31


Фома Рябой наконец получил короткий отдых. 18 августа церковный праздник, который ещё по старинке отмечал русский народ. Потому и работы в губернском комитете по продовольствию не было. Решил съездить к себе на родину — в село Пичаевку — с тем, чтобы уже на следующий день, с утра, заехать в Моршанск, где у него с недавних пор появился собственный дом. Но едва он успел раздеться, как в дверь постучал его помощник, молодой парень Михаил Коньков, несколько месяцев при власти эсеров в Тамбове отсидевший в тюрьме за большевистскую агитацию.

— Что случилось, Коньков?

— Фома Авдеич, в селе Алгасово наши пулемётчики в количестве трёх человек и одного пулемёта захвачены и обезоружены кулаками, и не известно, в каком они положении находятся.

— Погоди, Коньков, — удивлённо перебил своего помощника Рябой. — Что значит захвачены и обезоружены. Никаких пулемётчиков в Алгасово я не посылал, и даже не знаю о посылке таковых.

— Но не могли же они сами туда податься?

— За мной, Коньков! — Рябой напялил на голову кепку и выскочил во двор. Коньков за ним.

Они прибежали в уездный комиссариат продовольствия. С ходу проскочив в приёмной мимо секретарши, Рябой ворвался в кабинет к комиссару, который о чём-то беседовал со своим помощником.

— Товарищ Петухов, кто дал команду отправить в село Алгасово продотряд?

— Ты что шумишь, товарищ Рябой? — спокойно произнёс Петухов. — У меня вообще-то совещание с товарищем Акименковым.

— Какое, твою мать, совещание, когда в Алгасове разоружили наших пулемётчиков.

— Успокойся, товарищ Рябой! Я никуда никого не посылал, — Петухов глянул на своего помощника.

— Я тоже, — пожал плечами Акименков.

— Я не посылал, вы не посылали... Они что, сами по себе поехали в это проклятое село? — продолжал кричать Рябой, не в силах совладать с эмоциями.

— Сейчас, минуточку, — Петухов снял телефонную трубку. — Соедините меня с комиссариатом по охране уезда.

Пока уездный продкомиссар разговаривал по телефону, Рябой нервно вышагивал по кабинету, Акименков сидел в напряжении, вслушиваясь в разговор, а Коньков переминался у самой двери с ноги на ногу, разминая в руках фуражку.

— Ну вот, всё и объяснилось, — Петухов положил трубку и глянул на Рябого. — Действительно, товарищи из комиссариата по охране послали в Алгасово продотряд в количестве двадцати трёх человек с одним пулемётом и одним грузовиком. В их числе были и наши три пулемётчика.

— Поднимай карательный отряд. Надо вызволять наших, — рубанул рукой воздух Рябой. — Я сам поеду туда. Коньков, ты со мной.

— Слушаюсь, — выпрямился Коньков.

Спустя два часа карательный отряд был готов к выступлению. Тридцать человек от местного Совета, восемьдесят человек из стоявшего в Моршанске Московского отряда. Во главе встал лично председатель уездной Чека, да Рябой с Коньковым. Отряд на двух грузовиках и верхом на лошадях приехал на место быстро. Остановились, не доезжая до Алгасова версты полторы, прямо в селе Рыбном, на окраине которого поставили трёхдюймовое орудие и четыре пулемёта.

Осмотрев Алгасово в бинокль, командир карателей дал команду огонь. Четыре снаряда, один за другим, проухали над Алгасовым и упали за дальней околицей. Тут же вслед пулемёты прочертили несколько очередей.

— А теперь за мной! — скомандовал председатель Чека.

В село вошли без выстрела. Орудия и два пулемёта остались в Рыбном, вместе с Московским отрядом. В Алгасово направились только местные, моршанские. Напуганные сельчане уже ждали гостей. Впереди толпы стоял председатель сельсовета.

— Собирай сход! — прокричал ему чекист.

— А чё собирать? Все здеся, — председатель сельсовета обвёл рукой толпу.

— Очень хорошо! — председатель Чека осмотрел свой отряд и кивком головы подозвал к себе Рябого. — Это что же здесь за контрреволюция? Где бойцы продотряда и их пулемёт? Кто зачинщик смуты?

Мужики, нахмурившись, молчали.

— Пусть выйдет председатель комитета бедноты, — попросил Фома Рябой. — Есть такой?

— Нету у нас в селе комитета бедноты, — ответил председатель сельсовета. — Мы его распустили.

— То есть как распустили? — не понял чекист.

— А так и распустили, — выкрикнул из толпы один седобородый мужик. — Он неправильно действует по отношению к нам.

— Как это неправильно? Кто это решил? — удивлённо спросил Рябой.

Тут уже закричали все по очереди и наперебой. Рябой с чекистом только и успевали следить за ходом их мыслей. В итоге выяснилось, что контрибуцию собирали в большинстве с самых бедных, с которых и брать-то практически было нечего. Кроме того, они запугивают людей оружием, угрожают прислать красноармейцев, если кто будет противиться. Из реквизированного хлеба комбедовцы гонят самогон и устраивают едва ли не ежедневные пьянки-гулянки. Да и вообще, тот комитет, который мужики разогнали, никем не избирался, а избранных, по протоколу, просто не допускали к работе. Чекист по внешнему виду крестьян пытался понять, кто они, но поскольку шумели практически все, стало ясно, что тут не только кулаки, но и середняки с бедняками возмущены деятельностью комбеда.

— Так, я всё понял, — успокоился чекист. — С вашими комбедовцами мы разберёмся. Приведёте их ко мне, — обратился он к председателю сельсовета. — А теперь я всё-таки прошу указать зачинщиков разоружения наших товарищей из продотряда.

— И вообще, живы ли они? — спросил Рябой.

— Живые, хоша двое ранетые, — выкрикнул седобородый мужик. — В анбаре они сидят, рядом с церковью. Там же, в церкви и поп наш, который и подстрекал нас к контрреволюции.

Красноармейцы направились к церкви. Один из бойцов прикладом сбил амбарный замок. Первым вошёл внутрь Коньков, за ним Рябой.

— Товарищи, вы свободны, — произнёс он.

Чекист с двумя красноармейцами в это время уже находился в церкви. С попом разобрались быстро: взяли за руки и вывели на улицу. За ним выбежала, постоянно крестясь, но не проронив ни слова, его жена.

— Тебя, толстопузый, будет судить революционный трибунал, — пригрозил попу маузером чекист. — Грузи его в машину.

Но тут уже толпа пошла в наступление.

— Не бери грех на душу, комиссар, — просил один из мужиков. — Оставь батюшку в покое.

Красноармейцы тут же окружили чекиста с попом, ощетинившись штыками и отгоняя по-дальше сельчан.

— Бог, он всё видит, дети, — слегка повысив голос, произнёс поп. — На том свете всем всё зачтётся.

— Шагай, шагай, — подталкивал его в спину маузером чекист. — Пока мы ещё на этом свете, решать здесь буду я, — он выстрелил в воздух. — Ну-ка, разойдись, мужики.

Загрузка...