Тамбовский волк

56

Деньги и продовольствие имеют такую привычку, как заканчиваться в один прекрасный день. Но жить же как-то нужно. Для того, чтобы привлекать к себе людей, необходимо было их агитировать, а агитацию без денег проводить невозможно. Да и самим антоновцам нужно питаться и нужно добывать оружие. Не всегда это возможно сделать силовым методом. Вот и вспомнил Антонов дореволюционные времена своей молодости и обычную практику социалистов-революционеров и большевиков (в этом обе партии были схожи) — экспроприацию.

В штабе Антонова разработали сразу несколько операций по изъятию денег из советских госучреждений — в Тамбове, Кирсанове и Инжавине. В разных местах специально, чтобы запутать большевиков и не дать им напасть на след.

Так, в Тамбове неделю с лишним следили за Губернским комитетом по продовольствию, ещё несколько дней потратили на то, чтобы завербовать охрану. Последнее взяла на себя Лизавета: она знала, как найти подход прямо к начальнику охраны. Будучи в своё время секретарём губкома ПСР, Лизавета помнила многие фамилии членов партии. Так вот, начальник охраны был в своё время сочувствующим эсерам. Впрочем, не всё оказалось так просто. Начальник охраны сообщил ей, что касса Губпродкома хранится в железном несгораемом шкафу, вскрыть который практически невозможно, ибо ключи находятся у самого председателя, к тому же только он и кассир знают коды.

Объяснив всё это Антонову, Лизавета едва не заплакала.

— К сожалению, Губпродком отпадает.

Антонов довольно долго прохаживался по комнате, скрестив руки на груди. Он остановился у окна, глянул на улицу. Там была гроза, шёл проливной дождь. Сверкнула молния, прогремел гром. И в этот самый момент Антонова осенило. Он улыбнулся и повернулся к Лизавете.

— Почему это отпадает? И что значит вскрыть невозможно? Всё возможно, Лиза!

Он подошёл к ней, обнял и поцеловал.

— Ты что-то придумал, Александр?

— Конечно! Я в семнадцатом году, когда работал в тамбовской милиции, расследовал одно преступление — ограбление ювелирного магазина некоего Бронштейна. Так вот, у него в магазине тоже был, судя по твоим описаниям, такой же несгораемый шкаф, где ювелир хранил свои драгоценности. Тем не менее, этот шкаф вскрыли. И знаешь, каким образом?

Лизавета молча преданно смотрела на Антонова.

— У воров был специальный аппарат с кислородом, который достигал очень высокой температуры и мог запросто расплавить металл. Так вот, с помощью этого аппарата вор... кажется, его звали Лёнька Зверев, выплавил замок в шкафу и, таким образом, добрался до бриллиантов. Говорят, у Лёньки такой аппарат был чуть ли не единственным во всём Тамбове. Нужно найти этого Лёньку и попросить, купить, одолжить, выкрасть, наконец, у него этот аппарат... Конечно, при условии что ещё живы оба — и сам Зверев, и его аппарат, в чём я не совсем уверен.

— А как же его найти?

— Этим займётся Зоев. Я напишу записочку для Зверева, авось вспомнит меня и не задержит обиды. Мы ведь теперь с ним где-то по одну сторону баррикад.

Зоев действительно нашёл Волка. И тот в самом деле вспомнил Антонова. Волк не был злопамятным, тем более, уважал людей, с которыми вступал в схватку и которые его одолевали в честном поединке. Он согласился дать аппарат Антонову, даже не вдаваясь в подробности — зачем он ему нужен. Однако согласился дать — за деньги.

— И сколько же он хочет? — спросил Антонов.

— Семь тысяч, — ответил Зоев.

— Странные есть всё-таки люди. Ведь понятно же, что аппарат нужен не для того, чтобы в нём разогревать щи, а для того, чтобы вскрыть несгораемый шкаф, в котором хранятся деньги. Значит, денег пока нет. Он не может подождать конца операции?

— Нет! — решительно покачал головой Зоев. — И у него здесь своя логика. Если люди просят какой-то товар, они должны за него сначала заплатить, а потом уже и получить его. Мы же не можем ему гарантировать, что наш экс закончится благополучно? А он не хочет рисковать.

— Ладно, — согласился Антонов. — Придётся идти к Донскому и просить у него ассигнования. Благо, он сейчас в Тамбове.

Донской, разумеется, ассигновал на аппарат семь тысяч рублей из партийной кассы. То, что эти деньги с лихвой окупятся, ни он, ни Антонов не сомневались. Теперь оставалась самая малость — пробраться к несгораемому шкафу, вскрыть его и достать несколько миллионов рублей. Лизавета возобновила контакты с начальником охраны. Тот, в качестве компенсации, потребовал для себя и своих помощников два миллиона рублей и чистые паспорта, чтобы они могли скрыться. Когда согласие Антонова было получено, начальник охраны назначил день и час операции.

Антоновым была составлена группа из восьми человек во главе с Лизаветой. Двое, Фёдоров и Зубков, обученные работе с нагревательным аппаратом и имевшие опыт работы с сейфами, должны были зайти внутрь, к кассе, остальные шестеро, вооружённые наганами, должны были охранять вход и сопровождать нагруженных деньгами соратников до явочной квартиры.

Однако операцию удачно завершить не удалось: Фёдорову с Зубковым не хватило умения обращения с аппаратом, то ли изначально неверно была просчитана толщина стенок шкафа — как бы то ни было, кислорода хватило только на то, чтобы расплавить замок лишь наполовину. Ещё какое-то время взломщики пытались открыть замок своими обычными методами. Но тщетно! Затею пришлось бросить. Лизавета готова была растерзать таких неумех. Но делать нечего, пришлось возвращаться ни с чем.

Впрочем, спустя несколько дней, уже в Кирсанове, антоновцами было успешно ограблено почтово-телеграфное отделение. Всю добычу — сто тысяч рублей — улыбаясь во весь рот от удовлетворения, Лизавета вручила Антонову.

В тамбовском же Губпродкоме начальнику охраны пришлось лично (отводя от себя всяческие подозрения) арестовать дежурных охранников за то, что они не воспрепятствовали ворам, проникшим в кассу.

Третий же подобный случай, с совершенно неожиданным финалом произошёл той же осенью девятнадцатого года в инжавинском отделении уездного комитета по продовольствию.

В то время уезд был на военном положении и в районе Инжавино работал ревком. В тот день был какой-то митинг в Народном доме. И, естественно, вся милиция и члены райкома большевистской партии находились там. В отделении же Упродкома проходило заседание коллегии под председательством председателя Пьяных. В 7 часов вечера в здании Упродкома оставалось человек 15 сотрудников и около 20 крестьян, получавших квитанции за сданный ими продналог.

Время антоновцами было выбрано удачно. Их отряд окружил отделение двумя цепями. Туда пропускали всех, оттуда не выпускали никого. Спустя некоторое время в само здание вошло человек семь, вооружённых до зубов: у каждого было по два-три нагана и браунинга в руках, за поясом или в голенищах сапог, да ещё у каждого за поясом торчало по гранате.

— Руки вверх! — приказали антоновцы всем, кто находился в зале.

Их команду выполнили беспрекословно. После этого двое вошло в комнату, где заседала коллегия, и также скомандовали "руки вверх". Все тут же подняли руки, кроме Пьяных, который автоматически полез в карман, где должен был находиться револьвер. Однако, председателя Упродкома спасло два обстоятельства: его забывчивость (он оставил своё оружие в кармане пальто, висевшем в другой комнате), и его находчивость. Увидев, что Пьяных опустил руки, один из напавших подскочил к нему, взвёл курок своего браунинга и навёл его на председателя с криком:

— Зачем полез в карман?

Покрывшись испариной, Пьяных, тем не менее, быстро нашёлся:

— За папиросами, — ответил он и вынул из кармана едва начатую пачку.

— А, это другое дело! — расслабился антоновец. — Тогда и нас угости.

— Кто из вас казначей? — спросил второй.

— Я! — не стал тянуть с ответом мужчина средних лет с крупными залысинами.

— Финансовый отчёт при тебе?

— Конечно, нет. Кто же носит с собой такие документы.

— Тогда иди за отчётом и пулей сюда, иначе пуля за тобой последует туда, — сострил антоновец.

Казначей исподлобья глянул на Пьяных, затем обвёл взглядом своих товарищей, поднялся и вышел в сопровождении первого антоновца, угостившегося папиросой самого председателя.

Проверив отчёт, антоновцы забрали из кассы все деньги — около миллиона рублей. После чего всех сотрудников и крестьян собрали в одну большую комнату.

— Коммунисты есть? — спросил старший, который и требовал отчёт.

— Я — коммунист! — после некоторой паузы отозвался один из сотрудников.

— В сторону!

К нему тут же подошли двое антоновцев и отвели в дальний угол.

— Ещё коммунисты есть?

Молчание.

— Ты что, хочешь сказать, что тебя, беспартийного, назначили начальником? — обратился старший антоновец к Пьяных.

— Да нет, конечно, я тоже коммунист, — сознался председатель.

Старший кивнул своим помощникам, те подвели Пьяных к первому коммунисту. В конечном итоге нашёлся ещё один, да к тому же, австрийский военнопленный. Всех троих расстреляли.

— А вы все слушайте меня! — обратился старший к остальным арестованным. — Кто ещё будет замечен в пособничестве большевикам, будет расстрелян так же, как и эти. Весь гарнизон Кирсанова на нашей стороне, ревком расстрелян, волисполком и милиция — арестованы. А теперь, мужики, марш по домам и милости просим к нашему Александру Степанычу.

Антоновцы заторопились. Запрягли пару упродкомовских лошадей, забрали все пишущие машинки, настенные часы, кое-какую одежду, даже умывальник с зеркалом (в лесном хозяйстве всё пригодится!), а также продналог, привезённый в этот день крестьянами — пуд соли, полтора пуда сахара, свежее мясо. Всё это уложили на подводу, сами сели на своих лошадей, у которых вместо седел были привязаны подушки, а стремена сооружены из верёвок, и ускакали.

Служащие тут же дозвонились до отделения милиции, милиционеры быстро бросились в погоню, но антоновцев уже и след простыл.

Однако месяца через два, при очередной облаве на Инжавинский лес чекисты напали на стоянку лесных людей. Самих партизан, человек двенадцать, задержать не удалось, зато была обнаружена их замаскированная трёхкомнатная землянка, в которой оказались практически все вещи, изъятые в своё время из инжавинского Упродкома. А кроме того, чекисты ещё и поживились собственно партизанским добром — тридцатью парами солдатских сапог, и таким же количеством винтовок.