Сын Моржа и Куницы

ГЛАВА 18. Леди не Годива и гном не гном

— Не сдохнуть? — повторил Егор. Он растерянно попялился в закрывшуюся дверь. Последние слова брюнетки звучали неприятно убедительно. — Это они о чём?

— Да ну их, дур! — с досадой ответил синеволосый Зорко и почесал коленку через дыру в джинсах. — Выдумали себе, что у нас тут кто-то иногда появляется и пропадает. Забудь. Пойдём лучше ко мне!

— Погоди, — Егор поймал мелкого за руку. — Ты честно скажи — пропадают?

— Да откуда ж мне знать? — искренне удивился тот. — Я тут недавно, года не прошло. И это ж старый клан, тут всякое случается. А брат мне не скажет, он такой, знаешь, кремень. Вот его ножом режь — не скажет!

— И ты пробовал резать?

— Ну, так, ткнул разок, — признался пацан. — Но ты не думай. Я до того месяц для охранников пиццу таскал со станции и лечебное зелье выменял.

— Брат, небось, знатно удивился.

— Ага! — повеселел синевласый. — Он спал, а я ткнул. Ну, дал мне по башке, но не обиделся.

— Погоди. Ты всерьёз что ли брата ножом пырнул?

— Не пырнул, ты что. Просто руку порезал. А как иначе-то?

— Иначе — что?! — изумился Егор, но махнул рукой: — Так, всё, потом обсудим. Ты мне показать что-то хотел?

— А, да. — мелкий обвёл рукой комнату. — Тут мы обычно собираемся, если что. Посидеть, поболтать, сожрать чего. Девчонки к себе почти не пускают, а к нам приходят. Может из-за ящика? — он ткнул в сторону телевизора.

Егор огляделся.

Да, крупная комната, настоящая гостиная в полном смысле слова. Десяток шагов в ширину, двадцать в длину. Пара диванов, несколько кресел. Стол с проигрывателем пластинок, пачкой журналов, листами бумаги, стаканом с карандашами и ручками.

На столе ещё какая-то ерунда: скрепки, кнопки, резинки и прочее. Россыпь мелких зелёных и жёлтых кристаллов в чашке с отбитой ручкой. Пяток чашек с кофейным налётом на дне.

Тумба около стола с огромным пузатым телевизором. Похожий Егор видел у одного из дедушек: тот как купил незадолго до распада Союза, так и не менял. Хотя, кажется, последние годы не включал. Короче, огромная такая штуковина шириной в косую сажень с округлым кинескопом из толстенного стекла.

Высоченные книжные шкафы у стен. Пара платяных шкафов пониже.

Невысокий холодильник со стеклянной дверью, через которую виднелись заиндевевшие коробки, бутылки с молоком или кефиром, куски сыра, колбасы, ещё какая-то снедь. На холодильнике — чайник и вазочка с кусковым сахаром. Банка с кофе. Пара коробок с чайными пакетами.

Потухший камин посередине внешней стены, огороженный кованым заборчиком, с отдельным местом для наколотых чурбачков.

И — двери.

Дверь в коридор на выход и пять неизвестных дверей.

К одной из них, в самом дальнем углу, Егора и поволок новый знакомец.

— Моя комната, — с этими словами распахнул створку перед Егором. — Заходи! Глянь, как круто обустроил!

Комната, и правда, оказалась интересной.

Во-первых, довольно большая, примерно пять на пять метров. Во-вторых, двухэтажная. В дальнем левом углу установили сколоченную из дерева лестницу. Впрочем, наверх хозяин гостя не повёл. Чего, мол, смотреть — кровать, да сундуки со шкафами.

А вот первым этажом хвастался.

Ну, письменный стол, зеркало с полками под мыльно-рыльные, да одежда на крючках на стене у двери — эка невидаль! На тумбочке маленький холодильник из гнутого стекла, плотно забит цветастыми жестебанками. Рядом, на полу, плетёная из ивы ведро-мусорка, засыпана с горкой этими же банками, но пустыми и смятыми.

Прямо холостяцкое жилье, даром что хозяину десяток лет.

Холодильник Егора заинтересовал. Ну, красиво же! И необычно: толстое прозрачное стекло, слегка заиндевевшее изнутри. Но никаких агрегатов не видно, только снизу сплющенная туба, с нарезной батон величиной. Осмотрев и, не увидев шнура к розетке, уточнил:

— На аккумуляторах?

— Не, раз в месяц литр холода заливаю и достаточно, — отмахнулся Зорко.

Гость сделал вид что понял и продолжил осмотр.

А посмотреть было на что.

Все свободные стены Зорко завесил плакатами. Некоторые яркие и новые, а иные тусклые, выгоревшие на солнце, мятые и драные. На всех — всякое разное. Абстрактное, но с отлично выписанными деталями. Не враз и поймёшь что именно изображено.

Нашёлся даже плакат, с которого срисовали принт для футболки Зорко.

Тот, с глазами и топорами. На нём Егор и залип.

В который раз ломик ворохнулся, желая подсказать, но не находя слов.

— А что это?

— И ты?! Тоже не узнал?

— Ну… — Егор всерьёз задумался. Обилие глаз смущало. — Драка шогготов?

— Кого?! — пацан с подозрением уставился на Егор. — Каких ещё кокотов?

— Извини. В лесу жил, — повинился Егор. Похоже, местные не причастились к великому таинству Ктулху. — Древесные грибы, подлёдные ягоды, дикие пчёлы, домашние медведи. Какая тут культура и история?

— А, ну да. Ладно. Это не кокоты. Это битва при Глазго. Узнаёшь? — с надеждой спросил малолетний панк. — Там где Вардонис Ел Бел победил, а потом оженился на побеждённой Евине Гес Тас. Средний на Старшей! Прикинь?!

Егор покачал головой. И добавил:

— Но вот глаза… Можно по контексту догадаться. Глаза. Глазго. Очевидно!

— А я им говорил! — возликовал синеволосый бунтарь и от яркости чувств хлопнул Егора по руке. — Я — твердил! Показывал! Объяснял замысел художника! В глаза тыкал! Ведь глаза же, глаза! Ясно же, что картина про Глазго! Малевич любил такие тонкие намёки, все знают. Вот, даже ты сразу понял, даром что лесной!

— Мне говорили, что городской, — осторожно уточнил Егор. — Обвиняли, можно сказать.

— А! Брешут. Забудь. — отрезал пацан. — Какой же ты городской, если… — и он обвёл Егора движением руки. — Ну, кто в городе так оденется, в это семейское шмотьё.

— И что не так?

— Сразу видно, что всё посконно и домотканно. Дёшево. Из семейника. Привык ты жить вдали от городов, — и он, явно кого-то копируя, произнёс: — Нет в облике благородного куража, тонкой иронии над простецами и дикого аэрического вдохновения.

Егор хмыкнул и покивал, соглашаясь. Да уж, в дороге точно не хватало тонкой иронии и дикого вдохновения. Выжить бы! и то дело.

Хозяин комнаты приволок к письменному столу стулья, достал из холодильника пару банок. И кивнул Егору на стул — садись, мол.

Тот и сел, чего чиниться. Взял банку, вскрыл, отхлебнул. На вкус — кола, только гнали её из свежей ёлки. Да и картинка на алюминиевой банке с деревом: голый высокий ствол и круглая зелёная шапка на вершине. То ли сосна, то ли пальма какая. И надпись наискосок: «Таалвасини — древа силы!».

А Зорко расстарался ради гостя. Нашёл тарелку, насыпал из пакетика жареной лещины. Туда же положил и пару крупных шоколадных конфет с оскаленной мордой медведя на фантике.

Егор ещё хлебнул. Диким хвойным горлодёром пробрало аж до нутра, с первого глотка такого эффекта не было. Пришлось закидываться орешками.

Синеволосый же подтащил стул ближе, присел и наклонился к Егору. Подёргал за рукав и прошептал заговорщицким тоном:

— Слышь! Ты не раскольник, случаем?

— Нет, вроде, — открестился тот. — Я вообще атеист… неважно. Вот те крест!

— А жаль… — вздохнул разочарованно Зорко. — Слышал я, что в ваших краях раскольники живут. И обычаи у них… ну, особенные, раскольничьи. Не как у всех, — и пацан стремительно покраснел. — Девчонки такие. Ну. Сам знаешь.

— Девчонки?

— Ну, без этих, без сложностей. Или врут?

— Ты не мал, случаем, о девчонках без сложностей думать?

— Когда-то ж надо начинать, — пожал плечами синепанк. — Ещё пару лет и начнётся средний курс зелий. А там, сам знаешь, как по мозгам долбает.

Лихо вскрыл банку, надолго присосался, сжал в руке пустую и бросил не глядя в корзину. Покосился на нахмурившегося Егора.

— Погоди. У вас в лесу и с этим не очень?

— Мы предпочитаем естественное развитие. Посконная ирония над простецами и всё такое.

— И как?

— Ну вот, не вымерли ещё, — неловко пошутил Егор и призадумался. К чему бы это отец ему постоянно на девиц намекал? Да и в записке Моржей поминал весьма своеобразно.

— Может и правильно, не знаю. Но мне родичи… прежние родичи… говорили, что без зелий у Моржей никак.

— А Моржи чего говорят?

— Моржи-то? — мелкий нервно хихикнул и оглянулся. — Ты Марковну видел?

— Ага, — Егор непроизвольно дёрнул плечом.

— Ну и вот. Выдаёт раз в месяц сумку с пузырьками и рецепт как их пить.

— И всё? Ты не спрашиваешь — что и зачем?

— Ты Марковну видел? — повторил Зорко и помотал головой. — Я не рискну!

Егор понимающе кивнул. Ну да, такую спросишь. Тридцатидневные курсы повиновения и ежевечерне три удара томиком Гардониуса Эс Эс по хребту, в лучшем случае.

…Ещё с полчаса парни трепались о том и о сём. Егор аккуратно обходил тему раскольников и несложных девиц, не зная, что и сбрехнуть, чтобы не спалиться. А про Моржей старательно умалчивал Зорко; ничего серьезного так и не открыв гостю. Хотя разных мелочей изрядно насыпал, было что Егору позже обдумать.

Распили ещё по банке еловой дряни. Грызли орехи. Заели сосну конфетами.

В общем, кажется, подружились.

Где-то там, снаружи, хлопнула дверь и послышались торопливые шаги. Снова хлопнула дверь, но другая.

— О! Лёха вернулся, — хмыкнул Зорко. — Не в духе.

— Почём знаешь? — уточнил Егор.

— А он вот этак громко к себе уходит только когда злится.

— Чего злится, не в курсе?

Зорко пожал плечами.

— Да вон, Валахыч сказал, что ты близок к главной семье. Нормально, да? А Лёха из боковой. У него на этом бзик, надеется, что его наследником сделают.

— Понятно, — протянул Егор.

— Или, может, из-за сестры. Она плетёт свою штуковину уж половину лета, а примерила только к тебе.

— А чего плетёт?

— Да не знаю я! Сунулся разок посмотреть, она так больно спицами ткнула! До крови!

— Ого! Моя бабушка уж на что не любила показывать недоделанное вязание, но спицами не шпыняла.

— А я о чём?! Нельзя в живого человека железками тыкать! Так ей и сказал!

— А она?

— Улыбнулась. Так выразительно, сразу ясно — в меня тыкать можно! Будто я гуль какой!

— Не, — Егор окинул собеседника внимательным взглядом. Уж что-что, а на зомбей он в фильмах насмотрелся. — Не похож ни капли!

— Вот и я ей сказал!

— А она?

— Спицу показала.

— Суровая.

— Безбашенная! Прямо как Евина Гес Тас! Такая же дура упорная была, — Зорко смял очередную пустую банку и зашвырнул в мусорную корзину.

— Это та, что на картине?

— Ага! К ней местные принцы и таны сватались, а она всем отказывала. Говорит — пробежите вокруг Глазго голышом, я подумаю. Она Старшая, а женихи все из младших родов и на сильный божий дар многим не хватило.

— Понятно, зачем ей слабаки? Или стриптиза хотела на халяву.

Мальчишки захихикали.

— Так чего, пробежался кто-то голышом? — поинтересовался Егор. История чем-то зацепила.

— Не, тогда такое было невместно. Да и сейчас не всяк решится. — отмёл идею Зорко. — Евина Гес Тас знала, что никто не согласится. Чести урон, имя в грязи. Не, нельзя. Из семьи выгонят.

— Тогда что за драка на футболке?

— А это Вардонис, гишпанский магос. Средний-на… не помню на чём. Поклялся, что силой возьмёт в жёны своенравную девицу. Он на город напал, чтобы магиню выманить. Ну и бились они там, один год и один день. Ух, и накрошили! Все предместья снесли, а сколько железных големов поломали — то лишь боги ведают!

— А големы откуда?

— Евина Гес Тас и клепала. Она ж Старшая-на-стали. Да плюс на-сером и на-голубом. Платила городская казна, это ясно. Глазго тогда вольным городом был. Ратуша, Совет достойных, золотые и серебряные пояса, все дела.

— Ага, — произнёс Егор, забросил в рот орешки и добавил: — Вот как.

— Чего?

— Не могла она себе избранника найти без войны и этих голых выкрутасов?

— Может и могла. Да баба же, что с ней взять? — сказал умудрённый возрастом малолетний панк. — Вожжа под хвост и вперёд!

— Может она этого Кабардониса и ждала?

— Вардониса! — Зорко фыркнул. И прислушался.

В гостиной хлопнула дверь и послышались шаги.

Но другие, солидные такие, спокойные.

Вскоре в комнату Зорко заглянул Балашов.

— О чём разговор ведёте?

— О бабах! — громко заявил Зорко и задрал нос.

— А ты чего скажешь? — обратился Балашов к Егору.

Тот помялся и признался:

— О женщинах и любви. О Старших и Средних.

— Ага… — пробормотал офицер. — Ага…

Он придвинулся к Зорко, взял его за футболку, расправил её и всмотрелся.

— Так это…

— Глазго! Я же говорил! — не выдержал пацан. — Даже вон лесной понял!

— И что же ты понял? — спросил у Егора начальник охраны, слегка улыбаясь.

Тот пожал плечами.

— Первый раз слышу про эту историю. Но там воевали Старшая и Средний, так? И Средний выжил, после чего женился на Старшей? Кажется, эта Ева его не очень хотела убить.

— Евина Гес Тас, — поправил Зорко ревниво. — Нельзя коверкать имена Старших. И никакой там любви. Они бились три дня и три ночи! Потом ещё год и один день, разрушили пригороды, река Клайд покраснела от крови и железного ржавья. Вардонису помогла богиня удачи и он победил вздорную девицу, недостойную её ранга!

— И потом на ней женился, на вздорной-то и недостойной? — и Балашов усмехнулся.

— Ну… да, — ответил Зорко и заметно стушевался. — Она ж красавица. Железом, водой и воздухом писаная, чего не жениться? А может и не была такой уж недостойной. Но проиграла Среднему в честном бою!

— Кажется, мне стоит проверить библиотеку, — вздохнул Балашов.

— Это почему?! — синеволосый пацан покраснел и побледнел одновременно.

— Выкинуть оттуда романтические бредни, — припечатал начальник охраны. — Небось, читал Альбеду-Рубеду Эм Там «Любовь, орковь и тридцать три позы в бою»?

— Ну… — признался враз побуревший Зорко и отвёл взгляд. — Не только…

— Вот тебе задание. Найди томик Михеева Ос Вос «Двести историй за деньги про славных героев и две капли правды в подарок». Через три дня перескажешь.

— Что?! Всю книгу пересказать?

— Про Глазго и ещё пару историй. — отрезал Балашов и повернулся к Егору: — Идём.

Тот на прощанье пожал руку Зорко, сочувственно подмигнул и поспешил за учителем-мучителем. Или работодателем? Пожалуй, что так. Пора привыкать, что на один год и один день он тут в командировке.

…Выйдя в коридор, Балашов потянулся, закинул руки за голову, хрустнул шеей и совершенно по-плебейски широко зевнул.

— Что? — хмыкнул он в ответ на удивлённый взгляд Егора. — Думаешь, один ты сегодня не спал?

Тот пожал плечами. Поняв, что Балашов ждёт ответа, высказал то, что со вчера на душе лежало:

— В наших краях снег на улице идёт, а не внутри дома. А у вас иначе. Никто этому «восемь пять» не удивляется. Привыкли.

— Тут ты прав, привыкли. Но спать всё равно хочется, — засмеялся начальник охраны.

— И мне привыкать?

— И тебе, — кивнул Балашов. — Места здесь такие, всякое случается.

— Такое же безумное?

— Если бы. Это не безумное, это так… Не бери в голову. Местные дела, которые тебе знать не стоит. Просто прими как данность, — Балашов хохотнул. — Климат в Москве особенный. Иногда снег в домах идёт. — Он вытащил из кармана бумажку, присмотрелся. — Та-а-ак. Что там дальше по плану?

И Егор влез, пока Балашов не решил куда идти.

— А есть с кем поговорить насчёт зарядки аккумулятора?

— Аккумулятор? Тот, с которым ночью развлекался? Так. С ребятами управились быстрее чем я ждал, минут тридцать-сорок есть. Беги за батарейкой и выходи во двор.

Егор со всех ног бросился за свинцовой батареей. Шарах вчера здорово подрос, но оставался всё ещё довольно мелким. А по сравнению с Боссом генераторов, так и вообще…

Права Куней, электрическая муха, и всё тут. Но если отбрыкаться от рыжей наёмницы, то вечером можно подкормить светящегося иждивенца, без беготни и падений в озеро.

Схватив аккумулятор, выбежал из гостевой, не отвечая на вопросы седого.

Во внутреннем дворе встретился с Балашовым.

Тот кивнул в сторону лестничной клетки в углу.

— Пошли.

Дверь была без замка, что Егора здорово удивило. Заходи, кто хошь. Бери, чо найдёшь. Волочи, чо смошь. Не, понятно, что и пробраться в дом непросто. Не зря Сова в комнате охраны бдит. Да и другие бойцы яишню с салом и бутерброды с сыром отрабатывают. Но всё равно казалось странным: на родине-то всё замками обвешано, включая пути эвакуации от пожара.

Когда-то это точно аукнется, если уже не.

Егора даже передёрнуло от таких мыслей. Важность путей эвакуации отец вколотил в сына едва ли не розгами. Знай своё окружение, включая пути отхода, — требовал он. И время от времени устраивал беготню с Егором по Королёву. А если куда во время путешествий заселялись, обязательно изучали все ходы-выходы.

Балашов эмоцию парня подметил.

— Что кривишься?

— Да вот, входная дверь в дом не запирается, здесь тоже замков нет, — сказал Егор совсем не то, что думал.

— Со входной всё отлично, защита там есть. Если потребуется, она и Старшего элементаля остановит. А там и мы подтянемся.

— А здесь?

— Здесь недоработка, — подозрительно легко согласился начальник охраны, спускаясь по ступенькам. — Прыгнет какая тварь во двор, и всё! Украдёт стряпниц, как жить будем? С голодухи помрём!

При этом весьма нехорошо хохотнул.

Стало ясно, что не всё так просто.

— Но мы это исправим, — и Балашов весело похлопал ладонью по перилам. — Завтра напишешь докладную, я завизирую, и ты с нашим механиком придумаешь как тут все обустроить.

— Я?! Но почему?

— Кто-то же должен этим заняться. Почему не ты?

— Но…

— У клана нет свободных людей, все при деле, — жёстко отрезал Балашов. — Я с тобой нянчусь, и это уже в ущерб клану. Будь самостоятельнее. С лестницей тебе и практическое занятие, и знакомство со специалистами клана. Как по прописи требуется!

Под такие разговоры Егор с Балашовым спустились по лестнице на цокольный этаж. Вышли в коридор, точно такой же широкий, как на первом этаже, но совершенно без отделки.

Голые стены из здоровенных керамических блоков, рыже-красных с чёрными подпалинами, поднимались метра на три-четыре. А там переходили в арки сводчатого потолка, сложенного из кирпичей привычного размера.

В стены, под сводами, вделали толстые деревянные балки. Цельные чёрные стволы, кажется, опалённые на огне, прошивали подпотолочное пространство поперёк коридора. Ошкурёные и даже опиленные под квадратное сечение, но работа грубая, небрежная. Кое-где аж короткие сучки торчат.

Похожие деревянные балки и на первом этаже попадались, хотя там куда как ровнее и тоньше. В чём корень такой разнице и вообще зачем балки при полностью каменном потолке, Егор не понимал. Но раз люди сделали, не поленились, значит и причина есть.

Пониже балок на стенах там и сям виднелись чёрные рога с пузатыми стеклянными шарами, которые тускло светились, бросая жёлтые пятна на кирпич и гранитные плиты пола.

Балашов в коридоре остановился, кинул внимательные взгляды по сторонам.

Насторожился и Егор, не зная чего и ожидать.

В цоколе было сумрачно и тихо, лишь слышалось как в левой части здания что-то негромко, но мощно гудит. Ну и что-то недалеко странно и неравномерно постукивает. Этак «тук-тук», «тук», «ту-ук-шарк», «тук-тук-хрясь!».

После очередного «хрясь» где-то слева за поворотом взгоготали на два голоса.

— Старики-разбойники, — бросил Балашов и мотнул головой: — Топаем!

И буквально через десяток-другой шагов свернул налево, в проход, который наверху вёл бы во внутренний двор. А здесь проход сузился до коридорчика, который вильнул направо и налево и вывел к трём большим дверям, одна из которых, справа, оказалась распахнута.

За дверью открылась взгляду узкая комната с парой кроватей, тумбочек и преогромнейшим количеством высоченных стеллажей. Стеллажный лес вздымался вдоль стен, сплетался на потолке и опускался низкими арками.

Присмотревшись, Егор понял, что комната не так уж и мала. Всяко больше чем у Зорко.

Дело в стеллажах, это они тяжко стискивали пространство. На полках нашлись груды небрежно набросанного железного лома, деревянные ящики, разноцветные картонные коробки, мутные зелёные бутыли, банки из темно-рыжего стекла со стеклянными же крышками, дерюжные мешки, полотняные свёртки и кульки из серой бумаги.

Всё это давило, нависало, грозилось рухнуть и погрести под собой.

Казалось, здесь и вздохнуть-то — великий подвиг. А уж руки расставить и вовсе невозможно, поломаешь. Тут сам воздух казался тяжёлым, тёмным. Тускловатые лампы на потолке не могли разогнать полумрак.

Однако, местным обитателям всё было нипочём.

Они не только организовали стеллажный лабиринт и хаос на полках. Они жили на этом складе. Выгородили место для пары укрытых ширмочками кроватей, принесли стулья, поставили комод и пару тумбочек. А главное — втиснули длинный рабочий стола, над которым развесили аж три лампы и пяток направленных светильников.

Стол завалили грудами пыльных томов, свитками заляпанных жирными пятнами чертежей, записок на клочках бумаги, небрежных эскизов, огрызками карандашей, целыми и сломанными линейками, транспортирами и всяким невнятным барахлом.

Сдвинув в сторону груды вещей и освободив угол стола, двое мужчин азартно рубились в какую-то игру на расстеленной цветастой карте, расчерченной так и сяк. Метали карты, двигали фишки, выдирали друг у друга из рук фигурки. С досады или радости хлопали по столу.

Иногда замирали, хмуря брови и оценивая тактическую ситуацию.

Балашов дождался краткого перерыва, постучал по дверному косяку и спросил:

— Сильно заняты?

Игороки обернулись.

Один из них, поперёк себя втрое шире, не скрывая радости в голосе, рыкнул:

— Хах, Михалч, не дали мне тебя разгромить!

Поспешно вывалил на стол свои фигурки и фишки, шустро перемешал их с активами оппонента и поднялся с табурета. Потянулся во весь невеликий рост, едва ли не ниже Егора, хрустнул бычьей шеей и весело оскалился краснобородой рожей. Рыжина была с изрядной проседью.

— Валах, это кто? — рявкнул он. — Видал сопляка вчера, смешно в снегу барахтался.

И подвигал бочкообразными плечами, разминая. Да и весь он был какой-то бочковой: с тяжёлым телом-колодой, толстыми руками-кадушками и жбаном рыжей кудлатой башки. Вот если взять Балашова, слева от него поставить Егора, справа двух Зорко, то по общей ширине плеч эта композиция могла сравниться с новым знакомцем.

Коряжистый мужик приблизился и удивительным образом навис не только над Егором, но и Балашовым — даром что тот на две головы выше. Подтянул лямки своего затасканного бурого комбинезона с множеством кожаных вставок и деталей, карманов, клапанов, ремешочков и шнурочков. Щелчком сбил набок тронутую ржавчиной каску с прикрученными спереди очками-гогглами.

Да, да, на его голове была каска. С округлым гребнем и квадратной стальной фиговиной с закопченным окошком спереди.

Или пожарная, или шахтёрская, — так решил Егор.

— Знакомься, — сказал Балашов Егору. — это наш оружейник. Мастер-оружейник.

Оружейник шагнул вплотную, двумя пальцами схватил Егора за плечо и пророкотал:

— Я — Торвальд Огневис Жарагг. Повтори.

— Вы — Торвальд Огневис Жараг. — послушно откликнулся Егор и скривился. Плечо будто в тиски зажало.

— Нет, не Жараг! А Огневис Жарагг! Повтори.

— Огневис Жараг.

— Хах. Нет! Ещё повтори!

— Жарагггс! — выпалил Егор. Рука в стальной хватке пылала от боли. — Повторил!

Бочкодемон гулко хохотнул и отпустил Егора.

— Хах. Сойдёт для надземника. Можешь звать меня Гыгыс. Все зовут и ты зови.

— Гыгыс? Это не обидно?

— На подземном языке «Гыгыс» — имя первого из героев нашего Народа. Его при рождении мать об сталагмит случайно ударила. Говорить толком не научился, но с гранитными выползнями рубился на диво знатно. Выползни тоже не ума палата, хах. Но звери знатные, не каждый из Народа справится. А Гыгыс их пачками рубил!

— А вы? — укусил Егор, разминающий ноющее плечо. Свинцовая батарея подмышкой здорово мешала. — Сколько нарубили?

— Хах. Не хами, юнош. Сейчас выползни в Ржавой книге. Убьёшь одного — пол-жизни у сыродутной печи горбатиться будешь. Специально для тебя её и построят, хах.

— Такие редкие?

— В жизни не зырил! У свейцев, вроде, две пары живут, но в наших краях повывели.

— Так, — прервал Балашов. — Воспоминания о славном прошлом отложим. Это Егор, — он указал на означенного, — дальний родич главной ветви. Он теперь живёт с нами. Прошу ознакомить его со всем, но лишнего не говорить.

— Это как?! — озадачилась рыжебородая бочка. — Всё рассказать, но ничего не сказать?

— Ярослав Зайгарович на вас надеется, — веско заявил Балашов и незаметно подмигнул Егору. — Уверен, вы не подведёте.

Повернулся к другому игроку, невысокому жилистому мужчине, затянутому в отглаженный синий комбинезон, белую рубашку и начищенные штиблеты, с золочёными очками на носу. С виду, тому было лет далеко за полсотни, поди и за шесть десятков.

— Егору надо аккумулятор зарядить. Михайлович, поможешь?

Михайлович по-профессорски блеснул узкими стёклами очков и ответил степенно:

— Отчего ж не помочь, дело понятное, подмогнём.

— Ну всё, Егор, — выдал последние инструкции Балашов. — Через часа два обед, после обеда жду в комнате охраны. Здесь сам знакомься и разбирайся.

Махнул рукой и был таков.

Егор, слова не сказав, подошёл к столу и с облегчением брякнул на него тяжёлую батарею. Прямо поверх фишек и карт.

Да просто места другого нет! А вовсе не ради мести за болящую руку.

Помстишь тут! Небось, бочкотарному ироду не заржавеет и за другую руку цапнуть.

Впрочем, рыжебородую лавину занимало иное. Гыгыс уставился на соперника по игре и грохотнул:

— Михалч! Объясни-ка мне! Чего с этим тощебродом делать, хах?

— Учить, — ответствовал тот, разбрасывая блики по комнате. — Лишнего не говорить.

— Да слышал я, слышал, — с досадой бухнул рыжий широкоплеч. — Но как?!

— А тут всё просто, Торвальд. Что в твоём деле лишнее?

— Да как у тебя язык повернулся? — рявкнул бочкодемон. — Хах, в оружейном искусстве нет лишнего! Все мелочи важны!

— Вот и я думаю. А раз нет лишнего, значит, обучить надо всему.

Рыжий аж пасть открыл.

Помолчал. И захохотал.

— За что тебя уважаю, Михалч, так за ясность мысли. Потому и обыгрываю… редко.

— Небось, хотел сказать — никогда? — подколол приятеля очконосец-бликозавр.

— Редко! А всё потому, что разные тут шляются и мешают, хах!

Гыгыс обернулся к Егору.

— Надеюсь, ты крепкий парень, не сбежишь как те.

— Те, кто?

— Ну, те, хах. Или тебе не объяснили?! — нахмурился рыжебородый.

Егор помотал головой. И выпалил:

— Вы ведь гном?!

— Я — из Народа, — с угрозой сказал оружейник. — Запомни. Из Народа.

— Не пугай парня зазря. — вмешался Михалыч и ответил Егору: — Народ разный. Есть гномы, есть другие. Наёмники те, рыжая и здоровяк — тоже из Народа. Вот и Торвальд — гномский квартерон. На три четверти человек, но считает себя из Народа. Обычное дело, ведь гномов чистокровных-то даже в Антарктиде не осталось.

— Та-а-ак, — гулко и страшно протянул потемневший лицом Гыгыс и сжал кулаки-бидоны. — Кажется, сегодня у меня два ученичка! Вот уж проведу урок!