В Абакумовской волости Тамбовского уезда 9 августа был арестован житель села Гладышево Михаил Коньков за провокационные заявления по отношению к Временному правительству и пропаганду большевистских идей.
Унтер-офицер гвардейского егерского резервного полка двадцатилетний Александр Головачёв 9 августа прибыл из Петрограда в отпуск в родное село Гладышево. Как водится в таких случаях, земляки пришли с расспросами про столичное житьё-бытьё, про новую власть, про Керенского и немцев. Особенно обрадовался приезду своего друга детства Степан Куксов. Пригласил Головачёва к себе в дом. Но в саму избу не зашли, остановились у калитки. В это время проходили мимо земляки-односельчане и их ровесники Егор Мамонтов с Михаилом Коньковым, также нынешним питерцем, рабочим Путиловского завода.
— Здорово, служивый! — улыбнулся Мамонтов, радостно обнимая солдата.
— Здорово, Егор! Здорово, Михайла. Как вы тут живёте-можете?
— Можем помаленьку, — хитро сощурился Мамонтов.
— Разве ж это жизнь? — хмыкнул Коньков. — Ты же знаешь, Шурка, что в Питере смута. А всё из-за Временного правительства. Нельзя ему доверяться, и нельзя верить таким министрам, как Керенский и Чернов.
— За что ж ты на них взъелся? — удивлённо спросил Куксов.
— Как же! Они ж все буржуи, только рядятся в холопьи шкуры. Они неправильно поступают и ведут нас всех к гибели. Менять нужно такое правительство.
— Хорошо, если мы сменим новое правительство, и что же у нас тогда получится? Полная разруха. Так давай менять одно правительство на другое, — возразил ему Головачёв. — На фронте будет недовольствие и мы тогда совсем погибнем.
— А не погибнем, коли выберем кого надо.
— Кого же надо?
— А большевиков.
В это время к спорившим землякам подошли братья Егора Мамонтова Иван и Кузьма. Остановились, стали вслушиваться в разговор.
— Ты, товарищ, неправильно говоришь. Они же не хотят воевать с немцами. Ежели шагать по вашим программам, то придут немцы, заберут всё и будут властвовать над нами.
— Зато с немцем лучше будет жить, — пожал плечами Коньков.
— Если бы ты побывал в окопах, то не говорил бы этого, — возмутился Головачёв.
— Я не был на позициях, и не буду. И служить тоже не собираюсь. Всё равно к власти придёт Ленин, а Керенского и Чернова убьют. Тогда мы возьмём землю и наведём в стране порядок.
— Но вы же ходили в наступление на буржуев в начале июля, — вступил в перепалку Егор Мамонтов. — Почему же ни одного буржуя не избили и казаков не побили?
— Зато мы порвали на Чернове костюм, — с удовлетворением произнёс Коньков.
Действительно, 3-5 июля настроенная антиправительственно толпа агрессивно набросилась на вышедшего к ним министра земледелия эсера Виктора Чернова и в порыве манифестации порвала ему костюм. Это, пожалуй, был наибольший ущерб, который понесло Временное правительство во время этих событий.
— И за что же вы порвали на Чернове костюм? — поинтересовался Куксов.
— За то, что Чернов присоединяется к буржуазии. Большевики говорят, что крестьянам нужна земля, и эту землю нужно отобрать у буржуазии, а Чернов с этим не соглашается.
Такие слова мужикам не понравились. Расстались они, не попрощавшись. К тому же, братья Мамонтовы заглянули к своему старшему брату, Павлу, служившему в милиции и пожаловались на Конькова. Тот же взял с них письменные показания и доложил обо всём уездному комиссару Одинцову. Тот пустил дело по инстанции. Конькова арестовали. Судебный исполнитель открыл 25 августа дело по статье 403 Устава Уголовного судопроизводства. Конькова допрашивал судебный следователь 4-го участка Тамбовского уезда. Естественно, Коньков себя виновным не признал.
— Я не призывал к неповиновению Временному правительству, — доказывал следователю Коньков. — Я не говорил, что не следует идти в солдаты и что сам я не пойду на военную службу. Я не говорил о смене настоящего правительства, как состоящего из буржуев, я не говорил, что следует следовать призыву Ленина, а также я ничего не говорил об убийстве Керенского и Чернова. Разговаривая со своим односельчанами, я только высказывал свой взгляд на настоящее положение. Не принадлежа ни к какой партии, я только говорил, что самая справедливая и самая лучшая партия — большевиков, за которой идёт весь Петроград. Я им рассказывал про революцию 3 июля, в которой я сам участвовал против Временного правительства. Я говорил действительно, что господство Вильгельма лучше, но это я делал сравнение с бывшим царём Николаем.
Следователя не удовлетворили ответы Конькова и он выписал постановление, согласно которому мерой пресечения Конькову избрал залог в сумме 300 рублей, до предоставления которого Конькова заключить под стражу в Тамбовскую тюрьму.
Однако откуда у простого рабочего такая сумма. Ведь в то время за 300 рублей можно было купить неплохой дом, крытый железом. Но история сыграла за Конькова: 31 декабря 1917 года товарищ прокурора, большевик Лебедев пересмотрел это дело и решил прекратить его производство за отсутствием состава преступления, с отменой принятой против него меры пресечения — залога в сумму 300 рублей. Михаил Коньков вышел на свободу и тут же предложил свои услуги уездным властям.