Через несколько дней глухой ночью спящий аул Тийна-эвл сотряс страшный взрыв. Перепуганные люди в чем попало выскакивали из домов на улицу, бестолково кричали, стараясь узнать друг у друга, что случилось. Над тем местом, откуда донесся грохот взрыва, взметнулось высокое яркое пламя. Хватая ведра, багры, лопаты, жители аула со всех концов побежали туда. Оказалось, что горит дом Тумиши. Необычайно сильное, буйное пламя охватило весь дом, не было видно ни окон, ни двери. Подступиться к дому совершенно невозможно. Пока вызывали пожарную команду, пока налаживали доставку воды, старенький, сухой-пресухой домик сгорел дотла. Через какие-нибудь двадцать минут от него осталась лишь груда золы. Всем было ясно, что в диком пламени погибла и хозяйка.
В скорбном молчании стояли люди, удрученные утратой, которую они не смогли предотвратить. Хорошо еще, что отстояли соседние дома.
— Какая ужасная смерть! — тяжело, как корова, вздохнул кто-то. Все оглянулись. Это был Жебир. — Даже нечего хоронить. Давайте похороним по вайнахскому обычаю хотя бы этот пепел…
Утром весть о трагической гибели Тумиши разнеслась по всему району. Гадали, что могло быть причиной взрыва. Высказывали предположение, что это опять дело рук сектантов. Однако прямых улик не находилось. У сектантов имелось полное алиби: все они в эту ночь отправляли очередной зикир во дворе Жебира.
Похороны были назначены на другой день. Урну с прахом, взятым на пепелище дома Тумиши, установили в траурно убранном Доме культуры. Зал был набит до отказа. Началась гражданская панихида. Прощальное слово сказали Али Сапарбиев, Кесират Казуева, Ханбеков, Салман. Все они говорили возвышенно и проникновенно. Только Салман несколько удивил всех тем, что вместо «прощай» сказал «до свидания».
Предполагалось, что выступление Салмана будет последним. Но когда он сошел с обернутой черным крепом трибуны, к ней вдруг устремился вставший из третьего ряда Жебир. Те, кто руководил похоронами, вовсе не желали предоставлять слово одному из активнейших главарей секты, но что тут можно было поделать! Ведь это похороны…
Жебир поднялся на трибуну, скорбным взглядом окинул зал, подвинул к себе микрофон, хотя он не работал, и пробасил:
— Товарищи!..
— Шакал тебе товарищ, — вдруг отозвалась траурная тишина голосом Тумиши.
Что это? Галлюцинация? Люди не могли поверить самим себе. Они лишь недоуменно переглядывались. Нет, вероятно, показалось. Вероятно, при виде оголтелого сектанта, взобравшегося на трибуну, чтобы произнести траурную речь, все возмутились в душе, и вот это возмущение услышано внутренним слухом каждого.
Жебир тоже слышал голос Тумиши и тоже, как все, решил, что это ему показалось. Он зачем-то постучал пальцем по микрофону. Микрофон молчал.
— Братья и сестры!..
— Осел твой брат, а сестра — змея, — опять тотчас прервал оратора насмешливый голос покойной. Было полное впечатление, что голос раздается из урны с прахом.
Не верить этому было уже невозможно, а поверить — ужасно! Зал оцепенел, все хотели или нового подтверждения невероятного дела, или ясного доказательства массового психоза.
«Сгинь, сатана! Сгинь!» — прошептал про себя Жебир и, решив, что надо говорить быстро, не делать пауз, в которые вклинился бы страшный голос, затараторил:
— Сегодня мы провожаем в последний путь молодую прекрасную женщину, которая еще вчера цвела и благоухала, которую все мы любили, которую мы, верующие люди…
— Сами и укокошили, — мрачно произнесла урна. — Точнее, взорвали и сожгли, сукины дети.
В зале начались какие-то хаотичные движения. Кто-то вставал с места и опять садился, кто-то просил воды, кто-то призывал к спокойствию… Жебир мысленно молился: «Спаси, всемогущий! Не допусти! Вызволи!»
— Все мы гости в этом мгновенном мире, — дрожащим голосом продолжал, однако же, оратор, — но когда безжалостная смерть срезает такой пышный цветок…
— А ну, прочь с трибуны, болван! — гневно и брезгливо сказала урна.
— Правильно! — поддержал кто-то, видимо уже освоившийся с загробным голосом. — Гони его в шею! Регламент!
Бледный, опупевший Жебир послушно сошел с трибуны и направился к своему месту.
— Товарищи! — в полной тишине проговорила урна. — Вы меня, очевидно, уже все узнали. Да, я директор районного Дворца культуры Тумиша Магомаева. Вернее, ее душа. Позвольте мне сказать несколько слов на этой скорбной церемонии. Едва ли кто может лишить меня этого, ведь похороны-то не чьи-нибудь, а мои собственные…
— Чудо! Чудо! — зашептали сектантки-старушки. — Она была святой! Чудо!
— Друзья! — продолжал голос Тумиши. — Вы знаете, что перед смертью люди обычно не врут. Еще меньше причин у них врать после смерти. Поэтому все, что я скажу, это истинная правда.
Все вы хорошо знали покойницу. Она выросла на ваших глазах. Здесь училась, здесь вступала в комсомол, здесь начала свой трудовой путь и здесь, к сожалению, очень неудачно вышла замуж…
— Да, уж с муженьком тебе не повезло, — раздался сочувственный голос из зала. — Любил заложить, сердешный.
— «Заложить» это сказано слишком мягко, — вздохнула урна. — Сегодня с высоты достигнутого я могу честно признать, что мой муж был пропойцей. Он все тащил из дома и даже бил меня.
— Ах, страдалица! — зашуршали старушечьи голоса. — Вот с чего ее святость-то начиналась!
— А кончилось дело тем, — урна даже всхлипнула, — что он спился и умер.
— Знаем, знаем! — отозвался зал.
— Усопшая осталась в очень трудном положении. И вот в этот-то момент около нее и появился Жума Хушпаров, которого кое-кто из вас принимает за святого.
В зале началось шиканье, кто-то крикнул: «Не трожь нашего шейха, покойница».
Послышались звон стекла и бульканье воды. Затем до всех отчетливо донеслось, как душа Магомаевой крупными глотками пьет.
— Между прочим, — сказала душа, как видно отирая губы, — какой у вас регламент? Сколько минут вы мне даете?
— Пять минут! — злобно и решительно первыми выскочили сектанты, почуявшие опасность.
— Десять! — предлагали другие.
— Если интересно будет говорить — не ограничивать! — кричали третьи.
— Действительно! — возмущались четвертые. — Как можно ограничивать человека на собственной панихиде? Давай, милая, крой дальше.
— Спасибо, — поблагодарила вежливая покойница. — И вот, я сказала, появился Жума. Он утешил меня, помог материально, пригрел…
В зале раздались смешки:
— Пригрел!..
— Не спорьте со мной, — пресекла этот шум новопреставленная. — Ведь я была обвенчана с ним по шариату…
— Обвенчана? — прокатилось по залу. — Обвенчана по шариату?
— Да, обвенчана. И тем не менее он ни разу не воспользовался своими супружескими правами.
— Безобразие! — проскрипел немного пришедший в себя Жебир. — Разглашаются тайны интимной жизни святого…
— Заткнись! — воскликнула душа. — Лучше ответь честно, если бы у тебя было такое право по отношению к усопшей, ты бы пренебрег им?
Жебир молчал. В задних рядах кто-то вскочил и возбужденно крикнул:
— Ни за что не пренебрег бы! И во всем ауле нет ни одного мужчины, который пренебрег бы!
— Спасибо, — смиренно промолвила польщенная покойница.
— Но слушайте дальше. Я доверилась Жуме. Я думала, что это добрый и хороший человек. А он и выступавший здесь Жебир опутали меня сетью интриг и самых подлых дел. Я часто помогала им в этих делах, за что, дорогие земляки, горько каюсь перед вами и прошу меня простить.
— Прощаем, прощаем!
— Еще при жизни я хотела искупить вину перед вами. Я решила разоблачить Жуму и всю его секту. Вот тут сидит Ханбеков, он не даст соврать — я ему говорила об этом.
— Говорила, говорила, — закивал головой Сату Халович. — Я только болен был, просил ее подождать, и мы бы вместе пошли куда надо.
— Почувствовав, какие у меня намерения, Жума хотел меня увезти. Но я прямо сказала ему, что порываю с его бандой и никуда, конечно, не поехала. Он исчез. Несколько дней не было о нем ни слуху ни духу. Но вот позавчера я получила по почте посылку. Это был средних размеров чемодан. Сразу, как я пришла с почты, мне позвонил Жума, сказал, что посылку послал он, что в ней драгоценный прощальный подарок. Он попросил, чтобы я сейчас же распечатала посылку, так как ему хочется знать, понравился ли мне подарок. Я открыла крышку чемодана. Там было что-то вроде радиоприемника. Я спросила его, что это такое. «Ты уже открыла крышку?» — спросил он. «Да», — ответила я. «Ну так вот, — засмеялся он, — через двадцать три секунды после этого за измену делу божьих будильников ты, несчастная, погибнешь страшной смертью». Едва он это сказал, как чемодан с чудовищным грохотом взорвался, мое молодое тело было растерзано в клочья, а моя страждущая душа едва успела улизнуть от вспыхнувшего пламени в неплотно закрытую форточку. И вот эта душа перед вами…
В зале поднялся шум. Ничего нельзя было понять. Сектанты кричали:
— Враки! Святой шейх — противник тактики индивидуального террора! Покойница, а врешь! Совесть имей!
— Враки? Противник? — вознегодовала душа. — А кто пытался угробить следователя Абуталипова? Кто сбил валунами машину, в которой ехали Казуев и Салман? Кто стрелял в того же Салмана?.. Если вы сейчас же не замолчите, то я через две минуты появлюсь среди вас и кое-кого из самых громких крикунов утащу с собой на тот свет.
— Попробуй только! — осмелели сектанты. — Милиция-то вот она, родимая, рядом. Эй, сержант!
— Ну хорошо же! — зловещим загробным голосом сказал загробный голос. — Посмотрим, что сильнее — сержант милиции или бессмертная душа!
Это было сказано так, что в зале внезапно воцарилась напряженная тишина. Все не отрываясь смотрели на урну. Ждали… Вдруг погас свет. Через пять секунд он снова вспыхнул и все ахнули: на середине сцены во всей своей роскошной плоти, в неотразимой яви стояла Тумиша!
«Сгинь, сатана! Сгинь! Сгинь! — зашептал Жебир и многие другие сектанты. — Мы же сами видели, как ты сгорела, нечестивая отступница…»
Материализовавшаяся душа Тумиши плавной неземной походкой подошла к микрофону и потусторонним голосом сказала в него:
— Ну, Жебир, — о чудо! Микрофон заработал, — выбирай: или ты признаешься, что вы организовали мое убийство и хотели убить Абуталипова, Казуева, Салмана, или я сейчас же забираю тебя туда! — покойница махнула рукой в пространство и медленно пошла к лестнице, ведущей со сцены в зал, с явным намерением добраться до своей жертвы.
Верхнюю часть туловища Жебира бросило в жар, нижняя часть покрылась холодным потом. Через несколько секунд вся правая часть тела пылала, а левая — коченела. Затем внезапно оледенела верхняя часть, а нижняя — вспыхнула как огонь. И такая смена полюсов происходила каждые три-четыре секунды.
— Я ничего не…
Душа Тумиши подошла к лестнице и спустилась на одну ступеньку.
— Не поддавайся, Жебир, это обман! — крикнул кто-то из задних рядов.
— Какой обман, божьи будильники? — насмешливо спросила душа. — Разве не видел весь аул, как я сгорела в огне? Разве вы все собрались сюда не для того, чтобы меня похоронить? Разве, наконец, то, что вы видите сейчас, не похоже как две капли воды на Тумишу Магомаеву? Так может быть похожа на человека только его душа. Или вы уже не верите в бессмертие души? Тогда честно признайтесь, что вы изменили своей вере и наплевали на ее догматы. Признайтесь или в этом или в своих преступлениях. Другого выхода у вас нет.
Душа сделала еще один шаг, другой, третий… И Жебир не выдержал!
— Да, да! — истерически закричал он. — Признаюсь во всем! Только не трожь меня, исчадье ада! Я хочу жить! У меня жена, дети, индивидуальный огород…
Душа Тумиши демонически захохотала и убежала за кулисы.
Все были в полном смятении. Шум, крик. Кое-где начали бить сектантов. Они выскакивали на улицу, но их догоняли.
Большинство присутствующих были, конечно, очень довольны неожиданным разоблачением сектантов и публичным признанием одного из их главарей, но никто ничего не понимал. Только Салман шел из клуба, довольно посмеиваясь. Лишь он один да сама Тумиша знали подоплеку всего происшедшего.
Тумиша действительно получила по почте подозрительную посылку от Жумы, и он действительно звонил ей и просил вскрыть посылку. Но она не стала ее вскрывать, решила посоветоваться с Салманом. Салман, один из самых технически образованных людей совхоза, сразу определил, что это бомба с часовым механизмом. Она взорвется, если даже ее не трогать. И тогда с целью разоблачения сектантов они и разработали хитроумный план всей этой инсценировки, решив ради успеха дела пожертвовать даже стареньким домом Магомаевых. Тумиша на некоторое время скрылась в городской квартира. А Салман, действуя в глубокой тайне, вмонтировал в урну с прахом маленький громкоговоритель, подключил его к внутренней радиосети клуба, спрятал за кулисами туда же подключенный микрофон, в который Тумише предстояло говорить, и сделал все остальное, что было необходимо.
Сейчас он шел домой и, радуясь успеху, думал в то же время, что история эта может вызвать вспышку религиозного чувства среди жителей аула: ведь они своими глазами видели живую душу! Что ж, тут придется поработать и ему и самой Тумише.