В долине Аргуна

Глава тринадцатая

Два всадника торопили своих коней по узкой горной дороге. Серые, с красноватыми вкраплениями, полузавешенные темно-зеленым плющом, скалы неотступно тянулись с левой стороны дороги. С правой — зияло ущелье, по дну которого с грохотом катил свои воды Аргун, неистовый, как сектант на радении. Впереди в сверкании солнца и снега возникали все новые и новые вершины. Возникали — и оставались за спиной.

В одном из всадников читатель без труда бы узнал гуртоправа Заготскота хорошо нам знакомого Сапи, верного мюрида Жумы. Второго же всадника мы встречаем впервые. Это новообращенный приверженец учения святого Жумы, беспорочный Усман, человек с бледным лицом и с горящими глазами фанатика. Ему было лет тридцать пять — сорок.

Когда на дальних вершинах погасли последние отблески солнца, и в небе зажглись первые звезды, когда дорога уже перешла в чуть видную тропу, всадники наконец приблизились к цели своего пути, к тайной резиденции святого Жумы. Откуда-то прямо из скалы к ним вышел человек в маске и, удостоверившись, что это свои, предложил им спешиться, завязал обоим плотной темной лентой глаза и куда-то повел.

Новообращенному Усману стало жутковато. «Возврата назад уже нет, — подумал он. — А впереди — трудный и опасный путь. Без семьи, без близких людей…»

Но вот они прошли какие-то двери, еще одни, еще… Остановились.

— Развяжите им глаза, — раздался властный голос.

Повязки пали — перед ними стоял сам святой шейх.

— Ассалям алейкум! — в трепетном порыве воскликнул Усман.

— Ва алейкум салям! — с достоинством ответил Жума и заключил новообращенного в свои объятья.

Сапи удалился. Хозяин пригласил гостя занять место в удобном низком кресле, сам сел в такое же кресло напротив, и беседа потекла.

— Я счастлив видеть вас в добром здравии, — почтительно сказал Усман, — после всего, что случилось!..

— Да, действительно! — улыбнулся Жума. — Пришлось кое-что пережить, пришлось и поволноваться. Кольцо вокруг меня сужалось неумолимо. Но аллах не оставил нас своей милостью. Благодаря его промыслу нам удалось буквально в последний миг ускользнуть, и вот мы здесь — в тиши и в полной безопасности. Однако не следует думать, что мы озабочены лишь спасением самих себя, что мы порвали связь с внешним миром. Наоборот, мы сделали эту связь еще более надежной и гибкой.

Жума встал, подошел к укрытой занавесом стене и где-то в углу нажал едва заметную кнопку. Занавес раздвинулся, и перед изумленным Усманом предстало множество телевизионных экранов.

— Наши скрытые телекамеры, — сказал Жума, — сейчас установлены во всех ключевых пунктах района. Вот на этом экране мы можем видеть все, что происходит в кабинете одного ответственного работника, на соседнем — зрительный зал районного Дома культуры, рядом — районный вытрезвитель.

— Вытрезвитель? — переспросил новообращенный.

— Разумеется, — пожал плечами святой шейх. — Это одна из самых горячих точек района. Третий экран дает нам наибольшее количество самой ценной информации. Вот, пожалуйста.

Жума включил третий экран. Через несколько секунд появилось изображение человека, в унылой позе сидящего на скамье. Святой шейх объяснял:

— Перед нами камера вытрезвителя. Правда, сейчас ничего интересного мы не наблюдаем. Рядовой нечестивец, которого мы видим, вероятно, уже прошел соответствующую санитарно-гигиеническую обработку и находится в обычном для данной фазы состоянии мировой скорби. Как ты думаешь, кто этот человек?

— Откуда же мне знать, о почтеннейший! — молитвенно сложил руки Усман.

— Я, разумеется, тоже не могу назвать имени этого человека, — презрительно усмехнулся Жума. — Но я абсолютно уверен, что это кто-нибудь из активистов антирелигиозной пропаганды.

Вдруг человек на скамье зашевелился, встал и пошел на камеру, установленную, как видно, где-то над входом. Через несколько секунд лицо его стало видно совершенно отчетливо: лягушачьи глаза, утиный нос, ослиные уши, лошадиные зубы, бычья шея… И хотя он был наголо острижен, Жума тотчас узнал его: это был Бирка!

— Негодяй! — закричал, как резаный, святой шейх. — Он уже давным-давно должен быть с ответственным заданием в Сочи, а вместо этого все еще в вытрезвителе. Кезилг уже успел съездить за океан, а он… Мерзавец! Прокляну! Отлучу! Посажу на кол!

Святой шейх выключил экран, задвинул занавес, подбежал к письменному столу и нажал кнопку звонка. Вошел секретарь Мусост.

— Бирку — живого или мертвого — ко мне!

— Но он в Сочи, о повелитель, — покорно склонил голову Мусост.

— Он в районном вытрезвителе. Надо его оттуда выкрасть!

— Будет сделано, — сказал секретарь и удалился.

Жума встал из-за стола и несколько раз прошелся по кабинету из угла в угол, успокаиваясь. Потом заговорил:

— Аллах до поры до времени оставляет нечестивцев в покое на грешной земле, но лишь для того, чтобы на том свете покарать сразу за все…

— Воистину так! — поддакнул новообращенный.

— Но оставим это. Я призвал тебя, Усман, в эту священную обитель верного слуги аллаха затем, чтобы через тебя передать слово пророка тем правоверным района, где ты живешь, которые еще способны это слово воспринять.

— Да возвысит тебя за это аллах! — благодарно воскликнул Усман.