Приходченко вошел в свой кабинет и растворил окно. Утренние запахи зрелого кавказского лета заполнили директорское обиталище. Казалось, и письменный стол, и арифмометр на нем, и шкаф с бумагами, и каждая бумажка на столе и в шкафу — все вместе с директором вдыхало эти запахи и хотело блаженно воскликнуть: «Ах, как хорошо!»
Постояв немного у окна, подышав свежим воздухом, полюбовавшись на далекие горы, Приходченко сел за письменный стол: его ждали дела. Все утро он подписывал бумаги, отвечал на телефонные звонки, беседовал то с агрономом, то с механизаторами, то с какими-нибудь еще посетителями.
Часов в одиннадцать, когда наступило относительное затишье, к директору вошла счетовод Тамара.
— Вы слышали, Савелий Лукич, новость? — таинственно спросила она.
— Что ты имеешь в виду?
— Как, вы ничего не слышали? О Салмане?
— А что о нем можно услышать? Что он замечательный ремонтник-рационализатор? Что у него золотые руки? Это мне известно давно.
— О, да! Рационализатор он превосходный. Добился того, что одним ударом укладывает троих. И ручки у него золотые. То эти ручки тянутся к Саше, то к Тумише, то к Мелиже…
— Перестань болтать! О его драке с Бахазой я знаю. Тут он не виноват. А насчет женщин — враки.
— Враки? Это я-то вру? Да знаете ли вы, что он, кроме того, всю ночь бегал по аулу и стрелял в женщин, стариков и детей? А вы, директор совхоза, спите и ничего ие слышите!..
— В каких детей он мог стрелять, если все дети ночью спят?.. Иди-ка, милая, лучше займись своей работой.
Тамара резко повернулась и с негодующим выражением на спине вышла.
Через несколько минут без стука дверь распахнул Ханбеков. Его первыми словами были:
— Слава аллаху! Наконец-то все в порядке…
— Разобрались! — радостно воскликнул Приходченко.
— Разобрались!
— Мне с самого начала было ясно, что парень ни в чем не виноват.
— Конечно! — охотно согласился Ханбеков. — А то, что он любит деньгу — кому до этого какое дело.
— Любит деньгу? Впервые слышу. По-моему, не больше, чем все мы.
— О, господи! Ты слышал, что о нем говорят? Не поймешь, где правда, где сплетни…
— Говорят, что он утопился.
— Не может быть! — Приходченко вскочил.
— Да ведь говорят же. Трупа, правда, не нашли, но нашли на берегу его пиджак и один ботинок. Мне рассказывали, будто он обесчестил в одну ночь четырех достойных женщин — Тумишу, Мелижу, Халипат и Унисат. Потом хотел их застрелить — Унисат, Халипат, Мелижу, Тумишу. Но ему не удалось, и вот он бросился в пучину Аргуна — другого выхода у него не оставалось!
— Но это невероятно! — Приходченко удрученно плюхнулся опять в кресло. — Каковы причины такого буйства? Он всегда казался вполне нормальным парнем.
— А, в том-то и дело — казался! Но достаточно было малейшего толчка — племянница Казуева не ответила ему взаимностью — как в человеке проснулся зверь. Впрочем, во всем этом разберется следствие. Ведь я пришел к тебе совсем не за этим. Я пришел сообщить, что едет начальство из обкома и что к этому надо подготовиться должным образом. Ну, ты понимаешь как. Чтобы везде и во всем полный ажур.
Приходченко был убит слухами с Салмане, но все-таки, когда Ханбеков на прощанье пожал руку и направился к выходу, он встрепенулся:
— Постой! Это ты о матче сказал «все в порядке?»
— Да, матч будет проходить в Рейкьявике, начнется второго июля.
— Вот съездить бы! — вырвалось у Приходченко.
— Только директора животноводческого совхоза там и не хватало, — Ханбеков распахнул дверь и вышел.
Сату Халович не спешил в свой служебный кабинет. Там телефонные звонки, посетители, а ему хотелось сейчас кое-что обдумать в тишине и покое. Поэтому он пошел в совхозный парк, выбрал там аллею погуще, уголок потенистей и опустился на скамью.
Но едва он сел, как вдруг перед ним, словно из-под земли, появились Бирка и Сапи.
— Салам алейкум, Сату Халович!
— Вы? И оба? — изумился Ханбеков. — Я думал, что ты, Бирка, еще в Сочи.
— Только что вернулся.
— Ну и как? Видел Спасского? Говорил с ним?
— Видел. Он подготовился к матчу великолепно и совершенно уверен в победе.
— И ты думаешь?.. — Сату не знал, врет Бирка или говорит правду.
— Обо всем этом я расскажу потом. А сейчас мы пришли к тебе, чтобы посоветоваться о наших собственных делах. Местечко ты выбрал подходящее.
— Я ничего не желаю слышать о ваших делах! — Ханбеков побагровел от гнева. — Вы городите одну глупость за другой, и я устал вам помогать да выручать вас. Что вы натворили с этим Салманом? Инсценировка изнасилования! Болваны! Подняли пальбу на весь район… Ослы!
— Не надо, дорогой, нервничать, — рассудительно вступил в разговор Сапи. — В наших действиях порой действительно бывают кое-какие шероховатости, но мы так долго и нежно дружили с вами не затем, чтобы вы бросили нас в трудный момент. Мы имеем право рассчитывать, что вы, как и раньше, выручите старых друзей из беды. Времена трудные, но если мы согласуем свои действия…
— Я не хочу вас больше знать! — резко махнул рукой Ханбеков. — Делайте все, что хотите, но только без меня!
— Не горячись, — Бирка положил свою тонкую волосатую руку на плечо председателя. — Сейчас речь идет о сущем пустяке. Надо лишь, чтобы милиция признала действия Салмана и наши действия мелким хулиганством. Если он жив…
— Да, он жив!
— Тем лучше. Мы прикончим его в другой раз, а пока пусть его оштрафуют.
— Его? А вас?
Сапи положил руку на другое плечо председателя:
— Слушайте, Затухалович, неужели вы так низко пали, что уже считаете возможным штрафовать верных слуг Пророка?
— Нет, нет, он прав, — торопливо вмешался Бирка. — Пусть оштрафуют и нас, тебя, например, Сапи, как одного из участников всей этой истории.
— Меня? С какой стати? Я спасал честь женщины!
— Если я буду слушать вашу глупую болтовню, — Ханбеков сделал попытку стряхнуть руки собеседников со своих плеч, но это ему не удалось, — то завтра же вместе с вами окажусь за решеткой и не смогу следить за матчем Спасский — Фишер. Нет, с меня хватит. Кормите тюремных блох сами!
Мюриды помрачнели и медленно опустили свободные руки в карманы.
— Во-первых, — сказал Бирка, — у тебя искаженные представления о наших тюрьмах. Советские тюрьмы лучшие в мире тюрьмы. В них вовсе нет блох, но зато есть шахматные кружки. Там нередко устраиваются матчи, например, между командами растратчиков и взяточников. В связи с предстоящим матчем на первенство мира шахматная жизнь, вероятно, там еще более оживилась. И газеты там получают. Даже «Советский спорт» и «64». Так что, у тебя была бы полная возможность следить за матчем… А во-вторых, — оба мюрида выхватили из карманов ножи, — довольно разговоров, Затухалович. Ты будешь нам помогать, как и раньше.
Ханбеков побледнел и съежился.
— Ах, так? Угрожаете? — пролепетал он.
— Не только угрожаем, — сказал Бирка, — но и в любой момент можем привести свою угрозу в исполнение.
Он подбросил свой нож и ловко поймал его:
— Итак, почему ты заговорил о решетке? Есть какие-нибудь плохие новости? Нам что-то угрожает?
— Уберите свои поганые ножи, и я вам все расскажу.
— Хорошо, пока уберем.
— И снимите руки, божьи будильники.
— Сняли.
— Так вот, обстановка катастрофически ухудшилась. Салман, на которого вы истратили целый ящик патронов, находится сейчас в Грозном. Там же по пути из Москвы на несколько дней остановился и Казуев. Они уже встретились…
— Откуда тебе это известно?
— Была передача по телевидению, — усмехнулся Ханбеков, — а вы, божьи секундомеры, проспали ее.
— Перестань злословить. Дальше!
— А дальше еще интересней: в Грозном находятся также некоторые ответственные товарищи из Москвы, они направляются не куда-нибудь, а именно в Малхан-ирзе и Тийна-эвл.
— Остогпируллах! — воскликнули мюриды. — Но зачем они едут?
— Зачем? Конечно, затем, чтобы посмотреть исторические достопримечательности нашего района. А гидами у них будут Товсултан Казуев и Салман Дешиев.
— Ох, уж эти покажут достопримечательности!
— Я думаю, — с издевательским спокойствием продолжал Хавбеков, — в первую очередь они преподнесут высоким гостям из Москвы такие достопримечательности, как ваша секта и ее глава святой Жума.
— Когда они явятся сюда? — с дрожью в голосе спросил Бирка.
— Казуев и Салман приедут завтра. Приходченко уже послал за ними свою машину. Если сведения, полученные мной, точны, то вместе с ними прибудет сталь любимый в наших краях следователь областной прокуратуры беспорочный товарищ Абуталипов…
— Ах, ведь тоже в свое время ушел у нас из-под носа! — досадливо хлопнул себя по колену Бирка.
— У вас, божьи спидометры, скоро и усы сбегут из-под носа, — снова с наслаждением съязвил Ханбеков.
— А когда приедет начальство из Москвы? — Бирка все искал выхода. К нему вернулись его обычные самоуверенность и наглость.
— По моим сведениям, послезавтра.
Некоторое время все молчали. Бирка встал, прошелся по аллее туда-сюда, остановился против скамьи и тихо сказал:
— А если ни те, ни другие не приедут?
— Как это не приедут? — скривился Ханбеков.
— Вернее, не доедут…
— Что ты имеешь в виду? — насторожился Сапи.
— Мало ли… Вдруг в пути несчастный случай… Дорога в горах крутая…
— Нет, только не это! — горячо воскликнул Сапи. — Я не хочу участвовать в матчах между командами грабителей и мастеров мокрых дел. Даже на первой доске…
— Заткнись! У нас нет другого выбора.
— Но утвердит ли такой план Жума? — спросил Ханбеков.
— Утвердит. Куда ему деваться?.. Я уже все обмозговал. Главная дорога сейчас ремонтируется. Машины ходят в объезд. И там на старой заброшенной дороге около Первой Сюир-Корты есть отличное место для засады…
— Нет, нет, я на это не пойду! — затряс головой Сапи. — Слишком рискованно, слишком опасно. Три здоровых мужика, и у следователя, конечно, есть оружие… Я лучше буду играть в шахматы дома.
— Выслушай до конца, осел, — Бирка презрительно сплюнул. — Риска почти никакого. Дорога там нависает над пропастью, рядом с дорогой — крутой подъем на Сюир-Корту. На горе очень много валунов, они довольно крупные и могут хорошо скатиться вниз…
— Это меняет дело, — несколько успокоился Сапи. — Случайный обвал в горах…
— Только и всего!
— Учтите, — решительно сказал Ханбеков, — я ничего не слышал и ничего вам не советовал. В случае чего, я буду все отрицать. Честно об этом предупреждаю. И вообще я против такого плана. Решительно против, хотя, откровенно говоря, он смел и умен.
— Можешь быть спокоен, — Бирка потер руки. — Проведем дело на уровне мировых стандартов. Тебе не придется ни перед кем отвечать. Пошли, Сапи. Время не ждет.