не брякнул вослед уходящим астральникам Егор.
Но удержался, сцепив зубы и сжав кулаки. Потёр лицо всё ещё зудящими ладонями и тут же понял, что зря, зря… Сбежал в моешную, тщательно отскоблил руки пемзой и отмыл щеки с мылом. Зуд утих.
А Егор принялся дальше размышлять. Что-то было не так, после сна настроение как на качелях летало. И есть подозрение, что ломик виноват, с его ощущалами, которые он суёт почем зря куда не надо. А Егор — разгребай, понимай, осознавай… чего там скотина нащупала.
Ломик же невинно лупал глазами.
Так ничего и не решив, Егор завалился на кровать, остро жалея, что под руками нет ни одной книжки. Хоть самой загудящей, но чтобы там было посконное и домотканное: лес, поле, трактор, передовые удои и жаркая любовь доярки к ситцевым платочкам.
Книг таких Егор не читал, но от отца про них слышал.
Сам-то больше по приключениям великих магов или историческим романам. Вот, например, «Меч генерала Бандулы», про наших пацанов в Бирме. Как они жару давали! Отличная книга, всё детство перечитывал. Под подушку клал, в компанию к древнему тому «Девочки с Земли» с оторванной обложкой.
А как пошёл в школу, то взялся за другие: «Чародей с гитарой», «Путешествие Иеро», «Драконы Перна» и прочее в том же стиле.
Жалел, что негде взять боевого лося, да и содержать замучаешься. На балкон не пролезет, веток и сена на него не напасёшься. Разве что соль дешёвая, в магазинах хоть сто килограммов купить можно. Опять же, навоз…
Не рассчитаны современные дома на лосей, а ведь могли бы предусмотреть! Наступит магический апокалипсис, и что делать? Где с лосями жить?!
Лет в семь Егор на полном серьёзе уговаривал отца переехать в деревню. Построить дом у леса, с большим сараем для лосей. И ждать когда лоси пригодятся.
Или вот Рейстлин из «Драконов осенних сумерек». Ну козёл же? Но харизматичный. Дать бы такому в морду, чтобы нос не задирал, ну а потом подружиться. Может и магии выучиться. Хотя учеником у такого быть замучаешься, убьёт ненароком.
Понятно, всё мечты! Ведь нет на Земле магии. А вот здесь, хухохоль-выхухоль, магия-то есть! Только временами довольно страшненькая.
О чём Егор точно не мечтал, так о боях со всякими мокрицами-страхолюдами. Если и представлялись битвы, то с благородными драконами, големами каменными да огненными. Ну, может с эльфами. Больно уж надменны, заразы.
А тут — мокрица!
Вот те поворот! Воевал ли Рейстлин с тараканами?
И кто круче — Мокзилла или золотой дракон?
…За дверью послышался шум.
Вернулись наёмники.
Задумчивые.
— Как прошло?! — подорвался Егор и заплясал от нетерпения.
— Задание закрыли, — нехотя ответил седой, подтягивая стул и садясь на него так, чтобы можно было руки на спинку положить. — Языком повоевать пришлось изрядно. Моржи тебя ждали ещё десять дней назад, а мы вот в Переходе застряли. Но регент признал, что нет в том нашей вины. Артефакт-то клан дал.
Огневолосая брякнула на стол маленький, но увесистый кошель. Кошель сыто звякнул.
— Артефакт забрали? Круглое золото дали? — спросил Егор.
— Ага, и забрали, и дали, — всё ещё задумчиво протянула рыжая, раскрыла кошель и вытащила несколько монет. — Смотри. Прямо золото-золото.
Егор и посмотрел.
Круглое золото было ничего себе таким. Крупная монетка в двадцать граммов, как следовало из надписи. На одной стороне вычеканено «Два червонца», на обороте какая-то птичка с лапами.
В кошеле их было ровно двадцать.
— Десять за тебя, и десять за шары, которые вчера забрали.
— Десять?! Продешевили! — в сердцах заявил Егор. — Шары наверняка стоят больше!
Его взяла обида — он так вчера старался, заходы заходил, намёки бросал, и даже слегка угрожал начальнику охраны, в надежде, что денег побольше отвалят. А эти… дрыхлы астральные… дрыхли, пока он работал. Пока за шарами по всем щелям охотился, да по рюкзакам прятал.
— Сколько уж дали, парень. Торговаться сложно, мы и так переполох устроили.
— Всегда можно торговаться! Даже лежишь в могиле, и то требуй себе элитных червей!
Седой хохотнул. Грубоватая шутка зашла.
А Егор продолжил сыпать вопросами:
— Червонец это десять граммов?
— Верно, парень. Раньше-то, лет сто назад, меньше было. Но на Высочайшем конкордате решили во всех делах перейти на метрическую систему. Здесь, в наших краях, долго рядили, пять или десять граммов монету делать. Но пять граммов уж больно неудобно, да и меньше прежнего выходило. Вот и решили на десяти остановиться.
Егор подкинул золотишку.
— Двадцать граммов. Тяжёленькая!
— Золота двадцать граммов. А так там ещё серебро, медь, всякой нужной мелочи до кучи.
— И сколько же весит?
— Двадцать пять.
— А почему монетки в два червонца?
Наёмники переглянулись. Рыжая помотала головой, уселась на егорову кровать и принялась со своей гривой играть: на пальцы наматывать, волной пускать.
— Это человеческие дела, парень. Считается, что обычный человек может жить на червонец в месяц. Не одарённый, а простец или тех. И можно платить зарплату в два червонца, хватит на пропитание и прочее семье из умелого рабочего-теха, жены-домохозяйки и одного ребёнка.
— То есть зарплата хорошего рабочего одна такая монета?
— Верно, парень.
— И как, получается на два червонца жить?
— Парень, я Островной, — прогудел слегка обиженный здоровяк. — Мне даже на еду не хватит.
— Мне проще. Пришло, ушло! — лукаво улыбнулась рыжая и кокетливо закрылась гривой, поглядывая через занавесь волос. — Не спрашивай у женщины о возрасте и деньгах. Если ответит — сам пожалеешь!
Седой угукнул в подтверждение и слегка опасливо глянул на Куней. Та продолжала играть с волосами, чему-то задумчиво улыбаясь. Оттаяла.
И Егор решился:
— А сколько… сколько стоило то зелье? Ну, зелёное. От Живы.
Наёмники переглянулись.
— Врать не стану, — вздохнул седой. — Мы, Народ, не используем такие штуки, они для нас бесполезны. Не поможет нам Жива, не захочет.
— Но почему… вы же живые? А Жива, это от «живых»?
— Скорее это «живые» от Живы, — хмыкнул седой. — Но ты задаёшь неприятные вопросы, парень. И, честно, не спрашивай такое больше. Мы, Народ, вынуждены быть толстошкурыми, не обижаться понапрасну. Но некоторые из нас за такой вопрос глотку тебе вскроют. Понял?
— Не-е-ет. Но запомню.
— Постарайся, парень. Жизнь у тебя одна.
Они опять с рыжей переглянулись и Мелвиг отделил пять монеток от общей кучи.
— Это твоя доля.
— За шары?
— За шары, — кивнул седой. — Я бы точно не догадался их продать.
— И всё же в цене прогадал.
— Может быть. Но зато нам дали ещё работу.
— Какую?!
— Это позже, парень. Ещё не дали, но, может, дадут. Регент желает обдумать.
— Ладно, — сказал Егор и забрал три монеты. — Это моя доля. Что перемигиваетесь, что опять не так?
— Всё так, парень.
Погибель всего мужского встала, текучим шагом обошла Егора, взъерошила ему волосы и прижалась к спине, прошептав на ушко и пустив мурашки по всему телу:
— Три золотых солида. Ты у нас богач, мальчик. Угостишь девушку мороженым?
— Или «мальчик», или мороженое! — твёрдо заявил Егор.
— Ты точно не девочка, — Куней отступила на шаг и в изумлении приложила к щекам ладони. — Или я что-то не знаю о тебе?!
Попавший в словесную ловушку Егор слегка разозлился. Наверняка ломик эмоции качает. И не удержался:
— Может мне спросить: охотишься ли ты на мышей?
— Спроси! Отвечу: только на медведей! А ты упустил медведя и не угостил меня.
— Да когда это было! Ты ещё прошлый век вспомни!
— А! — легкомысленно вильнула лиса. — Теперь эта байка на сто лет, не отмоешься. Всем расскажу. Но за мороженку, да, за мороженку, может за две, расскажу не сразу. А будешь кормить регулярно… — она прикрыла рот ладонью, намекая.
Мелвиг фыркнул.
— Куней жад… экономная. Скоро твои червонцы исчезнут в её ненасытной глотке.
Рыжая метнула в предателя огненный взгляд и сжала кулаки.
— Хорошая жена выйдет, бережливая и домовитая, — продолжил седой, улыбаясь.
На пальцах рыжей выросли когти.
— Никакой ватаги! — завопила она.
Но драки не случилось.
В дверь уверенно постучались. Ровно через две секунды она распахнулась и на пороге появился молодой помощник регента. Был он свеж, чисто выбрит, затянут в тёмный костюм с ярко-зелёным галстуком и с серой стальной папкой в левой руке. Благоухал резко-цветочным ароматом, почему-то вызывающим доверие к носителю запаха.
Коротко и аккуратно улыбнулся.
— Егор, вас ждёт Ярослав Зайгарович. Извольте идти со мной.
Нищему собраться — только подпоясаться. И отряхнуться. На джинсах до сих пор виднелись свежие травяные пятна, иногда падала песчинка-другая. Егор расправил одежду как мог, да и вышел вслед за провожатым.
Дорога была проста: по коридору налево, а в центральном проходе направо, до выхода во внутренний двор. Во дворе Егор ненадолго остановился. Утро было раннее и свежее, сказывался водоём рядом. Солнце мягко светило, по небу пробегали небольшие облака. Словом, день задался.
Помощник регента понимающе покивал, но постучал по часам на левой руке.
И Егор поспешил, бросив торопливые взгляды по сторонам. Двор был пуст. Справа у стены торчал домик совершенно деревенского вида колодца, с воротом, стальной цепью и оцинкованным ведром. А позади, почти у входа во двор поднималась закрытая лестница, до самой крыши.
Впереди же высилась башня и виднелся вход в неё. Судя по узким закрытым ставнями окнам — строение этажей на пять. Стены отличались от кирпичных стен дома, их сложили из огромных блоков тёмно-зеленоватого камня со светлыми серебристыми и жёлтыми прожилками. И казалось, что построили донжон позже самого здания, выпилив часть внутренних стен и вставив огромный тёмный палец, указывающий в небо.
Во всём этом Егор почуял какой-то намёк.
Или то ломик озорничал.
Заходя в открытый дверной проём с распахнутыми дверями, не удержался, огладил полированные глыбы.
— Гномский малахит, — бросил Никита Сергеевич, будто имел на затылке глаза. — Разумеется, облегчённая экспортная версия.
— Спасибо, — кивнул Егор.
Они вошли прямо с улицы в полутёмный зал неправильной формы с десятком простых офисных стульев и столом. Справа, над столом, на стене висела здоровенная черная штуковина, прямоугольник примерно метр на три, смахивающий на огромный плазменный телевизор, на сей момент выключенный.
А ещё по периметру зала из пола торчали толстые, — обеими ладонями не обхватить, — темные трубы, которые поднимались до потолка и, вероятно, уходили на этаж выше. Из круглых вырезов в трубах лезли растения с плотными зелёными пластинчатыми листьями. Крепкие стволы тянулись до потолка и изгибались вдоль него, раскидывая в стороны ветви и листья, укрывая полированный камень живым гобеленом. Свободным оставляли лишь тот чёрный ящик на стене, да дверные проемы.
— Это не фикус, — сказал референт.
— Я подумал, что пеперомия, одна из них.
— Да? Удивили. Это араукария трясинная. Разумеется, экспортная версия, без когтей.
Помощник двинулся налево. Там виднелась большая тяжёлая черная дверь, которая, как оказалось, вела на широкую лестницу.
На лестничной площадке этажом выше референт остановился.
— Сейчас я дам вам необходимые инструкции. Запоминайте: это рабочий кабинет Ярослава Зайгаровича. Здесь посетители редки, господин регент не любит личных встреч. То, что он примет вас — большая честь. Разумеется, будьте очень вежливы. Отвечайте без промедления. Вопросов не задавайте, никаких! Если только Ярослав Зайгарович не разрешит. Ничего не бойтесь, вы в безопасности.
Егор нервно кивнул.
Он уже, сука, прямо чувствовал себя в безопасности. Здесь так воняло безопасностью, аж пальцы подрагивали и ломик беспокойно ворохался. На мгновение Егор пожалел, что оставил в комнате те потяжелевшие шары. Интересно, гномский малахит выдержит удар, который разнёс на части окаменевшую тварь?
Да что за чушь лезет в голову?
Разумеется, гномский малахит крепче! Хотя, тут экспортная версия…
Референт оскалился в бледной улыбке вампира и завершил:
— Разумеется, вы ничему не должны удивляться. Ничего не бойтесь. И если не нарушите инструкции, то вы в безопасности.
Приоткрыв дверь, втолкнул внутрь ошарашенного Егора.
Тяжелая створка закрылась, замок щёлкнул.
«Я в полной безопасности», — сказал себе Егор.
И ослеп.