Тамбовский волк

109

Михаил Тухачевский сидел за длинным столом, откинувшись на спинку стула и закинув ногу на ногу. Он проводил у себя в поезде очередное заседание штаба командования и лицо его было мрачнее тучи. Докладывал начальник Оперативного Управления штаба армии Тищенко. Известия были нерадостные.

— На этом участке Юго-Восточной железной дороги антоновские бандиты разобрали несколько вёрст рельсов и шпал и вывезли их в неизвестном направлении. Снова сорваны поставки хлеба в столицу. В коммуне "Луч", близ села Рассказово, сожжено правление, изба-читальня и убиты бандитами все члены коммуны, включая детей...

Тухачевский выпрямился и зло стукнул ладонью по столу.

— Иероним Петрович! — обратился он к своему заместителю Уборевичу. — С Рассказово это происходит вторично. Неужели нам мало одного случая, и мы по нескольку раз будем наступать на одни и те же грабли.

— Михаил Николаевич, проблема в том, что бандитов в Рассказове не было до последнего дня. Мы держали ситуацию под контролем. Но три дня назад связь с селом оказалась прерванной, причина обнаружилась быстро — антоновцы, прежде чем напасть, уничтожили телефонные и телеграфные провода. Меня, однако же, больше беспокоит другое. Мы иногда не предполагаем, куда устремят свой удар бандиты и откуда они при этом выскочат. Антонов же знает о практически каждом нашем шаге, о каждой нашей операции.

— Это говорит только об одном, товарищ Уборевич — в нашей армии у них имеются свои агенты, свои осведомители.

— Значит, необходимо провести тщательную чистку наших рядов, — стукнул по столу Антонов-Овсеенко. — И начать необходимо со штаба.

— Вот прямо сейчас и начнём, — вспыхнул Уборевич. — Если бандиты узнают о том, что мы здесь сейчас планируем, значит, точно — в наших рядах укрылась контра!

— Товарищ Уборевич! — снова взял слово Тищенко. — Вся проблема в том, что бандиты прячутся в лесах, как волки, а в сумерках вылезают, делают своё подлое дело, и снова прячутся.

— А вы выманивайте их из леса, — возразил Тухачевский. — Вон, как комбриг Котовский Матюхина. Или травите сволочей газом.

— Но мы даже не знаем, сколько их.

— Так узнайте, чёрт возьми! — снова хлопнул ладонью по столу Тухачевский и встал, пройдясь несколько раз по штабному купе. — Кто из нас начальник Оперуправления, а, товарищ Тищенко? Или прикажете нам с товарищем Уборевичем заниматься разведкой, а затем, на основе её данных отдавать вам распоряжения?

Тищенко стоял у вывешенной на стене карты Тамбовской губернии, опустив голову. Пауза несколько затянулась. Наконец, Тищенко поднял голову.

— Товарищ Тухачевский, разрешите мне лично произвести разведку.

— И каким образом вы собираетесь это сделать? — удивлённо посмотрел на него командующий.

— Я полечу на аэроплане. Сверху можно увидеть то, что с земли никогда не увидишь.

— А это не опасно для вашей жизни? — Тухачевский перевёл взгляд с Тищенко на Уборевича, затем на начальника штаба Николая Евгеньевича Какурина, бывшего полковника царской армии, ещё в 1910 году окончившего Академию Генштаба.

— Думаю, что в предложении товарища Тищенко есть рациональное зерно, — поддержал своего подчинённого Какурин. — Для бандитов это будет неожиданно, да и не думаю, что они поймут, для каких целей над ними будет кружиться аэроплан. Уж если они любой автомобиль нынче принимают за броневик, то аэроплана и подавно испугаются.

— Можно рискнуть, — согласно кивнул головой и Уборевич.

— Ну что ж, — Тухачевский снова сел на своё место и, немного подумав, тоже согласился. — Так тому и быть. Завтра я жду доклада по результатам вашей воздушной разведки, товарищ Тищенко.

Всегда после тревожных волнений и совещаний Тухачевский любил уединяться в одном из купе своего вагона, где была его мастерская. Ещё в раннем детстве столбовой дворянин Чембарского уезда Пензенской губернии Миша Тухачевский остался без матери. Его воспитывал отец и, пожалуй, даже больше, чем отец, француженка-гувернантка. Она и старалась привить Мишелю хороший вкус и сделать его всесторонне развитым мальчиком. Ради этого и наняли ему учителя музыки — гувернантке хотелось, чтобы Мишель научился играть на скрипке. Да и у самого мальчика было к этому стремление: рояль казался ему слишком прост, а вот извлекать музыку из скрипки, где не были обозначены лады, и скрипачу следовало полагаться только на свой слух, — это ему казалось большим искусством. Откуда было знать француженке, что скрипка окажется для Миши непосильной. В гневе, он даже разбил ни в чём не повинный инструмент. Однако чуть погодя, словно устыдившись этой своей минутной слабости, он собрал осколки инструмента и попытался их склеить. И, как ни странно, нашёл в этом занятии много прелести. С тех пор это стало его любимым делом: в минуты отдыха он делал скрипки. И, как признавали некоторые музыканты впоследствии, весьма неплохие. Их у него было много. Сам, разумеется, он на них не играл, но любил дарить друзьям и знакомым.

Вот и сейчас, приняв решение о воздушной разведке, но мучимый какими-то сомнениями в успешном её завершении, Михаил Николаевич уединился в купе-мастерской и занялся своим любимым делом — ведь все необходимые атрибуты для этого он всегда возил с собой.

Сборы в разведку были недолгими. Тищенко проверил планшет, надел на голову шлем и залез в кабину.

— От винта! — скомандовал лётчик.

Пропеллер закрутился, самолёт стронулся с места и, после непродолжительного разбега, взлетел. Сверху открывался великолепный вид на тамбовские степи и леса. Какое зелёное раздолье на сотни вёрст вокруг. Погода стояла прекрасная. Тищенко залюбовался пейзажем, даже забыв на какое-то время о цели своего полёта.

— Красота какая! — крикнул он лётчику.

— Что? Не слышу, — слегка повернул голову лётчик.

— Я говорю, красиво-то как! — ещё громче, перекрикивая шум мотора, повторил Тищенко.

— Это верно! — согласился лётчик.

И тут впереди замаячило какое-то селение, раскинувшееся недалеко от леса и какой-то небольшой конный отряд.

— Что за селение? — тронул лётчика за плечо Тищенко.

— Загрятчино, — повернув голову, чтобы его лучше было слышно, ответил лётчик.

Тищенко раскрыл планшет, вынул карту, достал карандаш, поводил им по карте, сделал отметку и снова глянул вниз. И вдруг мотор аэроплана как-то странно заурчал, зафыркал, сама машина несколько раз качнулась вниз-вверх, словно проваливаясь в некую воздушную яму.

Пилот замотал головой.

— Что случилось? — встревожился Тищенко.

— Надеюсь, ничего страшного, товарищ командир.

Самолёт вроде бы успокоился и они продолжали полёт. Тищенко даже заметил посреди леса антоновский лагерь с суетящимися людьми и конями.

— Вот, где, сволочи, обосновались, — заговорил сам с собой Тищенко, ориентируясь по карте и делая в ней отметки карандашом.

Но тут снова самолёт начало швырять в разные стороны и вверх-вниз, мотор заработал с перебоями.

— Товарищ Тищенко, сесть бы надо. На земле посмотрю, что случилось. Не то не долетим.

— Дотянешь до какого-нибудь населённого пункта?

— Постараюсь.

До населённого пункта, однако, дотянуть не удалось. Не желая рисковать, лётчик стал заходить на посадку. Сели в поле. Сзади — лес, впереди — деревня Загрятчино. Тищенко глянул на часы. Без двадцати минут шесть. Лёгкие сумерки покрывали окрестности. Тёплый ветерок освежал лицо. Солнце в такие минуты уже встречается с луной, создавая картину необычной красоты. Тищенко спрыгнул на землю и подошёл к лётчику, копавшемуся в моторе.

— Разобрался, в чём дело?

— Пока ещё нет, товарищ командир.

— А ты поторопись, а то как бы нам с бандитами разбираться не пришлось.

— Нешто я не понимаю.

Тищенко отошёл немного в сторону, вытащил из кармана мятую пачку папирос, достал спички. Закурил. И вдруг откуда-то со стороны леса послышалось лихое гиканье всадников. Тищенко глянул туда и побледнел. К самолёту приближался летучий отряд антоновцев. Видимо, они тоже следили за их полётом и поняли, что с машиной что-то неладно.

— Ч-чёрт! — нервно чертыхнулся Тищенко. — Что там у тебя, Москалёв?

— Кажись, начинаю понимать, товарищ Тищенко. Свечу продую и порядок.

Но Тищенко уже понял, что торопить лётчика бесполезно. Всадники с каждым мгновением были всё ближе. Он достал револьвер и бросился на землю, прильнув к колёсам аэроплана.

— Кончай ковыряться в моторе, Москалёв. Нас окружают бандиты.

Лётчик вздрогнул и поднял голову. Увидев гикающих, размахивающих шашками антоновцев, спрыгнул на землю и лёг рядом с Тищенко.

— И что же нам теперь делать, а?

— Остаётся только подороже продать свои жизни, — хмыкнул Тищенко и взял на мушку ближайшего всадника.

Раздался выстрел. Всадник упал. Выстрелил и лётчик. Однако силы были неравными. Антоновцы кружили на конях вокруг аэроплана, укрываясь от пуль, до тех пор, пока не поняли, что у красных закончились патроны. Затем спешились и приблизились к лежавшим на земле противникам.

— Ну что, товарищи комиссары, сломался ваш ероплан? — спросил один из антоновцев.

Раздался взрыв хохота.

— Ну, конечно, кони, они надёжнее.

— Достаньте их! — приказал командир антоновской роты.

Шестеро дебелых партизан нырнули под аэроплан и, после непродолжительного сопротивления, худых и невысоких Тищенко и лётчика вытащили на поляну и поставили их на ноги.

— Ну-ка, что у него там в планшетке?

Тищенко пытался сопротивляться, но ему быстро заломили за спину руки, да ещё надавали тычков. Один из шестерых сорвал с плеча Тищенко планшет и подал своему командиру, огромному, двухметровому детине с заросшим до самого лба лицом, с огромными, со штыковую лопату ладонями. Это был Иван Матюхин, только-только пришедший в себя после ранений, полученных в схватке с Котовским. Он развернул карту, поводил по ней пальцем, понимающе покивал головой и посмотрел на Тищенко.

— Понятно! Я-то думал, они просто на ероплане катались, а они выслеживали наших товарищей.

— И что с ним делать, командир?

— Можно, мы ему на спине красную звезду вырежем?

— Или пятки отрежем, чтобы боле не то что летать, ходить не мог.

— Ты кто такой? — обратился Матюхин к Тищенко.

Тот молчал, уставившись в землю.

— Не иначе, красный командир, — предположил антоновский командир. — Ну-ка, мужики, пощекочите ему шашками бока.

— А, это мы завсегда, — обрадовались антоновцы, державшие Тищенко, и стали тыкать в его тело клинками.

Гимнастёрка Тищенко тотчас же побурела от крови, сам Тищенко лишь слегка застонал и тут же прикусил губу. Один из антоновцев изловчился и отсек Тищенко подошвы сапог вместе с пятками.

— И этого тоже, — кивнул на лётчика Матюхин.

— Меня-то за что, мужики, — стал извиваться ужом лётчик. — Моё дело маленькое, мне приказали, я полетел.

— Молчи, сволочь! — крикнул Тищенко.

Но антоновцы уже вошли во вкус. Они стали тыкать шашками и в лётчика. Затем содрали с Тищенко гимнастёрку и, под шумные одобрительные возгласы, один из них стал вырезать ножом на спине у Тищенко звезду. Тот застонал и едва не потерял сознание.

— Ты кто есть таков? — повторил свой вопрос старший антоновец.

— Начальник Оперативного Управления штаба командующего Тамбовской армией. Если товарищ Тухачевский узнает о ваших издевательствах надо мной, он вас всех уничтожит.

— Ой, запугал, — хмыкнул ротный. — Авось, не узнает!

— Каку птичку поймали! — удивлённо закачал головой один из антоновцев.

Наконец, Тищенко потерял сознание, обмяк и опустился на колени. Совсем упасть на землю ему не давали державшие его за руки антоновцы. Матюхин спрыгнул на землю. Подошёл к Тищенко, присел перед ним на корточки, поднял за волосы голову и внимательно посмотрел в его окровавленное лицо.

— Вам всё равно скоро конец, — выдавил из себя, давясь кровью и слюной Тищенко. — Советскую власть вам не победить.

Антоновец встал, отпустил волосы Тищенко, вытащил из ножен саблю и резким взмахом отрубил ему голову.

— А с этим что делать, Сергеич? — кивнул на лётчика один из антоновцев.

— То же самое, — махнул рукой Матюхин. — Зачем он нам нужен.

— Не убивайте меня, — закричал лётчик. — Я починю аэроплан и ещё пригожусь вам.

— А зачем нам, лесным людям, твой ероплан? — вскакивая в седло, спросил Матюхин, поигрывая серебристым пистолетом, который конфисковали его люди у лётчика.

И, не дожидаясь ответа, повернул коня в сторону леса.

— Кончай его! — сказал своему товарищу один из державших лётчика.

Тот взмахнул шашкой и голова лётчика откатилась к самым шасси самолёта.

Через несколько минут антоновцы скрылись в лесу.